клятву перед лицом Господа, стоя рядом со мной пред
алтарем. С этой минуты вы будете по закону моей, и
заверяю вас, что не найдется мужчины, который
рискнул бы наставить мне рога. Это уж поверьте. — Он
уверенно улыбнулся. — Разумеется, я не стану стеречь
вас, как заключенную, но если застану с вами другого
мужчину, то ему это будет стоить жизни. И я без
колебаний накажу вас в случае измены. Чтобы вы знали,
что мое незапятнанное имя и моя честь для меня
превыше всего.
Ему хотелось добавить, что слишком хорошо ее
знает, чтобы поверить в ее способность отдаться
другому мужчине после свадьбы. Донован слишком
доверял ее представлениям о чести.
—
Пустите меня.
—
Может быть... попозже, — сказал он негромко и
прижал к себе так крепко, что она слышала каждый удар
его сердца и ощущала жар его тела. — А теперь
посмотрим, что же меня ждет в браке.
—
Нет... нет, пустите меня. Я вам не какая-нибудь
шлюха!
121
—
Горячитесь, горячитесь, — сказал Донован, —
ведь вам предстоит согревать мою постель. Ну, а
сейчас...
С силой он прижал ее к своему телу, все крепче и
крепче смыкая кольцо своих безжалостных рук. Она уже
не могла дышать, не могла думать, затем его губы
прижались к ее, и страстный, опаляющий поцелуй
пронзил Кэтрин, вытеснив из ее сознания все мысли и
чувства.
Все внутренние барьеры были сломлены, его
прикосновения, вкус его губ, его запах — все
волновало и будоражило Кэтрин; казалось, никого,
кроме них двоих, не осталось во всей Вселенной.
Губы девушки невольно приоткрылись навстречу его
поцелую, а руки сами собой обвили его шею. Все мысли
о том, что перед ней враг, испарились, и она, незаметно
для себя, уступала чужой, неизмеримо более сильной
воле.
Донован отпустил ее столь же резко, как и привлек, и
Кэтрин ощутила мучительный стыд за свою слабость, в
основе которой лежало влечение. Раздавленная
пережитым, она метнулась в сторону, но Донован
стиснул ее запястье, мешая ударить себя.