оглядел других лордов, восседавших вместе с королем.
В нем зашевелился гнев. Он поклялся на верность
своему королю, стоял за него до конца и имел право
презирать тех, кто изменил своему сюзерену, как только
его положение пошатнулось. Это были люди корысти,
которых он ненавидел. Дэвид взглянул на Флеминга и
Дугласа, но те отвели глаза.
—
Я готов с мечом в руках выйти против всякого,
кто посмеет назвать меня изменником, особенно если
он, презрев все клятвы, смотрит в ту сторону, откуда
ветер дует. Их нынешним клятвам такая же цена, как и
прошлой.
Это
был
вызов
творимой
несправедливости.
Отчаянно, почти не надеясь на успех, он пытался явить
на свет Божий истину, заклеймить клятвопреступников,
ныне подавшихся в судьи. Он сражался за Якова III,
потому что тот являлся его королем. Разве мог человек,
присягнувший на верность, поступить иначе?
—
Вы, — указал он на Флеминга и Дугласа, — вы
подговорили короля подняться против собственного
отца! Вы организовали подлое убийство бывшего
монарха! И если король не поймет этой простой истины,
если он не покарает вас, в один прекрасный день вы
убьете и его.
Он вновь повернулся к Якову.
153
—
Сир, люди, с такой легкостью раздающие
клятвы, никогда не будут по-настоящему верны вам. Я и
то буду более предан вашей милости, чем они.
Донован взглянул на Якова. Если бы он имел
возможность, то ходатайствовал бы сейчас за Линдсея,
потому что знал цену чести. Сейчас он пытался понять,
о чем думает Яков. Король мрачно взирал на Линдсея,
но тот замолчал, ибо просить о милости ему не
позволяла гордость. В молчаливом уважении смотрели
на него из зала.
Донован собрался было заговорить, когда из ряда
вышел еще один обвиняемый и встал рядом с Линдсеем.
Это был Эрик Мак-Леод. Донован пристально вгляделся
в него. Какое сходство с сестрой! Тот же цвет волос, та
же осанка, та же несгибаемая гордость...
—