Колту иногда безумно не хватало родителей, но он был рад за них, ведь не часто выпадает возможность побывать в Европе. Когда закончится этот кошмар, пообещал он себе, непременно надо будет съездить в Париж и повидать их. И, мрачно подумал он, придется объяснить всю эту историю.
Колт попытался вспомнить, что ему было известно о Франции из книг и писем родителей. Еще со школьной скамьи он знал, что всю её огромную территорию делят на почти равные части четыре полноводные реки и величественная горная цепь. Кроме красавицы Сены, которая сначала медленно и плавно катила свои волны под мостами и арками столицы, а потом спешила на север, к Ла Маншу, была ещё полноводная Луара на западе, на чьих живописных берегах до сих пор тут и там были раскиданы великолепные средневековые замки. Луара, воды которой щедро поили все западное побережье, несла свои воды в Атлантический океан, заканчивая путешествие у северной части Бискайского залива. На юге бурная и коварная Гаронна, сливаясь с сестрой Жирондой, тоже торопилась к океану, а величественная Рона, начиная свой путь среди восточных отрогов Альп, спешила на юг, чтобы напоить на своем пути знаменитые виноградники Прованса.
А бросив взгляд на север Колт только восхищенно присвистнул: перед его глазами раскинулись цепью строгие и мрачные горные вершины Альп, меж которыми одиноко и гордо устремлялся к небу неприступный заснеженный пик Монблана.
- Колт...
Голос Бранча прервал очарование и вернул Колта к действительности. Взгляни-ка туда!
Прямо перед ними на совершенно отвесной скале высотой не менее десяти футов возвышалось холодное, мрачное с виду здание. По всей вероятности, это и был тот самый женский монастырь, куда ушла сестра ... Как Дани могла ... Впрочем, сейчас было не время об этом думать.
Ведущая к монастырю узкая тропа, петляя и извиваясь, казалось, круто поднималась куда-то к небу. Кое-где перила уже отсутствовали, и малейшая оплошность грозила падением с огромной высоты и мучительной смертью на острых, как копья, обломках скал.
Наконец они достигли окованных железом тяжелых ворот и Колт тяжело спешился, собираясь пройти во внутренний двор обители. Копыта лошадей заскрипели по вымощенной камнями дорожке, а взгляды путешественников растерянно перебегали по разбросанным тут и там низеньким мраморным скамьям, статуям святых и мучеников. Холодом и суровым аскетизмом веяло от этой картины: всюду голые камни, ни единой травинки, ни даже самого крохотного деревца не мог отыскать их взгляд.
По другую сторону двора находился и вход в саму обитель. Построенная из грубо обтесанных камней, она была прямоугольной формы и занимала площадь не меньше половины акра. Высокая остроконечная крыша венчала угрюмое двухэтажное здание, а дюжина узких сводчатых окошек выходила во внутренний двор.
Слева от него припало к земле низкое, приземистое здание, от него к монастырю вела крытая галерея. На крыше дома высилась узкая колокольня и жалкие остатки плюща ещё цеплялись за холодные каменные стены в последней отчаянной попытке выжить. Откуда-то изнутри до Колта и остальных донеслись неясные звуки нежных женских голосов, поющих псалом. Если бы не звуки пения, монастырь казался бы вымершим.
Древний запор на железных воротах не выдержал удара прикладом винтовки и дверь с резким, пронзительным скрежетом отворилась. Колт с некоторой опаской вошел внутрь, махнув рукой Бриане и Бранчу, чтобы не отставали.
Как будто в ожидании их прихода, из-за угла церкви вынырнула кругленькая приземистая женщина и заторопилась им навстречу. Из-под туго накрахмаленного белоснежного чепца не выбивалось ни единого волоса, плотная ткань туго охватывала скулы и подбородок, а заостренный колпачок угрожающе кивал. С него на плечи монашки спускалась короткая белая вуаль.
Когда женщина подошла ближе, путешественники убедились, что в её неприветливом лице нет и намека на гостеприимство. За толстыми стеклами очков прятались холодные, острые, как буравчики глаза, а тонкие губы были плотно сжаты. Широко, по мужски шагая, женщина направилась прямо к ним.
- Что вам здесь нужно? - резко спросила она по-французски.
