Потом старик, взяв небольшой бубен, присел возле больного и стал петь какую-то странную песню. Голос его вибрировал. Он отбивал ритм на бубне, то медленно, то ускоряя его. И его песня в такт бубну то затихала, то усиливалась — голос старика поднимался все выше и выше. Наконец все закончилось.
— А ты везучая… Еле выпросил его у богов. Не хотели они вначале… Сильно гордый он! — у старика лоб был покрыт бисеринками пота.
А Ульрих в это время видел необыкновенный сон. Прекрасная женщина в необыкновенном белом платье, как будто сотканном из сверкающего лунного света, с алмазной короной на роскошных золотых волосах, выплыла из стены бедной Радмилиной избушки. В руках у нее был светящийся скипетр.
— Богиня Майя, Майя! — тихий восторженный шепот раздавался со всех сторон. Все живое, весь мир яви приветствовал свою повелительницу!
— Зачем ты меня потревожил, волхв Земибор? — она провела перед закрытыми глазами Ульриха призрачной рукой и он, не поднимая тяжелых век, увидел седого как лунь старика, одетого в длинную белоснежную рубаху и белоснежный плащ. Глаза у него излучали такую необыкновенную любовь и жалость, такое сострадание к Ульриху, что у того от переполнивших его чувств покатились слезы из-под закрытых век.
— Прости этого человека — он суженый дочки нашей Баяны. Он отстрадал свои ошибки. И, потом, Майя, разве не ты поставила его в такие условия? Не будь так сурова, могучая богиня! — старик протянул просительно худые руки.
— Каждый выбирает сам свой путь. И богиня Майя здесь не причем. Она лишь следует его выбору, расставляет декорации, усиливает ощущения, делает выводы из его тайных подсознательных желаний! — богиня не размыкала губ, а слова отпечатывались в голове Ульриха. Потом она вдруг оказалась возле его постели, прекрасная рука опустилась на его горящий лоб.
— Я хочу с тобой поговорить. Все зависит от твоих ответов. Ты сам пошел в орден. Сам сделал первый шаг, сделав выбор.
— Я не мог поступить иначе. Бедность дохнула мне в лицо своим леденящим дыханием!
— Ты мог сделать и другой выбор. Пусть он показался бы тебе сложнее, пусть был бы тернистым! Но ты взял в руки меч! Ты пошел убивать! Ты надеялся, что страдания достанутся другим. А ты получишь деньги, славу, удовольствия.
— Но так поступили многие!
— Многие, но каждый одинок на суде перед Всевышним. И каждый ответит сам за свой выбор. Все не так просто. Взял — и убил. И на этом свете есть ответ, тем более там, в мире Прави.
— Другим повезло!
— Майя это все, иллюзия. У них нет счастья. Они заложники греха. Они обречены. Вот и ты на грани смерти. Ты понял хоть что-нибудь? Есть ли необходимость продолжать жизнь?
— Я хочу попробовать еще. Прошу простить меня.
— Ты пришел на чужую землю с мечом. Ты пришел убивать, чтобы захватить чужую собственность, землю, тебе не принадлежащую…Отнять у этих людей все…
— Прошу… Не надо… Я знаю…
— Живи, несчастный! И помни — будешь держать ответ перед великой Сваргой. Я тебе дам возможность все исправить…
Призрачное видение богини как будто растаяло. Ульриха охватил глубокий целительный сон.
Вдруг он вновь ощутил себя на кровати. Было очень холодно. Сильный озноб бил все тело. Зуб на зуб не попадал…. Радмила накрыла его овчинами и еще какими-то теплыми вещами. Принесла горький отвар пахучих трав. Заплаканные глаза ее стали потихоньку просыхать. Она все время что-то шептала и суетилась возле Ульриха.
Волна жалости подкатила к горлу рыцаря.
«Она так старалась, так плакала, когда я умирал», — думал он, — «зачем я ей? Проще было тогда бросить меня в лесу»! Краем глаза он наблюдал за славянкой.
«Как нежны ее прикосновения, как она добра, как красива», — нестройной чередой плыли мысли Ульриха…
— Дедушка, уж не знаю, зачем я тебя потревожила, ведь он наш враг! — прошептала девушка.
Старик поднялся и подошел к лежанке.
— Будет жить. Пусть лежит на печи… подтапливай ее понемногу. Да, вот три маленьких пузырька. Давай раз в день, смотри, не пролей! И конечно, мед. Пои травами — все ты делала правильно. Но тебя боги не слышали — ведь нагрешил твой суженый, — старик сел за стол.
— Ну, покорми с дороги!
Покраснев, Радмила встрепенулась:
— Ну, что ты, дедушка, говоришь! Как тебе не стыдно такое сказать! Какой он мне суженый! Прохожий он! Матушка учила — надо всем помогать! А покормить — я сейчас… У меня и каша, грибы соленые, и мясо впечи томится.
