Тут Ульриху показалось, что кто-то еще находится в коридоре. Он бросился туда и увидел, как слуга Хариша, встав на колени, вытирает кровавые пятна на полу. Успокоившись, он вернулся к умирающему. Старик, поняв его беспокойство, стал шептать ему на ухо:
— Он тебе ее передаст. Когда карта будет у тебя, нанеси вот эту жидкость на карту. Ложные знаки исчезнут. Она станет несколько иной и укажет дорогу к кладу. Заберите ценности и пустите на правое дело. Это благодарность вам за спасение моих девочек. Передай половину сокровищ моему брату. Он передаст их нашему народу. Стоимость половины клада так велика, что сделает вас счастливыми на всю оставшеюся жизнь. Не говори пока никому, не подставляй никого под удар богини Кали. Сразу не нужно ехать в Петру. Возможно, за вами следят. Через год. Или через два. Если с братом что-нибудь случится, его заменят. Этот ритуал передадут, как и положено, другому жрецу. Это наш секретный камень для связи, и он действует сотни лет. Главное, сохрани эту рупию древнего царя, волшебника Ашоки. На ней специальный знак. А теперь уходи. Пришло мое время!
Соперник
Русь, Псковское княжество, 1242 год
Прошло несколько дней. Ульрих стремительно шел на поправку. Почти не кашлял, хорошее настроение не покидало его. Во время процедур вел себя как послушный ребенок. Он понял, что напугал ее и решил не торопить события. Рыцарь согласился с ее небольшой просьбой — отрекомендоваться эстонцем — посланцем ее двоюродного брата из Ревеля. Мол, заехал известить, что брат скоро заберет ее, Радмилу, к себе в Ревель. Но потом простыл и заболел. Так, мол‚ и застрял в ее доме.
В сосновом лесу, окружающем избу Радмилы, наступила настоящая весна. Природа как будто понимала, как мало отпущено теплого времени на севере и спешила изо всех сил. Моментально появилась молодая листва, и убогость маленького домика была надежно прикрыта роскошной буйной зеленью.
— Еще неделька — и в орден, — думал Ульрих. Но отчего-то все время откладывал день отъезда. Почему он не спешит домой, к братьям, рыцарь и сам до конца не понимал. Даже в глубине души он не желал себе признаться, что его спасительница и есть основная причина такой медлительности. Зарождающее чувство к прекрасной язычнице пугало его и настораживало. После разбитой первой любви Ульрих наглухо закрыл свое сердце, а с женщинами встречался лишь в случае крайней необходимости.
Перестав его опасаться, Радмила тащила мужчину в лес. С восхищением показывала выводок куропатки, маленьких лисят, гревшихся на солнце. Все это время Ульрих спрашивал у нее слова незнакомого языка. Записывал на кусках бересты, чтобы получше запомнить непривычно-сложные чужие слова. В свою очередь, и Радмила не отставала от него. Они с удовольствием обучали один одного. И уже довольно хорошо понимали друг друга.
Как-то раз они поехали на речку, где Ульрих наловил рыбы, а Радмила, подвесив котелок над костром, сварила вкуснейшую уху. Май выдался в этом году теплым, и они, расстелив дерюжку на молодой зеленой траве, улеглись на солнышке, греясь в его ласковых лучах. Вокруг было очень приятно, цвели полевые цветы, летали нарядные бабочки, жужжали трудовые пчелы. Цветы, на первый взгляд не очень роскошные, благоухали необыкновенно сильно и сладко. Эти запахи, безмятежная жизнь всевозможных маленьких существ, стрекочущих, порхающих возле разомлевших на солнце молодых людей, вызывали у Ульриха странные, никогда раньше не посещавшие его мысли.
Молодой мужчина, шесть лет проведя среди жестоких, фанатичных воинов-монахов, с этой стороной жизни уже совсем распрощался. Оказывается, мир самодостаточен и прекрасен, и люди, которых они считали язычниками, живут в гармонии с ним. Они были бы счастливы, если бы проповедники распятого бога, который и сам себя не смог защитить от страданий, оставили их в покое. Радмила спасла его из сострадания — чужого воина, человека, который был послан алчными вождями, чтобы забрать у ее народа право на ту жизнь, какую они выбрали для себя сами.
— Интересно, как бы поступила немецкая женщина, если бы в таком же положении оказался русич? — он не сомневался, что, например, Хильдегард, сразу же сдала бы раненого русича властям. Значит, он видит солнце, голубое небо, цветы, слышит журчание воды в реке лишь потому, что у этой девушки другие представления о том, кто должен жить, а кто умереть?