Как можно мягче Колт объяснил, что он разыскивает Даниеллу Колтрейн, свою сестру, которая не так давно стала монахиней в здешней обители.
- Послушницей, - быстро поправила Бриана.
Глаза пожилой монахини остановились на лице молодой девушки, удивление во взгляде быстро уступило место презрению. Бриана опустила глаза и ахнула: на ней по-прежнему были одолженные у Бранча брюки и она, невольно поежившись, почувствовала себя на редкость неуютно.
- Моя сестра, - напомнил Колт, - я бы хотел поговорить с ней.
Монахиня смерила его негодующим взглядом. - Мне ничего не известно об этом. А вы спрашивали разрешения у матери-настоятельницы?
За спиной Колта прошелестел тихий шепот Брианы, - Она, возможно, даже не имеет права признаться, что Дани здесь. Или сама не знает об этом. Вступая в монастырь, девушка отказывается от всего, даже от своего имени, и получает взамен другое. А прежнее её имя может быть даже не известно.
Колт с сомнением покачал головой и снова повернулся к монахине. Послушайте, во что бы то ни стало мне нужно увидеть сестру и я добьюсь этого, даже если придется разобрать вашу обитель по камушку!
Монахиня, в испуге вытаращив глаза, отшатнулась: за все сорок два года, проведенные ею в обители Пресвятой Богородицы никто даже не пытался посягнуть на её власть, как только что сделал этот странный молодой человек. По освященным столетиями монастырским правилам, любого странника, постучавшего в двери святой обители, досыта кормили, но затем как можно быстрее отсылали прочь из монастыря. Никто не мог рассчитывать на большее и, насколько ей было известно, так было всегда, с того момента, как пятьсот лет назад на этих суровых неприступных скалах выросли стены женской обители.
Не колеблясь ни минуты, сестра Мария направилась к воротам и указала на узенькую тропинку, сбегающую круто вниз с Желтой горы, - Ступай с миром, сын мой. Что сделано, то сделано, - как можно мягче произнесла она, - Здесь больше нет никого, кого бы ты смог назвать своей сестрой.
Сдавленное рычание вырвалось у Колта сквозь стиснутые зубы. Ну, что ж, пусть будет так. Оттолкнув её в сторону, он кинулся к церкви.
За ним по пятам семенила сестра Мария, жалобно причитая, - Нет, нет! Немедленно уезжайте! Сюда нельзя! - Голос её пресекся. Ну почему он не слушает?! Все вступившие в монастырь давали обет отказаться от мира. Даже забыть о своих семьях и всех, кого они любили. Господь становился их семьей - их единственной семьей! И те, кого сестры навсегда оставляли, приходя сюда, должны были смириться с этим правилом, каким бы жестоким он не казалось.
Спеша за широко шагающим Колтом, сестра Мария в отчаянии ломала пухлые руки, - Послушайте же! - безнадежно взывала она. Наконец, он повернулся и с высоты своего роста уставился на нее. - Она не сможет даже поговорить с вами, ведь пойти на это значит нарушить свои обеты! Это строжайше запрещено. Вы только принесете ей горе, если ...
Колт резко отвернулся от задыхающейся женщины и ринулся вперед. Схватившись рукой за тяжелые двойные двери церкви, он одним движением резко распахнул их.
Пение смолкло и сорок пар глаз в замешательстве уставились на него. Колт никогда, даже в глубине души не смог бы признаться себе, как на него подействовала атмосфера, царившая в церкви, куда сквозь высокие стрельчатые витражи робко проникали солнечные лучи, бросая разноцветные отблески на бесчисленную вереницу коленопреклоненных женщин в одинаковых белых одеяниях. Все они казались одинаковыми, их молитвенные позы, склоненные головы, покорно сложенные руки.
Напротив входа стояла статуя девы Марии и трех других святых, а над алтарем - большое распятие красного дерева с серебряной фигурой Спасителя. Легкий шепот пролетел по церкви над склоненными головами монахинь, и у ног Колта заколыхались белые волны чепцов.
