Глаза Донована угрожающе сверкнули, и он медленно
поднял руку, ощупывая набухающий шрам.
— Хватит двоих, чтобы защитить вас от меня. Ну,
прошу вас подняться в седло. Мы едем в Эдинбург.
Кэтрин оттолкнула руку, которую он предложил ей, и,
ухватившись за верхнюю луку седла, грациозно уселась
на лошадь. Донован крепко ухватил поводья, сел сам на
коня и поскакал рядом с ней.
— Даже если сегодня мы проиграли, — голос
девушки срывался от горя и слез, которые она пыталась
сдержать, — все равно мы никогда не прекратим
борьбу. Вам не удержать власть. Слишком много людей
вас ненавидят.
— Может быть, меньше, чем вы полагаете, —
небрежно парировал Донован.
— Сейчас вы завоеватели, но много тех, кто не
сдастся никогда и ни при каких обстоятельствах.
— Вы говорите про себя, сударыня?
Лицо его оставалось невозмутимым, только губы
искривились в сдержанной улыбке.
— Вам никогда не подчинить меня.
— М-м-м, как я вижу, нам предстоит восхитительное
состязание, — рассмеялся он.
Кэтрин повернулась, чтобы еще раз взглянуть на
человека, гордо восседающего на коне рядом с ней. В
его глазах она уловила странное выражение, смысла
которого не поняла.
— Со временем все переменится, — продолжил он.
— И произойдет это независимо от того, захотите вы
этого или нет.
— Я под арестом?
32
— Я пока еще не решил, как поступить с вами. Но
при следующей встрече, разумеется, позабочусь, чтобы
вы не имели при себе предмет, который мог бы
послужить оружием.
— Я не собираюсь когда-либо впредь встречаться с
вами.
— И, тем не менее, вам придется это сделать, Кэтрин
Мак-Леод, придется, ничего не поделаешь.
В
его
голосе
сквозила
убежденность
и
безапелляционность, как у судьи, выносящего смертный
приговор. Он пустил лошадь в галоп, и ей поневоле
пришлось скакать рядом, — не усмиренный дух