Опираясь на локоть, он искоса наблюдал за красавицей. Она лежала, прикрыв ладонью глаза от горячих лучей солнца. Было жарко, и она немного развязала свою рубашку. Ее очаровательное лицо были безупречным. Золотисто-каштановые локоны выбились из косы и крутыми колечками обрамляли слегка вспотевший высокий лоб. Длинные шелковистые ресницы, небольшой носик, изящно очерченная линия подбородка…. алый рот восхитительно мал, так и манил к поцелуям.
Он стал водить травинкой по пухлой нижней губке. Потом тихонько прикоснулся губами к соблазнительному рту. Моментально взметнулись опахала ресниц, и васильковые озерца с укоризной посмотрели в нахальные зеленые глаза Ульриха.
— Но я не виноват, что ты так красива, дорогая! Это просто не в моих силах ― находиться рядом с тобой и не мечтать о поцелуе. Тебе говорили русские парни, что ты прекрасна?
— Ульрих, тебе было когда-нибудь жаль тех людей, у кого ты и твои друзья отнимали жизнь? Ведь они тоже мечтали о счастье, о любви? — вдруг внезапно задала она странный вопрос, который совершенно не соответствовал этому чудесному дню и романтическому настроению рыцаря.
— Но ведь все мужчины убивают, дорогая! И здесь я ничем не отличаюсь от русских. Такими нас создал бог! — серьезно ответил он.
— А бог ли? Может, это змей Индрик соблазнил вас гордыней и алчностью! Каждый сам должны сделать свой выбор, не оглядываясь на других! Ты, конечно, не можешь не защищаться от разбойников, но жить убийством, строить свое счастье на крови? Неужели нет никакого другого выхода?
— Какие грустные разговоры ты заводишь в такой чудесный день! Обещаю подумать о твоих словах, если разрешишь поцеловать себя! Это очень хороший способ перевоспитания мужчин! — распутный взгляд Ульриха спустился ниже, где рубашка, развязанная из-за сильной жары, открывала пухлые белоснежные бугорки. Рука совершенно самостоятельно, без какого-либо приказа с его стороны, пробралась под девичью рубашку и стала поглаживать полную грудь девушки. Желание, так долго подавляемое рыцарем, становилось неуправляемым — от боли даже скрутило низ живота.
— Ах, какой ты коварный! — испугалась Радмила. Злонамеренная рука моментально была удалена с девичьей груди. Но парень одним ловким движением приподнял красавицу и уложил на себя, покрывая бешеными поцелуями лицо девушки, нежную шею. Затем страстно впился в возмущенный ротик.
— Пусти меня! Это неправильно! — Радмила перепугалась не на шутку. Ее так никто не целовал, она не была знакома с этой стороной жизни. Она почувствовала что-то твердое внизу своего живота — ее охватила паника. Но сил отбиться от могучего рыцаря ей явно не доставало. Тогда она трогательно попросила:
— Милый Ульрих! Прошу тебя, отпусти меня! Ведь неизвестно, будешь ли ты моим суженым! Я никогда не была близка с мужчиной!
Эта тихая просьба лучше всякого сопротивления охладила возбужденного рыцаря, и ему стало неловко за свое недостойное поведение. Он с сожалением опустил испуганную Радмилу и лег на живот, чтобы своим восставшим естеством еще больше не напугать невинную девушку.
— Прости, что испугал … но хотелось только поцеловать тебя! Ну почему ты все время так меня боишься? Я рыцарь, а не насильник, и без твоего согласия не трону тебя! Но все же надеюсь, что хоть немного нравлюсь тебе, и ты не откажешь мне в одном поцелуе, — он нежными поцелуями убирал слезинки на испуганных синих глазах.
Шли дни. За этот месяц Ульрих так привязался к девушке, что твердо решил забрать ее и поселить поближе к орденскому замку. Ей не придется лечить людей за деньги, чтобы заработать себе на жизнь. За шесть лет службы у него скопились изрядные суммы. Хватит, чтобы содержать не одну женщину, а целый гарем.
