Теперь до конца жизни я буду носить
напоминание о моем грехе.
Донован продолжал тихо стоять на коленях, пока
Яков расстегивал камзол и приподнимал рубашку. Под
ней, уже успев натереть кожу до крови, были одеты
железные вериги в добрую половину дюйма толщиной.
Донован хмуро свел брови.
—
Сир!
—
Нет, Донован, это до конца жизни останется со
мной как напоминание о преступлении, совершенном по
моей вине, и будет во время молитвы напоминать о
моем грехе. Я не должен, не должен, не должен
забывать об этом ни на минуту...
Мак-Адам ощутил глубокую жалость, но не проронил
ни слова. Яков вновь обернулся к гробу и погрузился в
раздумья. Донован оставался с королем еще два часа; со
звоном колоколов к Якову, казалось, вновь вернулось
ощущение реальности. Оба поднялись с колен и
покинули аббатство.
Две недели спустя Кэтрин вызвала к себе Эндрю.
Войдя, он обнаружил ее стоящей у гигантского камина и
читающей записку. При его появлении она смяла бумагу
и швырнула в огонь, проследив, чтобы она полностью
сгорела.
Эндрю стоял сзади. Он много дал бы, чтобы узнать
содержание сожженного послания: он по крупице
52
собирал сведения, которые могли быть ему полезны, и
сгоревшая записка, возможно, много могла бы ему дать.
Поднявшись с колен, Кэтрин начала ходить по комнате,
о чем-то сосредоточенно думая.
— Что-нибудь стряслось, госпожа? Вести от брата?
— Нет, Эндрю, нет. — Она остановилась и
взглянула на него. — Мне нужно получить разрешение
от короля или этого... проклятого Мак-Адама на выезд
из города.
—
Исключено.
—
Почему же?
— С какой целью? — спросят вас. Ваше семейство
отнюдь не на добром счету у Якова или Донована Мак-
Адама.
— Тем не менее, я должна ехать.
— Куда?
— В Дайрлтон.
Эндрю был в курсе того, что происходило после