на стражника:
—
Ни звука об этом! Ни теперь, ни когда-либо в
жизни!
—
Конечно. — Стражник отпрянул назад. — Вы
могли бы мне и не говорить этого. Я никогда бы не
поставил под удар леди Энн!
Эндрю вновь повернулся к Энн.
—
Не стоило тебе приходить сюда! Тебе надо
остерегаться,
иначе
у
тебя
будут
огромные
неприятности!
Энн коснулась его руки:
—
Неужели не стоило, Эндрю?
—
Пара слов, и уходи. Ради Бога, Энн, ты же
подвергаешь себя смертельной опасности.
—
Нет, нет, — возразила она. — Я должна была
тебя увидеть, Эндрю, должна, слышишь?
Обе ее руки сомкнулись вокруг его запястья, а
секундой позже легли в огромные ладони. Крейтону
было стыдно за свой внешний вид: небритый, обросший
грязью, в этой мрачной камере, предназначенной для
политических узников. Но он продолжал оставаться
329
сэром Эндрю Крейтоном, а потому держался с чувством
собственного достоинства.
—
Любимая, — сказал он тихо, — ты должна
успокоиться. Не надо волноваться обо мне.
Эндрю ободряюще улыбнулся.
Казалось, не было дней разлуки, и они вновь могли
наедине говорить друг с другом о своей любви. Но ее
последующие слова были для него совершенно
неожиданными:
—
Я пришла, чтобы помочь тебе бежать.
—
Господи сохрани! — прошептал он. — Это
невозможно. Энн, любовь моя, достаточно того, что я
могу, пусть на короткий миг, вновь увидеть тебя.