на
деле
продемонстрировать, что он, и только он, здесь
победитель. А что зазорного в торжестве победителя? И
вновь его глаза обратились к Кэтрин. Давно разошлись
воины, лошадей куда-то увели. Они стояли одни в
каменном
колодце
двора,
слабо
освещенном
несколькими факелами на стенах. Чуть живая, девушка
попыталась отодвинуться, но Донован удержал ее, и она
почувствовала себя бессильной перед ним.
—
Я бы предпочла темницу, хотя не знаю, что в
ней вы приготовили для меня.
—
Ваше мнение больше ничего не значит, и право
выбирать для вас осталось в прошлом.
—
Почему я должна тут стоять и слушать вас?
Это был уже крик отчаяния, хотя больше всего на
свете сейчас Кэтрин не хотела демонстрировать перед
ним свою слабость.
—
Потому что я так хочу, — холодно парировал
Мак-Адам; если бы она могла знать, каких трудов ему
стоило сохранять эту холодность!
Она повернулась к нему лицом и только тут осознала,
что они стоят, тесно прижавшись; не находя слов для
защиты, Кэтрин отчаянно сжала кулачки и толкнула
Донована в грудь.
Ее мучитель не ожидал нападения и успел получить
еще один ощутимый толчок в грудь, прежде чем
перехватил ее руки. Он был зол на себя. Что можно
требовать от усталой, измученной, напуганной
женщины, и стоит ли осуждать ее за отчаянный отпор?
Несмотря на внешнюю суровость Донована, его
87
переполняло желание нежно и ласково обнять девушку.
Если бы ему удалось найти пару слов утешения, если бы
он мог надеяться, что эти слова встретят понимание!
Впрочем, Донован тут же решил, что нельзя проявлять
слабость в отношениях со своей будущей женой:
схватив ее за руку, он повлек за собой, в свои покои,
расположенные на втором этаже. Они поднялись по
лестнице, прошли прихожую, еще одну комнату.
Донован подтолкнул девушку к дверному проему и