невесте, столь несвойственное ему, он жаждал, чтобы та
приветствовала его поцелуем, жаждал обнять ее и
целовать так, чтобы ее страсть соревновалась с его
неистовством. Но Мак-Адам решил, во что бы то ни
стало, скрыть свои истинные чувства.
—
Разве у вас нет служанок, миледи? — резко
спросил он, проходя вслед за ней в комнату.
—
Дел так много, милорд, а времени так мало.
—
Да, скоро наша свадьба. Ты прекрасно
выглядишь, Кэтрин.
—
Что ж, у меня все хорошо, — сказала она,
стремясь голосом выразить холодность. Вспомнив о
сестре, девушка первым делом спросила: — Могу я
поинтересоваться о делах Эндрю? С ним все в порядке?
Если бы Донована полоснули палашом, удар едва ли
получился бы более разящим: на какой-то момент ему
показалось, что ревность и ярость задушат его. Он уже
был готов отдать приказ об аресте Эндрю, и теперь еще
больше утвердился в своем намерении. Англичанин мог
оказаться кем угодно, но одно Донован знал точно: он
не из тех, кто повинуется приказам, а из тех, кто их
отдает.
— Тебя он больше не должен интересовать. Он у
меня на службе, и тебе нечего беспокоиться. Я
прослежу, чтобы с ним обращались так, как он того
заслуживает.
—
Благодарю, милорд.
257
Донован понял, что Кэтрин собирается держаться ним
как можно церемоннее, избегая называть его по имени.
Его невесте приятно было услышать о здравии Эндрю,
но благополучие жениха ее, очевидно, нимало не
интересовало.
—
Не стоит благодарностей. К вам на службу
англичанин не вернется и останется при мне.
—
Но почему? — подняла брови Кэтрин.
Бедняжка Энн после ее замужества оставалась совсем
одна, а теперь ее лишали еще и защиты Эндрю.
—
Почему он тебя так интересует, Кэтрин?
В голосе Донована зазвучало подозрение; еще одно
неловкое слово, и на голову Эндрю мог обрушиться его