— Ведь мы с тобой еще раньше все обговорили! Я хочу тебя, можно сказать, что с ума схожу от желания! Ты, наверно, наложила какое-то-то заклятие, что все время только о тебе и думаю! Полгода я не был ни с одной женщиной, и не потому, что не хотел. Ты заколдовала мой меч, и он жаждет только тебя, — он стал целовать ее в нежный изгиб шеи.
— Перестань меня соблазнять, Ульрих! Я не колдовала и ни в чем перед тобой не виновата! Разве только в том, что дважды спасла тебя от смерти! Почему ты не женишься на своей высокородной немецкой невесте и не оставишь меня в покое? — возмутилась Радмила.
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной! Ты вроде тоже не против нашей любви, — и он тоненько передразнил, — ах, как хорошо, Ульрих, скорее, Ульрих!
— Ты путаешь похоть с любовью! Сам совратил меня, а сейчас насмехается! — слезы покатились из ее прелестных глаз. — Я не собираюсь никуда с тобой ехать, мне и у брата хорошо живется! У меня нет проблем с женихами, но замуж не хочу…. я всем им отказала, даже княжичу!
― Просто ты боишься, что после свадьбы муж сразу же поймет, что ты не девственна….. потому и отказываешь всем женихам! — взбешенный упоминанием блистательного соперника, рыцарь уже не разбирал, что и несет.
— Тебя это не должно заботить! Я не стану твоей наложницей, пусть твои немки тебя развлекают! Немедленно уходи, пока дворовых не позвала! Стоит только мне закричать… — широкая ладонь надежно запечатала ей ротик.
— И что будет? Разве что на твоей совести появится смерть нескольких человек, твоих слуг? Нас тут около десяти человек, твоим защитникам не выстоять против опытных воинов. Погубишь их, да и только! Так что одевайся, и побыстрее! — он протянул ей ночную рубашку, которая лежала на кресле, возле кровати.
— Нет, ни за что! — рассерженная красавица соскочила с кровати, чтобы позвать слуг, но рыцарь быстро поймал ее и ловко всунул в маленький рот кляп, скрученный из куска тонкого льняного полотна.
— Похоже, дальнейшие переговоры не имеют смысла, — подытожил Ульрих и быстро закатал ее в шерстяное одеяло.
Не обращая внимания на отчаянные попытки своей коварной возлюбленной освободиться, перебросил легкое тело через плечо и двинулся к выходу, предварительно трижды мигнув слюдяным фонариком. Уже не скрываясь, сильным ударом ноги рыцарь распахнул дверь и побежал вниз по дубовым ступеням.
В темных сенях он заблудился и ввалился с бьющимся свертком на плече в людскую. Громадный бородатый мужик с ложкой щей в руке просто остолбенел при виде Ульриха и глуповато-удивленно разинул рот; а толстая женщина в широком красном сарафане истошно завопила. Похититель проворно выскочил обратно в сени и толкнул уже нужную дверь. Свежесть морозной ночи ударила в разгоряченное лицо. Ульрих быстро сбежал по ступеням. Бруно и Георг уже открывали ворота
— Тать! Тать! Боярышню украли! — истерично закричала выскочившая на крыльцо расхристанная толстуха.
Где-то в глубине двора послышался звук резко открываемых запоров, и к парадному крыльцу, не разбирая дороги, помчались по снегу несколько полураздетых мужиков в нательных рубахах. Кто держал в руках вилы, а кто размахивал топором. Рыцари, открыв ворота, отвязывали лошадей, которые дожидались своих хозяев поблизости, возле ограды.
