Г у б и н (встал, бормочет). Ну, вот, Перфил, добился ты своего... Погубил меня....окончательно!
К у з ь м и н. А ну, дядьки, идёмте! Где одежонка ваша? Шагайте бодро... собачьи дети!
Н е с т р а ш н ы й (толкнув Губина). Дурак! Ты - пьян. Ничего нам не сделают. Не посмеют!
Б о р о д а т ы й. Любит орать... Эхе-хе...
Л а п т е в. Где письмо Антонины?
(Достигаев подал письмо, прикрыл глаза платком.)
Л а п т е в (покосясь на него, читает). "Прощай, Шура. Ни о чём не жалею. Только с тобой, иногда, мне было тепло и ласково". (Помолчал.) Шурке об этом письме прошу не говорить. Я передам его Шуре, когда найду это удобным. Глафира - у вас?
Е л и з а в е т а. Когда пришёл Нестрашный, я послала её к вам в совет, к Тятину, она ещё не возвратилась.
(Достигаев изумлённо мигает, глядя на жену.)
Л а п т е в. А где... Антонина?
Е л и з а в е т а. Идёмте...
(Ушли. Достигаев стоит у стола, потирая лоб, щёки, точно хочет стереть улыбку с лица. Бородатый солдат щупает драпировку.)
Б о р о д а т ы й. Замечательной крепости материя! Вот из эдакой солдатам шинели не строят!
Д о с т и г а е в. Теперь будут шить из материи и получше этой.
Б о р о д а т ы й. Шинели не станут шить, мы воевать не желаем.
Д о с т и г а е в. И не надо.
Б о р о д а т ы й. Мы решили уговорить все народы: долой войну, братья-товарищи!
Д о с т и г а е в. Вот это - правильно!
Б о р о д а т ы й. Ну, то-то! Вот, даже и вы понимаете, что правильно! Мы капиталистов передушим и начнём всемирную, братскую жизнь, как научает нас Ленин, мудрый человек. А Нестрашным - конец! Это кровожадный человек! Он в седьмом году так зверствовал... Однако, как вы тоже здешний, то сами знаете, какая он стерва...
Д о с т и г а е в. Да...
Б о р о д а т ы й. А вот вокруг вашей фамилии скандального тогда не слыхать было. Хоша бывает и так, что живёт человек тихо, а вреда от него больше, чем от разбойника...
Д о с т и г а е в. Винца стаканчик не выпьешь?
Б о р о д а т ы й. Не-ет, нельзя! Я вроде как на часах при вас нахожусь.
Д о с т и г а е в (тревожно). Разве я арестован?
Б о р о д а т ы й. Это неизвестно мне. Ну, однако я - старый солдат и своё дело знаю. Которая застрелилась, - она кто будет вам?
Д о с т и г а е в (не сразу). Она?.. Дочь...
Б о р о д а т ы й. До-очь?
Д о с т и г а е в. Да... Вот как... молодёжь-то...
Б о р о д а т ы й. Молодёжь... решительная! В дураках жить не желает. Дескать, отцы-деды пожили дураками, а мы, давайте, попробуем иначе...
(Лаптев молча увёл солдата из комнаты.)
Д о с т и г а е в. Ушёл. Даже башкой не кивнул...
Е л и з а в е т а. Очень нужен тебе его поклон. Что-о? Перепугался?
Д о с т и г а е в (лирически). Ах, Лизок... умница ты моя! Как ты всё это... замечательно! Как своевременно всё... И про Антонину, и...
П а в л и н (выходит из тёмной комнаты). Да, Елизавета Михайловна, я тоже исполнен восхищения пред умом вашим.
Д о с т и г а е в. Это... как же ты? Где ты был?
П а в л и н. А я - удалился. Сказано: "Отыди ото зла и сотворишь благо". Я - не прятался, но сан мой - обязывает... Если б кто заглянул за портьеру, то увидал бы, что я - тут.
Е л и з а в е т а. Вы, отец Павлин, ночуйте у нас.
П а в л и н. Благодарствую! Хотел просить вас о ночлеге. Ещё повторю: замечательно вы о покойнице-то...
Е л и з а в е т а. Не будем говорить о ней...
Д о с т и г а е в. Да. Что скажешь? Неспособная была... (Наливает вино в стакан.) Ну, что ж? Значит - власть рабочих, а?
П а в л и н. О, господи! И горько и смешно...
Е л и з а в е т а. Ты, Вася, не беспокойся.
Д о с т и г а е в (соображает). Тятин, Лаптев, Шурка...
Е л и з а в е т а. И - не мешай мне...
П а в л и н. Все - молодёжь...
Д о с т и г а е в (соображая). Рябинин... Вот Рябинин этот... в каком количестве?
Е л и з а в е т а. Всё пойдёт хорошо! Ведь всё - очень просто! Очень просто, Вася...
Д о с т и г а е в. Умница моя! Твоё здоровье.
П а в л и н. На многие лета!