как его плоть вновь наполняет ее, и инстинктивно
изогнулась ему навстречу, стремясь к финальному
восторгу, который затушил бы пламя ее желания.
—
Скажи, Кэтрин, что ты желаешь меня, как я
тебя, и чувствуешь то же, что и я. Скажи! —
прошептал Донован.
—
Донован! Не надо...
272
—
Смирись, — почти простонал он, — скажи, что
хочешь меня!
—
Сдаюсь, — прошептала она.
—
Нет, не так...
—
Я хочу тебя! — закричала Кэтрин. — Да,
хочу! Будь ты проклят, я тебя хочу!
Движения Донована приобрели такую силу и
скорость, что ей показалось, что она умирает. Кэтрин
уловила ритм этих движений и, в такт им, сама начала
двигаться. И наконец ее пронзили конвульсии, мощные,
как землетрясение. Кэтрин показалось, что перед ее
глазами вспыхнули миллионы солнц.
Медленно, словно выпивая ее судорожный выдох,
Донован поцеловал Кэтрин в губы; его большие руки
зарылись в ее раскинутые на подушке волосы. Чуть
отстранившись, он лег рядом с женой, продолжая одной
рукой обнимать ее. Они были как одно целое в этот
момент, и слова не требовались. Так они сохраняли
молчание, пока сердца их не вошли в нормальный ритм;
Кэтрин хотелось плакать, но слез не было. Да, она его
хотела
и
прекрасно
помнила
свои
слова,
свидетельствующие о поражении. Более того, Кэтрин
понимала, что, если бы все повторилось, она бы вновь
умоляла его овладеть ею. Лицо у нее запылало от этой
мысли.
—
Что ж, вы выиграли, милорд. — Голос ее
дрожал. — Вы поступили со мной как захватчик.
—
Нет, Кэтрин, я не захватчик, а муж. Ты моя