Ульрих передал сверток с девушкой подбежавшему раньше других оруженосцу Бруно, выхватил меч и, повернувшись, приготовился к обороне. Подбежавшие мужики увидели рослого воина с длинным мечом и остановились в нерешительности. Вдруг из темноты вылетел еще один смельчак. Он размахивал тяжелой цепью. Цепь была длинной, и нападающий, желая использовать это преимущество, замахнулся издалека. Оробевшие дворовые воспрянули духом и, подняв свое незамысловатое оружие, уже приготовились броситься в атаку. Ульрих выбросил вверх правую руку в меховой рукавице навстречу летевшей на него цепи, и цепь со звоном намоталась на нее. В следующее мгновение он с силой рванул цепь на себя, и здоровенный детина со всего размаха шмякнулся мордой в снег. Правда, бросив цепь, он живо вскочил. Самый смелый из дворни все же бросился на рыцаря с вилами наперевес. Но быстрый удар меча перерубил древко, и весь гурт с ревом повернул вспять. Напоследок Ульрих больно ударил мечом плашмя по заднице мужика, нападавшего с цепью. Тот снова кубарем покатился в снег.
Радмила ничего не видела. Только слышала крики дворни, звон металла, ей было больно на твердом мужском плече. Потом чьи-то сильные руки подхватили ее и уложили на теплую спину лошади, сзади кто-то вскочил и тронул коня. Она слышала довольный смех Ульриха, храп лошадей, скрип снега и насмешливое немецкое улюлюканье.
Добраться до крытого возка было делом нескольких минут. Рыцарь осторожно снял с Лотаря сверток с пленницей и перенес в повозку.
Начиналась метель, и нужно было быстрее отправляться в дорогу. Хорошо, что до датского постоялого двора было часов шесть езды. Но мороз был не сильным, так что эта поездка не обещала каких-то особенных потрясений.
— Георг, привяжи поводья Лотаря к своему седлу, я поеду в повозке! — Ульрих, согнувшись, забрался в уютный домик на санях. Там было тепло и темно. Этот возок был предназначен для зимних поездок знатных женщин и детей, и был снабжен маленькой печуркой, которую нужно было топить заранее припасенными сухими поленцами, чем оруженосец Отто и занимался, дожидаясь возвращения рыцарей.
Подождав, когда глаза привыкнут к темени, он посмотрел на пленницу. Но темнота мешала рассмотреть выражение ее лица. Тогда он зажег слюдяной фонарь. Она сидела, завернувшись в одеяло с отрешенным взглядом, лишь ее искривленный в недовольной гримасе, распухший от его жарких поцелуев рот выдавал возмущение красавицы.
— Тебе надо одеться, я купил в Дерпте подходящую одежду, — он протянул ей сверток.
— Для кого подходящую? Для твоей наложницы? Тогда я одета надлежащим образом! — зло сказала молодая женщина.
— Послушай, женщина! Ты должна уяснить, что твоя жизнь сильно переменилась, и если я захочу, чтобы ты ходила голышом, можешь не беспокоиться, я сам сдеру с тебя все тряпки! А пока вот возьми и надень эти вещи, а не то сильно пожалеешь! И перемени тон! Я видел дураков, которые за один ласковый взгляд своей собственной наложницы готовы ей пятки целовать, так вот уясни — со мной такое не пройдет!
Радмила была потрясена. Хорошо знакомый ей ласковый Ульрих превратился в холодного надменного крестоносца, каким он ей казался в первые дни их знакомства. Поразмыслив, она решила пока подчиниться. Как и всякой женщине, Радмиле было интересно, что за одежду он ей купил. В свертке была хорошенькая нижняя рубашка из тонкого, расшитого мелкими цветочками полотна — «камиза», как пояснил Ульрих. Поверх нижней рубашки нужно будет надеть «коттэ», верхнее платье из синей шерстяной ткани, украшенное вышивкой и мехом, с длинными узкими рукавами. Его полагалось стягивать на талии шнурками. Впереди был вырез, чтобы можно было показать красоту вышивки нижней рубашки. Вместе с этими вещами в свертке находились длинные чулки выше колена и льняные штанишки, к завязкам которых и подвязывались чулки. Кожаные полусапожки, опушенные мехом, меховая круглая шапочка и плащ с капюшоном, подбитый теплым лисьим мехом завершали наряд. По красоте вышивки и качеству материала было видно, что это одежда богатой горожанки. Значит, Ульрих не пожалел денег, чтобы хорошо нарядить свою пленницу. В душе молодой женщины шевельнулась некоторая признательность.
— Я понимаю, что ты привыкла к собственной одежде, но среди людей, одетых иначе, тебе будет некомфортно, — сказал рыцарь.
— Отвернись! — попросила она.
— А чего тебе стесняться, ведь я видел все твои прелести! Ты давай, одевайся, а я полюбуюсь! — мужчина поудобнее устроился и приготовился к приятному зрелищу. Рассудительная Радмила решила не выказывать обиду на столь бесцеремонное обращение. Она решительно сбросила одеяло и стащила ночную рубашку, в которой унес ее похититель. Странно, но она не почему-то не злилась на него, гораздо глубже уязвило его шестимесячное отсутствие. К тому же, она даже себе не хотела в этом признаваться, он разбудил в ней жажду любви. Все эти долгие месяцы девушка скучала по его сладким поцелуям, и, как не стыдно было признаться, не только по ним. Ульрих разбудил в ней дремлющее женское начало, и, пробудившись, оно не желало молчать. Но почему же Радмила была так холодна ко всем своим поклонникам? Получается, именно в его объятьях она нуждалась, только его поцелуи доставляли ей огромное наслаждение.
«Значит, я его люблю»? — подумала девушка и ужаснулась, ― ведь в его поведении была только похоть и уязвленная гордость! ― «Ну, ничего, у меня есть брат! Он меня обязательно отыщет и заберет домой. Но Ульрих не может со мной плохо поступить, ведь я его вылечила, он мой должник»!
«Не ты, а дедушка Земибор»! — сообщила Радмиле ее совесть.
Глубоко погруженная в такие грустные мысли, она и не обращала внимания на своего захватчика, который во все глаза рассматривал обнаженное девичье тело.
Одеваться было неудобно из-за того, что повозка ехала по неровной дороге, и все время наклонялась, ― было очень трудно попасть ногой в чулок. Она склонилась к полу, пытаясь расправить его на ступне, и перед взором Ульриха предстал очаровательный круглый задик. Это было невозможно вынести нормальному мужику и он, обхватив ее за узкую талию, посадил обнаженную, в одних только чулках молодую женщину к себе на колени. Расстроенная Радмила не готова была к таким его действиям и, взвизгнув, стала отбиваться, чем еще больше распалила мужчину. Он бросил ее на живот поперек сидения и быстро, без всяких ласк и поцелуев, вошел в извивающееся тело. Сильная рука грубо, больно тискала грудь, толчки его фаллоса не вызывали никаких ощущений, кроме боли, правда, не очень сильной. Разум убеждал ее смириться, принять его, тогда она, по крайней мере, не почувствует еще большей боли. Слезы сами по себе потекли из глаз, она терпела и ждала, когда же все закончится. А он откровенно наслаждался, его рывки стали резкими и частыми. Наконец он притянул ее к себе поближе, глубоко вошел в нее, причиняя боль, и хрипло зарычал, излившись.
Молодая женщина не могла понять причины превращения ласкового любовника в грубого насильника. Она свернулась в клубочек на меховом сидении и молча плакала, глотая слезы.
Не выносящий женских слез, Ульрих процедил
— Я вижу, тебе нравится меня соблазнять своим красивым телом.
— Я тебя не соблазняла… — тихонько прошептала она.
— Не хотела соблазнять, а соблазнила, выставив мне перед глазами свою очаровательную попку. Хватит реветь, давай помогу одеться! — и ловко, ― оказывается, у него большой опыт, мелькнуло в голове Радмилы ― натянул на нее незнакомую одежду
Потом они молча сидели и смотрели в окошко. Их уютный домик на санях быстро летел по заснеженной дороге. Его друзья не имели возможности согреться и хотели поскорее добраться до ближайшего постоялого двора. Все верховые устали, замерзли и были очень голодны. Но еше не менее двух часов всадникам нужно было оставаться в седле.
— Нет, тут что-то не то! Он почему-то очень зол на меня, хотя это я должна обижаться! — она посмотрела на суровое лицо с крепко сжатыми губами и вспоминала то весеннее утро, когда зашла в сарай и увидела, как он пьет воду из кадки; вспомнила, как была потрясена его упорством и силой воли.
— Нет, мириться придется мне, — грустно подвела она итог своим размышлениям и стала придумывать, с чего бы начать разговор. Упреки только ухудшили бы и без того сложную обстановку. И наступив себе на гордость, она обняла его за крепкую шею и прильнула к широкой груди.
— Я не могу понять, почему ты так сердишься? — девушка прижалась своим хорошеньким ротикам к его губам и стала неумело целовать. Рыцарь обхватил изящное личико большими ладонями и возвратил поцелуй. Правда, это был совершенно другой поцелуй — глубокий и жгучий. Он просунул свой жаркий язык в девичий рот, поцелуй был такой силы, что молодая женщина ощутила его страстное, болезненное влечение к ней.
— Я не сержусь, я ужасно злюсь на тебя! — он впился болезненным поцелуем в ее нежную шею.
— За что, мой милый? — она терпела эти жестокие поцелуи. — Чем же я тебя так обидела?
— И ты еще спрашиваешь? Пресвятая Дева, вот уж поистине у женщин нет чести! Ты помнишь наш разговор перед моим отъездом? Для меня все обеты, которые я дал, были очень серьезными. И я сдержал их! А ты? Ты ничем не лучше моей первой невесты Хильдегард, она тоже променяла любовь на титул и деньги. Возвращаясь с Монфора, я заехал домой. Ее мужа, моего старшего брата, Генриха фон Эйнштайна не было в замке, так эта дрянь забралась ночью ко мне в постель! Не знаю, как удержался, чтобы не вытрясти из нее душу, удовольствовался пощечиной! Так спешил сюда, в эту холодную Ливонию, думал, впервые за семь лет меня ждут и любят! Приезжаю — Бруно прячет глаза, мол, не знаю, как и сказать, уехала твоя невеста с черноглазым боярином! А мы с братьями уже и разрешение покинуть орден получили, Гарет нас приглашает к себе в графство. И все зря! Не было смысла менять орден, мой дом, где у меня есть и заслуги, и уважение, на тающую, как снег под лучами весеннего солнца женскую любовь! — гневная гримаса скривила его лицо.
— Ты ошибаешься! Все было не так! Это ты отказался от меня ради богатой немецкой невесты! — волнуясь, проговорила Радмила. — Я думала, мое сердце разорвется! И она рассказала все, что произошло с ней после его отъезда.
Убийство
Русь, Псковское княжество, 1242 год
Прошло четыре дня после отъезда рыцарей. Радмила оказалась как будто в пустоте. Ведь жила же одна целый год, а сейчас затосковала. И желание вновь ощутить его страстные поцелуи не давало покоя.
— Но ведь осталось всего несколько дней — и он приедет за мной! — она так была уверена в этом, что нисколько не удивилась, когда гостившая у нее Ульяна закричала, выглянув в распахнутое окошко:
— Радмила, сюда кто-то едет!
Сердце сильно застучало, дыхание остановилось, даже воздуха не хватало. Она выбежала на улицу встречать любимого. Но во двор въехало пять-шесть вооруженных, совершенно неизвестных ей мужчин. Хотя они были одеты в русскую военную одежду, воины переговаривались на незнакомом языке. Это был не немецкий, на котором бегло разговаривать научил ее Ульрих.