Под этими удивленными и встревоженными взглядами незнакомых женщин, казавшихся ему похожими друг на друга, как сестры, Колт похолодел от испуга, чувствуя, что никогда в жизни не сможет узнать, которая из них Дани. Он вышел на середину церкви и глухо пробормотал, - Прошу прощения, что нарушил ваш покой. Но я ищу свою сестру, Даниеллу Колтрейн. - Он пробежался взглядом по обращенным к нему женским лицам, стараясь найти одно, испуганное, взволнованное - лицо его сестры, но не встретив его, тихо спросил, - Где же ты, Дани? Ты так нужна мне!
Наступила тишина. Все затаили дыхание.
Все ещё стоя на крыльце сестра Мария испуганно завопила, - Она не сможет ответить вам. Она дала обеты и ей не позволено разговаривать с вами.
- Она кое-чем обязана мне, сестра, - коротко ответил Колт. - Я её брат и она нужна мне. И я уверен, что это не менее важно, чем данные ею обеты.
Сестры склонили головы и вновь по церкви пронесся тихий взволнованный шепот. Вдруг краем глаза Колт заметил какое-то движение и резко повернулся : одна из монахинь тихо, но решительно направлялась прямо к нему.
Белое озеро монашеских чепцов заколыхалось, будто подернутое рябью.
На Колта не мигая смотрели яркие глаза цвета темного янтаря, которые он помнил с детства и тихий словно летний ветерок, голос произнес, - Да, Джон Тревис, это я. Чем я могу помочь тебе?
Широко раскрыв глаза, оцепеневший Колт смотрел на сестру.
Глава 27
Горечь разрыва с семьей, воспоминания о старых ссорах и детских обидах ... все было забыто в одно мгновение и брат с сестрой припали друг к другу под сводами старого монастыря.
Казалось, не было всех этих лет и они снова стали детьми.
Скрипучий злобный голос сестры Марии вернул их к действительности, и они вздрогнули, будто пробудившись от волшебного сна, - Ты совершила святотатство, - набросилась она на Дани, - ты осмелилась прервать службу и совершила грех, нарушив обет молчания. Ты говорила с незнакомым человеком!
Дани понимала, что та права. Но ведь её святой обязанностью было молиться за спасение и обращение заблудших душ, в чем же тогда её грех?! И когда её брат в отчаянии пришел к ней, разве не было её долгом помочь ему?!
Сестра Мария обняла её поникшие плечи, - Подумай о моих словах, - Она ласково встряхнула девушку, - отвернись от него, дитя мое, так же, как ты отвернулась от всего мира.
Дани украдкой бросила взгляд на стоявшего поодаль Колта и содрогнулась, заметив какой мукой искажено его лицо. Она ни минуты не сомневалось, что он никогда не приехал бы просто так. Что-то очень серьезное должно было случиться, и вдруг Дани заметила выглядывающую из-за спины Колта встревоженную Бриану. Она перестала сомневаться. Что бы там ни было, она не откажет в помощи брату и единственной подруге.
Дани бережно сняла руку старой женщины со своего плеча, - Я должна поступить так, как мне подсказывает совесть. Не думаю, что вы сможете понять меня, сестра, но брат мне слишком дорог, чтобы я смогла оттолкнуть его, когда он нуждается в помощи. - Она повернулась к Колту и потянула его за руку, - Пойдем со мной.
Колт кивнул Бранчу и Бриане и все четверо покинули церковь, чтобы взволнованные монахини могли продолжать службу.
Дани пересекла внутренний двор и привела их в маленький садик за монастырской стеной, где вокруг крошечного пруда стояли несколько каменных скамей. Торопливо обняв Бриану, Дани заставила их сесть, - А теперь скажи, зачем вы приехали. Думаю, что-то случилось, иначе бы тебя здесь не было.
Колт решил рассказать все с самого начала, но когда он добрался до мошенничества Брианы, сестра мягко, но решительно остановила его. - Ты действительно это сделала? - голос её дрогнул, - Ты решила потребовать мою долю наследства? И почему же мне никто не рассказал о письме отца? Ведь это же было первое письмо от него за все четырнадцать лет!
Бриана уже открыла рот, чтобы попытаться все объяснить, но Колт не дал ей ничего сказать, коротко буркнув, что это было далеко не первое письмо. Он постоянно писал тебе, Дани, только ты ни разу не ответила.