—
Сам гляди правде в глаза. Ты же меня купил!
Так и не рассчитывай на что-то сверх счета!
Кэтрин с трудом удерживала слезы.
Какой-то момент их взгляды вели безмолвную
схватку, затем, с подчеркнутой любезностью, Донован
заявил:
—
Если на то ваша воля, мадам... я получу по
счету.
Руки его уже схватили Кэтрин, и рот припечатал ее
губы, не давая дышать. Донован обхватил жену за
талию, голова ее откинулась, и она ощутила его горячее,
мускулистое тело рядом, в тоске подумав, почему так
всегда должно быть. Унизительно всякий раз быть
принуждаемой к этому и получать как пощечину
очередное доказательство собственной слабости, когда
первое же его прикосновение пробуждает в ней
чувственный жар...
Донован тяжело дышал, слушая, как сердце бьется в
груди, словно зверь, запутавшийся в чаще. Он
вспомнил, как Кэтрин стонала в такие моменты:
упоенно и бессвязно, — Кэтрин, женщина, способная
сломать любого! Но тут же в его сознании вновь
369
пробудилась мысль об Эндрю, и он потерял над собой
контроль.
Он вновь прижал ее так, что она едва успела
выдохнуть его имя, сжал ее голову ладонями и
поцеловал вновь, жадно и страстно, словно стремился из
глубин ее извлечь и присвоить всю ее сущность, все ее
существо.
Кэтрин пыталась найти слова, чтобы дать ему
почувствовать ее боль и страдания при одной мысли о
том, что он может быть с Дженни; но его серые глаза
вновь
лишили
ее
дара
речи.
Кэтрин
вдруг
почувствовала, что все его разговоры о Дженни не более
чем слова, что любит он ее, и даже отрицать это
смешно.
Тщетно пыталась она бороться с затопившими ее
чувствами, оторваться от его губ... Битва вновь была ею
проиграна, всякий дух сопротивления сломлен. Он
ослабил свою хватку, но ее собственные руки