В общем-то, за время службы в ордене он подзабыл и свою злобу на родных, да и на обидчицу Хильдегард. Возможности, которые предоставлял орден, уже перестали казаться такими бесценными. Ульрих несколько раз был серьезно ранен. И никто не навещал его, потому что он находился далеко от родного дома. Пустая жизнь. Ради чего они проливали свою и чужую кровь? Он давно понял, что высшие чины не говорят всей правды, а в основном все эти громкие слова прикрывают обычное желание пограбить. После шестого крестового похода орден сильно разбогател. Он сам, как проверенный рыцарь, долго и верно служивший ордену, был посвящен в тайну хранилищ, где находились награбленные на Востоке ценности. Ульрих понимал, что эти средства предназначены для верхушки ордена. А они, простые братья, получают ничтожное вознаграждение за свою пролитую кровь и отречение от простого человеческого счастья. Правда, в бога он верил и считал, что все, кто нарушает законы божьи, будут жестоко наказаны. И тут же вспоминал несчастного брата Фридриха, наверно, самого верующего из всех его друзей. Где он сейчас, в раю ли? Хорошо, если мертвым ушел под лед, а если живым?
Но встреча с языческой богиней Майей и чудесное исцеление сильно поколебала его веру. Он никогда не видел своего бога, которому так истово служил, а прекрасная богиня язычников как живая стояла у него перед глазами. Или это был всего лишь сон? Он молил своего бога показаться ему хотя бы во сне, чтобы укрепить его веру Но его просьбы не были услышаны. И молиться он стал теперь не каждый день, и как-то более формально. Прежней страсти в его обращениях к богу уже не было. Мысли его крутились возле того как хорошо утром никуда не спешить, никому не подчиняться, иметь свой дом, а не постылую казарму.
Да и влечение к красивой язычнице стало перерастать в большое чувство, ранее им не испытанное. В прошлом рыцарь никогда не задумывался, есть у женщин душа или нет. Он просто удовлетворял свои мужские потребности, а разговоры насчет вечной любви и верности считал просто болтовней слабаков. В конце мая Ульрих был абсолютно здоров. Часто ездил на охоту, приносил много дичи. Радмила была в восторге. Отношения между ними были прекрасные. Ульрих осторожно продвигался к намеченной цели. Приучал девушку к себе, к своим прикосновениям. Садил ее на Лотаря, а сам устраивался сзади. Она неуверенно протестовала, но он не обращал на это никакого внимания. Да и в общем-то, и Радмиле было приятно в крепких мужских объятьях, нравилось ощущение безопасности и спокойствия, чего она давно не ощущала после смерти родителей. В тоже время какое-то-то неведомое чувство разливалось по телу девушки, когда Ульрих, снимая ее с коня, так притягивал ее к себе, что Радмила плотно укладывалась на его могучую грудь. Он прижимал ее к себе так близко, что она чувствовала его восставшее мужское естество. Ощущая прикосновения твердого фаллоса, девушка вспыхивала стыдливым румянцем, а бессовестный совратитель нахально усмехался. На большее рыцарь пока не отважился, и ругал себя за непривычную нерешительность.
И как-то раз он не выдержал. Будучи очень опрятным, Ульрих топил баню через день-другой и мылся по русскому обычаю — с вениками и парилкой. Радмила приносила холодного квасу из погреба — им хорошо было охлаждаться после жара парилки. После парилки он шел в избу, следом мылась Радмила. Но однажды он забыл свой кувшин в предбаннике и вернулся за ним. Радмила, уже искупавшись, вытирала влажные волосы. Увидев его, она замерла. Наконец рыцарь смог рассмотреть ее без этой бесформенной одежды. Девушка была сложена как греческая богиня, скульптуру которой он видел, будучи проездом в Риме. Высокая грудь прекрасной формы, увенчанная розовыми сосками, тончайшая талия — он, наверно, мог обхватить ее двумя руками. Крутые бедра изящной формы плавно переходили в стройные длинные ноги с маленькими, совершенными по красоте ступнями. Нет! Не могла родиться в крестьянской семье такая красавица! Тут что-то не так.