Сели они за стол, и так хорошо стало на сердце у измученной девушки, как будто опять и отец жив, и матушка вовсе не умерла. От старого Земибора шло громадное тепло — все плохое отходило.
Что он за человек? А, может, и не человек вовсе, а святой…интересно, сколько же ему лет?
— Не помню, милая. Да и зачем тебе обо мне, старике, думать. Ты вот лучше о нем помысли, ой, не простая у тебя судьба. Ладно, давай спать.
Старик, кряхтя, пошел к лавке.
Пораженная ясновидением старика, Радмила остолбенела. Но потом спохватилась и захлопотала: — Нет, дедушка. Ты ложись на кровать! — накрыв старика теплым одеялом, она подошла к лежанке, потрогала лоб и замерла в удивлении: с больным произошли разительные перемены: дыхание стало ровным, жар спал, черты лица разгладились — он спокойно спал.
Ульрих проснулся, когда солнце давно уже взошло. Хотел встать, но пошатнулся.
Страшная слабость не давала ему возможности даже двинуть рукой или ногой.
— Что со мной? Я так разболелся, — громко, как ему показалось, позвал:
— Радмила! — сиплые звуки едва вырывались из горла. Но в груди полегче, и кашель послабее. Прошлый вечер он вообще не помнил. Только почему-то становилось не по себе: перед глазами стояло лицо незнакомого старика в белоснежной одежде со сверкающими глазами. Может, он побывал на том свете? Но, если он умер, почему он оказался опять в этой избе? Потом мысли потекли в другую сторону. Как там братья по ордену? Не ищут ли они его? Может, думают — утонул в этом чертовом озере? Кто же еще остался жив?
А Радмила, проводив старого ведуна, вернулась в избу. Мужчина сидел на лежанке, зеленые глаза его следовали за ней.
— Ульрих, ты будешь есть? Вот, выпей дедушкино снадобье и поешь. Я напекла блинов. А, может, щей налить? Тебе надо есть мед в сотах. Козье молоко тоже надо пить, оно тебя быстро на ноги поднимет, — девушка весело щебетала, радуясь, что он стал потихоньку черпать ложкой кислые щи. — Ведь тебя друзья ищут, я думаю! Надо побыстрее вылечиться!
После завтрака она стала его растирать. Глубокое умиротворение нахлынуло на рыцаря.
«Надо будет отблагодарить ее за помощь. Но как же все-таки она красива! Жаль, что язычница. А то он бы забрал ее из этого дикого леса. И как же никто не тронул, такую красавицу? Хотя откуда он знает, может она давно и не девственница? Но какая безобразная одежда у этих славянок! Неясно, что там за этим балахоном»! ― Он засмеялся. Определенно, он выздоравливает — при мысли о том, какое там тело у этой девушки, у него припекло в паху.
Да, давно я уже не спал с женщиной. Хорошо бы ее уложить в постель…. такой красотки никогда не встречал. Но все-таки я не негодяй. Она дважды спасла мне жизнь. А если предложить ей деньги? Но как? Она же ни одного слова не понимает по-немецки! Вот почему она мне помогала? Вначале шипела как змея, а потом стала лечить. От этих женских вывертов голова идет кругом. Вот с мужчиной проще, — если нет — значит, нет, а не да, как у них. И все-таки долго не выдержу. Да кто она такая, обычная крестьянская девушка! Должна быть рада, что ее возьмет к себе в любовницы немецкий рыцарь! А может, ей нужны деньги?
Когда Ульрих решил, что Радмила согласится стать его любовницей, настроение сразу улучшилось.
Но вначале надо подлечиться!
От скуки Ульрих стал развлекать себя воспоминаниями о крестовом походе. Вспомнил буйные развлечения рыцарей храма, крестоносцев-тамплиеров — соседей тевтонов по замку Атлит. Иногда и они, рыцари-тевтоны, принимали в этих пирушках участие, если комтур был в отъезде. Пьянки, оргии. Гаремы, захваченные у восточных вельмож, и доставшиеся им, крестоносцам. Только больно смуглы сарацинские девки. Да и слишком покорные, боялись их как огня, и быстро надоели.
Да, хорошо повоевали за храм господень!
«Интересно, а она быстро надоест»? — он уже не сомневался, что обольстит девушку. Наука старого Хариша здорово ему пригодилась, когда их с Георгом и Бруно перевели в Германию — они обучились в школе бога Камы таким штучкам, что цивилизованные женщины не могли устоять, не то, что эта юная дикарка. Она будет довольна!
А Радмила и не подозревала, что за мысли бродят у ее больного в голове. День опять пролетел, переполненный работой. Вечером снова заставила выпить целебные настои. Опять растирание. Вдруг он взял ее руку и тихонько поцеловал. Она вскочила как ошпаренная: