— Правильно, — сказал Ульрих. — Не пора ли проверить, действительно ли существуют сокровища бога Камы? Помнишь, он дал нам план?
— И обе части его нужно соединить, — сказал Георг — но у нас есть только половина карты.
Еще долго за полночь мужчины обсуждали план предстоящих действий. Надо было покинуть орден, добраться до Палестины, найти и вывезти оттуда сокровища. Везде в этих местах и по дороге бушевали войны, в морях искали добычу викинги и пираты, на Руси, в Ливонии и, да и в Палестине рыскали отряды противоборствующих сторон. Да и орден так просто не оставит их в покое — они понимали это.
Самый тяжелый разговор предстоял у Ульриха с Радмилой. Он все никак не решался начать его. Уже настало утро. Мужчины позавтракали и готовились к отъезду. А Ульрих все не мог найти в себе силы подойти к любимой и объяснить ей, что она пока остается. Уже накинуты седла на коней, уже сумки с едой, приготовленной Радмилой в дорогу, наброшены на крупы, а горло сдавила неизвестная сила — не дает слово вымолвить. И Радмила молчала. Гордая девушка только грустно посмотрела на рыцаря, укрепляющего сумки на коне, и побрела на конюшню, к своему единственному другу. Там она обняла Голубу за шею, припала лицом к покатому боку и молча стояла, изо всех сил сдерживая слезы.
В дверях показался Ульрих. Он подошел к девушке и обнял ее. Радмила оттолкнула его. Но он настаивал:
— Прости, милая, но я должен ехать! — и вновь прильнул к ней. Она молчала.
— Я считаю тебя своей дамой, и клянусь тебе словом тевтонского рыцаря, что я вернусь за тобой.
Радмила взглянула на него глазами, полными слез.
— Ты должна понять, я связан клятвой с орденом!
— Я тебя не держу, — отвечала она.
— Какова будет моя клятва тебе, если я так легко нарушу другую, — воскликнул Ульрих.
― Мы могли уехать отсюда, Русь велика…
— И как долго мы будем прятаться? Я сын барона фон Эйнштайна, и не привык бегать по лесам от закона. И ты не представляешь, какие длинные руки у ордена. Они не позволят нам быть счастливыми. Они отпустят меня! Я добьюсь этого! Тебе только нужно будет немного подождать.
— Я вернусь за тобой, любимая, через неделю приеду за тобой. — уже более нежно продолжал он. — Я знаю, как раздобыть много денег. Целые сокровища! Мы будем богаты, мы будем счастливы. Мы поженимся. У нас будет замок в Англии, слуги. Много детей.
Слезы стали просыхать на глазах Радмилы.
— Я буду ждать тебя, милый. Ты только береги себя, — шептала она, целуя Ульриха.
— Я клянусь тебе словом рыцаря, — и Ульрих снял с пальца перстень с большим зеленым камнем и одел на палец Радмилы. Затем он снял платок, завязанный на тонкой талии молодой женщины, бережно сложил его и спрятал его на груди под доспехами. Вскоре топот копыт стих в утреннем шуме леса.
Ливония, Дерптское комтурство 1242 г.
Большой замок комтурства встретил друзей настороженно. Патрульные опустили тяжелые, из мореного дуба ворота и кавалькада въехала на широкий двор. Подчиненные Ульриху люди с радостными возгласами бросились навстречу.
— Слава пресвятой Деве, вы живы! — оруженосец Отто радостно улыбался. — Столько рыцарей погибло в этом бою! Не повезло нашему комтурству, половина погибших — наши братья. Сейчас вот пополнение привезли. Молодые рыцари, неопытные. Так что, господин, это большая удача, что вы снова с нами.
— Ладно, ладно, Отто! Скоро ты узнаешь еще кое-какие новости! — рыцарь с удовольствием смотрел на бесхитростное лицо добродушного малого.
— Ульрих фон Эйнштайн! Как мы рады, что ты нашелся! Да, кстати, тебя просит зайти комтур! — братья хлопали его по плечу.
За небольшим столом, крытым скатертью из сурового льняного полотна, сидел дерптский комтур барон Альфред фон Вюнсдорф. Немолодой коренастый мужчина был в длинной шерстяной тунике коричневого цвета, на ногах — мягкие полусапожки. Ульрих знал его давно, но вдруг он показался совершенно незнакомым человеком. Черные с проседью волосы ниспадали до плеч, коротко постриженная челка открывала высокий, изборожденный морщинами лоб, глубокие складки у ястребиного носа, тщательно выбритый квадратный подбородок — это было суровое, очень жестокое лицо.
— Пресвятая Дева, да я смотрю на него глазами Радмилы, — ужаснулся он и припомнил давнишний спор о смысле крестового движения.
— Ты можешь объяснить причину такого длительного отсутствия, брат Ульрих? — сурово спросил комтур.
— Да, господин комтур. Я был тяжело ранен, после того, как с раной стало полегче, от переохлаждения воспалились легкие. И я пролежал почти месяц, — прямо посмотрел в ястребиное лицо Ульрих.
— Но, ведь прошло два месяца! — брови пожилого мужчины взметнулись вверх. — Я вижу, что ты не спешил к своим братьям.
— Тот человек, который дважды спас меня от смерти, попросил остаться до середины июня. Я был связан долгом благодарности по отношению к нему и согласился. — Ульрих не хотел рассказывать о своих чувствах черствому комтуру.
— У тебя нет ни перед кем не никаких обязательств, брат Ульрих, кроме как перед богом нашим! И перед своими командирами, которые являются для тебя представителями господа нашего и Пресвятой Девы Марии! — глубокие складки на лице у комтура заострились, нос выдвинулся вперед.
«Точно, настоящий гриф-стервятник, что кружились над полем после боя. Вот сейчас ринется и выклюет глаза»! — подумал Ульрих. — «Мы, наверно, все тут стервятники. Ведь Радмила права. Не существует никакой благой цели… Если бы мы несли им только просвещение…это
наша верхушка борется за лучшую жизнь для себя ― за счет других».
— Но, господин комтур, во время тяжелой болезни мне явилась прекрасная Дева, и сказала, что теперь моя жизнь принадлежит моей спасительнице. Я не могу не подчиниться святой деве, вы сами сказали, что только она и Господь наш распоряжаются нашими жизнями. И я дал ей обещание, что попрошу гохмейстера Ордена отпустить меня и уйти в свет, чтобы служить моей спасительнице. Вы знаете наш род, господин комтур, не было еще такого случая, чтобы представитель рода фон Эйнштайн не сдержал свое слово. Моя жизнь отныне принадлежит ей! — молодой мужчина прямо смотрел в глаза комтура.
— Вот это новости, брат Ульрих! Ты же находишься на хорошем счету, — удивленно воскликнул комтур. — И тебе полагается большое вознаграждение, помимо того, что тебе уже выделено!
— Брат Фридрих тоже был не на плохом счету, а свое вознаграждение, видимо, получит на дне холодного русского озера. Нет, я твердо решил отказаться от чести быть членом ордена, я дал ей обещание, что уйду в свет! — лицо Ульриха стало каменным.
— Видимо, твоя спасительница очень красива, что ты дал такой обет. Ах, женщины, женщины! Как мудры были отцы-основатели нашего ордена, что внесли в устав статью о целибате. А то наша великая цель распространения истинной веры так бы и осталась лишь бы в планах и мечтах! — и лицо комтура приняло неприятное елейное выражение.
Точнее, наш план захвата чужих земель и обращения населения в бесправных рабов. А ведь они так хорошо живут и без нашего бога!