Как зачарованный, он подошел к ней, обхватил ее лицо двумя ладонями и приник к ее губам в страстном поцелуе. Этот поцелуй был таким долгим, что у бедняжки остановилось дыхание. В маленьком предбаннике, наполненным влажным воздухом, пахнущим березовыми листьями, было очень тихо, только было слышно, как учащенно и гулко стучат их сердца. Радмилу уже не держали ослабевшие ноги. Ульрих, почувствовав, что ее тело стало податливым, подхватил на руки, обернул тканью, которой она вытиралась, и понес. Ногой толкнул дверь избы и положил на кровать. Кровь бешено пульсировала в висках, от охватившего его желания мутилось в голове. Встав на колени, он отбросил ткань и покрыл бешеными поцелуями ее лицо, нежную шею, потом поднял голову
Девушка молча смотрела на него испуганными, огромными глазами, ее щеки горели жарким румянцем. Он склонился к ее груди и тихонько подул на один сосок, а потом на другой. Ульрих лизнул один, потом другой, затем стал осторожно посасывать. Затем он уделил внимание другой груди, что вызвало у девушки удовлетворенный вздох. Рука его осторожно легла на мягкий холмик, покрытый каштановыми кудряшками. Осторожные пальцы раздвинули нежные лепестки и, проникнув внутрь, стали поглаживать чувствительный бугорок. Тело Радмилы будто пронзила молния, она испытывала острое удовольствие. Голова кружилась, все плыло перед глазами. От блаженства она томно стонала. И только чей-то голос сурово говорил ей:
— Убери его руку, распутница! Он тебе не муж и не жених, и скоро отсюда уедет! — Радмила попыталась убрать тяжелую руку. Но все ее попытки были тщетны.
— Все, пропала, — мелькнуло в голове. — Нет…. Не надо, прошу тебя! — она стала отталкивать его изо всех сил. Но распаленный мужчина легко, одной рукой сводил на нет все ее усилия. Другая рука медленно раздвигала ее ноги.
— Уступи мне, дорогая! Я доставлю тебе большое удовольствие! Заберу тебя из этой бедности! Не надо так сопротивляться, я ведь нечаянно причиню тебе боль!
— Радмила! Где ты, старой боярыне худо, за тобой посланы! — раздался со двора гнусавый голос сельского старосты.
— Пусти меня! — шепотом сказала она и закричала:
— Сейчас выйду!
Девушка вскочила, оделась, быстро собрала свои травы, села в тележку и уехала. Неудовлетворенное желание так скрутило мужчину, что некоторое время он не мог даже двигаться.
Дьявол бы ее взял эту старую рухлядь! Теперь начинай все сначала, ведь почти моя была. Ну, ничего, девушка горячая, не удержится! Но какая красавица, лучше ее у меня никогда не было!
Радмила задержалась в селе на целый день. Там был целый переполох. Приехавшая из города боярыня Авдотья Никитична Путятина остановилась у старосты. Ей нужно было увидеть, в каком состоянии было село после пожара. Случилось непредвиденное. Грузная боярыня поскользнулась во дворе на вылитых глупой девкой помоях и поломала ногу. Пока Радмила вправляла сломанную кость, ставила лубки, наливала снимающую боль травку, — так и день прошел. Про происшествие в бане она пыталась не думать, но стыд разливался ярким румянцем у нее по лицу. Вся в мыслях об этом случае, она не сразу заметила, что на нее с интересом смотрит молодой, плечистый, хорошо одетый мужчина. Потом, почувствовав его пристальный взгляд, спросила у служанки старосты:
— Кто это?
— Да это молодой боярин вернулся из Новгорода, мать сюда привез. Он служит сотником в дружине князя Александра Ярославича, с немцами на Чудском озере бился. Герой! Юрий Всеволодович — так его зовут. Какой видный, Радмила! — с восторгом сказала девушка.
— Да, парень хоть куда! — подумала Радмила. Рослый, широкий в плечах, чернокудрый, со жгучими черными глазами, которые он не отрывал от Радмилы, пока она занималась со старой боярыней.
В конце дня ее накормили, наградили за честный труд, и сам молодой боярин взялся ее отвезти домой, хотя она и не соглашалась. По пути он подсел поближе, попытался обнять:
— Да ты вон какая красивая, что же кавалера нет?
— Да еще молода. Рано мне! — сказала девушка.
— Говорят, одна живешь? — парень придвинулся ближе.
— Нет, не одна! Двоюродный брат из Ревеля прислал мне весточку со своим человеком — он у меня живет. Скоро брат сам за мной приедет. Пустите меня, мы уже приехали, а то его человек увидит и брату перескажет. Брат заругает меня! — испуганная девушка отталкивала наглеца что было сил.
— А чего заругает? Я тебя к матушке в услужение заберу. Будешь в Пскове жить! Только слово ласковое скажи мне, хоть одно! — он спустил ее с тележки, но руку ее не отпускал. Девушка испуганно вырывалась — боярин держал крепко.
— Пообещай, что позовешь к себе на ночь, тогда отпущу! — чувственно улыбался наглый красавец.