— Тогда зачем ты пришел? Убить меня раньше срока все равно не можешь, тебе нужны обе луны, и Сол и Муна, чтобы получить благословение Аманды… Что тебе от меня сейчас надо? А вот, кстати, что ты будешь делать, если вдруг я неожиданно умру сама, без ритуала?
— Я все-таки некромант. Думаю, что найду способ вернуть и убить снова. Не могу же я лишить себя такой маленькой радости, как собственноручно вогнать кинжал в твое гнилое сердце.
— Ой как страшно. То есть, если я сейчас шагну с окна вниз, или вскрою себе вены — ты побежишь меня спасать?
— Вскрывай! Аманда очень любит самоубийц. Ты будешь лакомым подарком для нее — первая жрица-самоубийца, — расплылся в улыбке Видар, еще и кинжал свой мне кинул. — Можешь вскрыться и с окна для надежности шагнуть.
— Ну, тогда, пожалуй, прогуляюсь в выходные по кварталам третьего круга, вблизи гильдии убийц.
— Исса, ты на самом деле такая дура, или пытаешься из меня дурака сделать? — Вир развалился на кровати, закинув руки за голову и уставился в потолок. — Мы ведь оба знаем, как умирают жрицы.
— Вир, в последний раз спрашиваю: зачем ты пришел?
— Да так, убедиться кое в чем…
— Убедился? Теперь проваливай! — разозлилась я, спрыгнув со стола и направляясь к двери.
Вир ловко поймал меня за руку и резко дернул на себя. Не удержавшись, я рухнула на кровать. Он ловко перевернулся, подминая меня под себя и фиксируя мои руки в захвате.
— Пусти! — разозлившись, я попыталась сбросить Вира с себя, прожигая его гневным взглядом.
— Прав ааш-ту, горячая ты штучка, жрица, — осклабился Видар, склоняясь ко мне.
Он коснулся губами шеи, оставляя на коже горящий огнем след, куснул за мочку уха, а затем, победно улыбнувшись, поцеловал в губы, слегка прикусив пирсинг и оттянув его. Я пыталась сопротивляться, но таяла под натиском его грубых ласк и таких родных поцелуев, целуя в ответ.
— Кого же ты выберешь, маленькая двуличная шлюха? — жарко шептал он, неожиданно оборвав ласку. — А выбирать тебе придется. Ты же понимаешь, что спасти сможешь только одного. Так кому подаришь свое продажное сердце? Мне или ему?
— Мне кажется, ответ очевиден, — зашипела я сквозь зубы, снова пытаясь вырваться.
— Неужели сможешь убить меня? — Он целовал, перемежая поцелуи с вопросами, не давая мне сосредоточиться. — Ведь спасти Рыжего можно только так… А как же клятвы и признания в любви, Исса? Все было пустое, любимая?
Последнее слово он выплюнул так, словно оно было грязным ругательством.
— Неужели после этого сможешь спокойно жить, плодить маленьких лисят? Неужели даже вспоминать обо мне не будешь, родная?
Вир снова поцеловал меня и целовал до тех пор, пока я не сдалась и не ответила.
Ненавидя и проклиная себя за малодушие, я отвечала на поцелуи, млея от его близости, прикосновений, неожиданной ласки и редких нежных слов.
— Хватит Вир, остановись, — нашла я в себе силы оборвать сладкую пытку, пока все не зашло слишком далеко. — Пожалуйста.
Как ни странно, но это подействовало. Видар легко поднялся с кровати, выпуская меня из плена и делая вид, что ничего не произошло.
— Уходи… пожалуйста, — с тоской в голосе попросила я, одергивая и поправляя платье.
— Глупая жрица, что же ты натворила, что сделала с нами, — прошептал он, с неожиданной нежностью поцеловав меня напоследок и погладив по щеке. — Выбирать тебе, Исса…
Глухо хлопнула дверь, оставляя меня в одиночестве.
И теперь уже я бегала от них, пропадая с Кирианом в библиотеках. Я все же рассказала Киру и Тее о предстоящем выборе в следующее двойное полнолуние, до которого оставалось совсем немного времени и теперь мы вместе искали выход. Гретхен мне, кстати, вернули, спустя месяц, как и Виру его кинжал.
Близился день Х, а мы так ничего и не нашли, поэтому я, скрепя сердце, пошла на исповедь к Таресу, надеясь получить взамен помощь. Помощь мы получили, как и доступ к закрытому сектору библиотеки и непосредственное участие самого магистра, но чего мне это стоило…
За три дня до полнолуния пропал Вир.
И если он не найдется, то это будет означать, что он сделал выбор за нас, предпочтя умереть.
Я носилась по городу, в поисках дурного темного, не собираясь отпускать его так просто, за мной хвостом ходил Рыжий, делая вид, что он всего лишь сопровождающий нерадивой студентки.
Первое время Рэн еще пытался меня образумить, убедить, говоря, что это выбор Вира, и он дает нам шанс жить дальше. Но странное чувство тревоги не давало мне остановиться. Насколько я успела изучить Вирнана, так просто он бы не сдался.
А потом, вместе с проявившейся печатью, появилась боль. Тупая, ноющая, выматывающая, лишающая сил… Рыжему приходилось несладко. Он оттягивал большую часть ощущений на себя, но все равно продолжал таскаться за мной.
В последний день Тарес запретил мне покидать территорию Академии, сообщив о небывалом оживлении и большом потоке стекающихся в город адептов Аманды. Но я, естественно, не послушалась, за час до заката вдруг очень остро почувствовав все эмоции Вира, которые оборвались так же внезапно, как и появились, оставив после себя щемящее чувство пустоты и предрешенности. Выскользнув через лазейку, показанную Кирианом, я, доверившись интуиции, отправилась на поиски.
Обострившиеся чувства вели меня за пределы города, в сторону линии гор, к границе леса.
Их было около полусотни — адептов-некромантов, облаченных в ритуальные балахоны, с кинжалами, легко вспарывающими звериные жертвы. На расчищенной поляне, вблизи небольшой пещеры расположился плоский камень, сейчас играющий роль алтаря, и статуя Аманды в человеческий рост — как они всё сюда только дотащили? А в центре у алтаря стоял Вир, затянутый как всегда в черное, с абсолютно равнодушным лицом он чертил центральные символы, готовясь к ритуалу.
Я дернулась подойти поближе, но кто-то ловко сбил меня с ног, прижав к земле.
— Куда, дурная, собралась? Совсем рассудка лишилась? — гневно зашипел Рэн, сползая с меня. — Ты видела сколько их там? Даже ойкнуть не успеешь, как они тебя на этом алтаре и вознесут во славу их чокнутой покровительнице.
— Рэн, только, пожалуйста, не лезь ни во что. Я справлюсь, — поймала я парня за руку, заглядывая ему в глаза и запоздало жалея, что не сумела запереть его в стенах академии. Надо было попросить Тареса его закрыть. Хотя… Кто может остановить огненного демона в двойное полнолуние — в пик наивысшей силы?
Но ответить Рэн не успел: нас обоих скрутило невыносимой болью, вынуждая упасть на землю, царапать скрюченными руками холодную землю, силясь сделать вдох.
— А вот и наша гостья пожаловала. Я уже заждался. Думал не услышишь зов, бросишь бедненького Вира подыхать в одиночестве, — услышала я знакомый голос, и на поляну вышел Видар в сопровождении нескольких некромантов. — О, да еще и не одна. Душка Ами сегодня будет счастлива. Не часто к ней на алтарь попадают жрицы, а уж ицури так и вовсе впервые, наверное.
Я смотрела в эти пустые, ничего не выражающие глаза, абсолютно холодные, как в нашу первую встречу, и ничего не понимала.
— Вейсо, сопроводите наших гостей к алтарю, думаю, там им будет интереснее.
— Как же так, Вир? Ты ведь сказал, что выбирать буду я… — растерянно пробормотала я, заглядывая в равнодушные, покрытые тьмой глаза бывшего друга.
— Ты озвучила свой выбор, маленькая жрица, я с ним не согласился. Мы оба хотим жить. Но… Две жертвы лучше, чем одна. В этот раз выбор не в твою пользу.
Я попыталась сопротивляться, успев вырубить двоих и не даваясь в руки некромантам, но на помощь Виру подоспели еще адепты, и в этот раз численный перевес оказался на их стороне, к тому же, Вир приставил нож к горлу не ожидавшего такой подлости Рэна, и мне пришлось сдаться.
Меня разложили на алтаре, предварительно отобрав кинжал, и зафиксировали руки. Рэна связали и усадили рядом.
— Вир, что происходит? Зачем все это? Что ты собираешься сделать? — пыталась я достучаться до Вирнана, с ужасом разглядывая разворачивающееся вокруг меня действие. — Метку снимают не так, для этого не нужны пентаграмма, алтарь и такое количество народа.
— А разве ты еще не поняла? — ухмыльнулся он. — Это была не простая метка. И принеся вас в жертву я смогу возродить Аманду, получив у нее взамен прощение. Магии твоего огненного демона хватит еще и не на такое. А ты послужишь катализатором.
— Ты чертов сукин сын, — прошипела я, сложив наконец-то кусочки картины. — Когда? Когда ты продал меня ей?