— Ладно, можешь обратиться к гохмейстеру с просьбой разрешить тебе уйти в мир. Ты, конечно, знаешь, что половина причитающегося тебе имущества отойдет ордену. Второй половиной можешь сам распоряжаться, также и своим земельным наделом. Но тебе еще придется послужить своим братьям, в последний раз. Приказываю тебе принять командование над двадцатью братьями и отправиться в Бранденбургское комтурство, которое изнемогает, отбиваясь от озверевших язычников. Отдохни день, и в дорогу! Все братья, что будут под твоим командованием, уже готовы! — комтур взял со стола какой-то документ, давая понять, что разговор окончен.
— Но я обещал ей вернуться через неделю! — воскликнул раздосадованный молодой мужчина. — Пусть Бруно или Георг примут на себя командование этим отрядом.
— Ты отлично знаешь, что братья из Ордена меченосцев недовольны, что тевтоны на всех руководящих постах. А выдержать Бруно, и француза, и тевтона, они просто не в силах. Георг хороший рыцарь, но командовать никогда не сможет. И вообще, почему ты обсуждаешь мой приказ? Пусть Бруно возьмет оруженосца и съездит к твоей женщине, заберет ее сюда, раз ты дал слово. Все! Выполняй!
Сидя на Лотаре в полном боевом облачении, с длинным мечом, пристегнутом с левого бока, Ульрих выглядел грозным и беспощадным воином. Осмотрев подчиненных ему братьев, оруженосцев и вспомогательных служебных братьев и придя к выводу, что сборы прошли успешно, он направился к комтуру.
— Господин комтур, вы сдержите свое обещание разрешить Бруно со своим оруженосцем съездить за моей женщиной? Я снял в Дерпте для нее дом. Пусть она будет под присмотром брата Бруно, пока я съезжу в Бранденбургское комтурство. Я также намерен отправиться в Монфор за разрешением оставить орден. После этого у меня есть план заехать к графу фон Гессен, другу нашей семьи. А если хватит времени, посещу своих родителей в их родовом замке Марбург. Я думаю, у меня все эти дела займут примерно шесть месяцев. Если, конечно, язычники не изменят моих планов стрелой или хорошим ударом копья, — лицо рыцаря скривила холодная усмешка.
— Не беспокойся, все договоренности в силе! Я благодарен тебе, что ты принял командование на себя в этом походе, — комтур не скрывал своего удовлетворения, что нашел хорошего командира, способного выполнить поставленную перед ним задачу и сберечь подчиненных ему братьев. — Твоя женщина получит все необходимое.
— Бруно! Я прошу тебя через два дня выехать за Радмилой. Объясни, что я поехал за разрешением в ковент. Покажи ее платок, она поймет, что это я тебя послал. Отвези ее в тот дом, что я для нее снял, ты знаешь где. Денег для Радмилы я тебе оставил, на все шесть месяцев. С прислугой я тоже вопрос решил. Как только нас отпустят, поедем в Петру, ты знаешь зачем. Если окажется, что у нее будет ребенок, удели полное внимание ее нуждам. Я приеду еще задолго до рождения малыша. По приезду в Дерпт она должна принять христианскую веру, чтобы у нее не было никаких проблем. И еще! Если я узнаю, что кто-нибудь из вас слишком внимателен к ней, ну, ты понимаешь в каком смысле, я не посмотрю, что вы мои друзья. Как вернусь, женюсь на ней. Если, конечно, останусь в живых. — Ульрих был серьезен как никогда.
— Не беспокойся, брат! Я клянусь тебе честью рода де ла Дийон, что с твоей девушкой будет все в порядке. А насчет твоей жизни — у меня было видение, что мы в Петре. Значит, за эту поездку с тобой ничего не случится! — Бруно обнял друга, потом Георга. — Ну, удачи!
— В путь! — крикнул Ульрих, и отряд выехал из ворот комтурства.
Встреча
Ливония, город Дерпт, 1243 год
Затемно выехав из гостеприимного Оденпского комтурства, Ульрих и Георг рассчитывали часам к шести вечера добраться до Дерпта. Шел приятный, легкий снег. Изящные снежинки, плавно кружились и таяли, упав на лица всадников и морды лошадей.
— Хотя бы метель не началась! — переживал осторожный Георг.