меня к сожительству? — спросила она.
—
Если бы дело касалось сожительства с вами, то
вы давно были бы моей. Боюсь, однако, что речь идет о
вещи более постоянной и прочной. — Она не отрывала
от него глаз, и Донован помолчал несколько секунд,
чтобы до нее дошел смысл сказанного.
—
Брак! — задохнулась она.
—
Именно так, брак!
—
Нет, никогда! Без любви? Нет и нет! Это то же
самое, что взять меня без брака. Я вас не желаю!
—
Никому не интересно, что вы там не желаете.
Подписан указ короля. А что до любви, — он засмеялся
снова, привлекая ближе ее непослушное тело, — жалок
был бы тот, кто влюбился бы в вас, Кэтрин. Вы бы
разбили ему сердце и погубили душу. Нет, я возьму вас
такой, какая вы есть, и любви здесь нечего будет делать.
Надеюсь, и без этого брак будет, по меньшей мере,
волнующе прекрасным.
—
Я никогда не стану вашей женой.
—
Не спешите делать заявления, особенно в тех
вопросах, где слово вам не принадлежит. Через
несколько недель мы будем обвенчаны, а я не из тех
мужчин, которые заставляют жену скучать в
одиночестве в пустой постели. У нас будут дети, и тем
самым сойдет на нет сама мысль собрать бунтовщиков
под знаменами Мак-Леодов.
—
И теперь я в ваших руках?..
120
Глаза ее были наполнены яростью.
—
Я бы сказал — в моих объятиях.
—
Что ж, тогда не ослабляйте хватку и бдите даже
во сне, — сказала она сквозь зубы, — а, вернее всего,
приготовьтесь к бессонным ночам. Если вы меня к
этому принудите, я либо убью себя, либо... либо буду на
каждом шагу изменять вам, и все дети, которых я вам
рожу, будут безродными, нагуленными от отцов, о
которых вы до конца жизни ничего не узнаете.
Злоба сверкнула в серых глазах Донована.
—