—
Тогда, как узница, я имею, по крайней мере,
право, чтобы меня оставили в покое. Почему я должна
сверх прочего терпеть еще и ваше присутствие?
90
Донован улыбнулся.
—
У вас слишком острый язычок, леди Мак-Леод.
Я вас излечу от этого. И от многого другого. — Он
встал, и у Кэтрин перехватило дыхание, когда он, такой
огромный, наклонился к ней. Он взял ее за плечо и
привлек упрямо сопротивляющуюся девушку к себе. —
Я ваш тюремщик, — сказал он голосом, не терпящим
возражений. — Вы моя узница до тех пор, пока я это
считаю нужным. Величайшая милость, на которую вы
можете рассчитывать у короля — это холодная камера
до конца жизни. Я единственный, кто может помочь
вашему семейству спастись от полного истребления.
Слушайте меня внимательно, Кэтрин. Единственное, что
вам остается, — умилостивить меня, иначе я буду
вынужден вам посочувствовать...
—
Умилостивить вас? — чуть не простонала
девушка. — Это и будет наказанием за верность моему
королю? Никогда!
Донован усмехнулся.
— Нет, тюремная камера не для вас. Пожалуй, я
определю вам другую участь.
Он привлек ее к себе, и ее губы приоткрылись в почти
беззвучном возгласе протеста, но все, что она хотела
сказать, было заглушено его поцелуем. Одной рукой он
прижал к себе ее сопротивляющееся тело, а другой
удерживал сзади голову девушки с рассыпавшимися по
плечам волосами. Она слышала глухое биение его
сердца, и, как ни странно, ее сердце стучало в одном
ритме с ним.
Вначале поцелуй был грубым, испытующим,
требовательным, затем стал мягче, и нежность губ
мужчины окутала ее сознание дурманящим туманом...
91
Но в этот самый миг, почувствовав первые признаки
капитуляции, Донован отпустил ее.
Неопытность и неискушенность Кэтрин стала ясна
для Донована с первого же прикосновения к ее губам, и
в глубине души он был рад этому. Глянув в
разгоряченное лицо девушки, он сказал:
—
Я буду держать вас здесь, рядом с моими
комнатами.