Тони откинулся на спинку стула и проводил глазами двух девушек в черных платьях, которые переходили улицу перед кафе. - Я сам не знаю. Жду, пока кто-то не скажет мне.
- Тони, ты хочешь, чтобы я уехала и оставила тебя одного?
Он не сразу ответил. Он неспеша снял очки и осторожно положил их на столик перед собой. Потом сурово посмотрел на мать, его лицо было неприкрыто, незащищено, глубокие знакомые глаза смотрели печально и изучающе.
- Нет, - наконец произнес он и протянув руку, нежно прикоснулся к Люси. - Я этого не вынесу.
- Сделай для меня одну вещь.
- Что именно? - в его голос снова вернулась настороженность и недоверие.
- Поедем со мной в Нормандию сегодня. Я хочу посетить городок, где погиб твой отец, пойти на кладбище, где он похоронен. У меня с собой письмо от человека, который был с ним, когда это случилось и я знаю называние городка... Озьер.
- Озьер, - повторил Тони, снова надевая очки и восстанавливая барьер между ними, будто он уже пожалел о своей мимолетной слабости. - Я проезжал там. Я не видел никаких мемориальных табличек. - Он саркастически засмеялся. - Что за место для героической смерти!
- А ты разве не знал?
Тони отрицательно покачал головой.
- Нет. Ты прислала мне телеграмму с собщением о его смерти. И все.
- Ты знал, как это произошло?
- Нет.
- Он узнал, что там была группа немцев, которые хотели сдаться в плен и пошел к ним под белым флагом. - Через пять минут его убили.
- Он был слишком стар для этих вещей.
- Он хотел, чтобы его убили, - сказала Люси.
- Читай повнимательнее газеты, - ответил Тони. - Мир полон людей желающих быть убитыми.
- Ты не почувствовал этого, когда виделся с ним во время войны?
- Я недолго общался с ним, - сказал Тони, глядя куда-то мимо Люси, видимо не желлая говорить на эту тему. - Когда я увидел его, единственное что я почувствовал, это то что ему стыдно, что я не ношу форму.
- Тони! - перебила Люси. - Это не правда.
- Нет? А может и нет. Может его прсто смущало то, что я жив.
- Не смей так говорить!
- Почему? - резко бросил в ответ Тони. - Я решил много лет назад, что никогда не буду врать по поводу наших отношений с отцом.
- Он любил тебя, - сказала Люси.
- Под белым флагом, - продолжал Тони как будто не слышал ее слов. Думаю, что есть и более страшные варианты смерти для отцов. Скажи мне кое-что...
- Да?
- Ты действительно случайно увидела меня вчера в баре или ты приехала в Париж, зная, что будешь разыскивать меня? - Он выжидательно и вопросительно смотрел на мать, на его лице читалась готовность не поверить ей.
- Я не знала, что ты в Европе, - сказал она. - И когда ты вышел из бара, я спросила бармена, знает ли он твой адрес, я думаю, что мне даже хотелось не узнать, не найти тебя.
Тони кивнул.
- Да, - сказал он. - Этого я не могу понять.
- Я знала, что однажды нам придется встретиться, - ответила она.
- Наверное, - согласился Тони. - Наверное, если у тебя есть сын, ты рано или поздно должен увидеть его...
- Я бы устроила все по-другому, - сказала Люси, вспоминая свои фантазии, сны о смерти, прощальный поцелуй. - Если бы я могла это все сама устроить.
- И все же, придется примириться с этим. Теперь ты хочешь навестить могилу... Ну, это естественно. Не могу сказать, что нам следует делать это, но это вполне естественное желание. Скажи мне, - продолжал болтать он. - Ты заметила каким вульгарным он стал в последнее время?
- Нет, - ответила Люси.
- О мертвых плохо не говорят, - неприятно улыбнулося Тони. - Конечно. Он был шумным и пустым, полным офицерских шуточек и патириотических лозунгов, и рассждал о хористках. Он всегда спрашивал меня, достаточно ли у меня денег на развлечения. И при этом он всегда подмигивал. Я отвечал, что лишняя сотня не помешает.
- Он был щедрым, - сказала Люси.
- Может, именно это и произошло с ним, - Тони посмотрел на небо. Оно было ясным и голубым с былым свечением где-то на юге. - Хорошая погода для поездки за город. У меня назначена встреча за обедом, но думаю мне удасться рассказать о мертвых отцах и вернувшихся матерях и о всяком таком прочем. Я скажу, что мне нужно отправиться на поле сражения под белым флагом.
- Не надо, - с трудом произнесла Люси, вставая. - Не надо ехать со мной, если ты так относишься к этому.
- Скажи мне, - произнес ТОни не двигаясь с места и продолжая смотреть на раскаленное небо. - Зачем тебе это?
Люси оперлась на столик, чтобы не потерять равновесия. Она почувствовала, насколько устала. Она посмотрела сверху вниз на напряженное запрокинутое лицо сына, с темной тенью очков на осунувшихся скулах.
- Потому что мы погубили его, - подавлено произнесла она. - Ты и я. Потому что мы не должны забыть его.
И тут она увидела, что Тони плачет. Она смотрела на него, и не верила своимм глазам, сжимая в руках перчатки. Слезы катились по его щекам из-под темных очков. Он внезапно наклонился вперед и закрыл лицо руками.
Он плачет, подумала она. Еще есть надежда. Он плачет.
18
Они ехали молча сквозь яркий лунный свет ночи в маленьком двухместном автомобиле Тони. Верх был приспущен , и ветер, изо всех сил бьющий в лицо не давал им говорить, да они и сами этого не хотели. Тони вел машину очень небрежно, слишком быстро. Цыплята бросались прочь от дороги почти из-под самых колес автомобиля, когда они проезжали старые каменные домишки, в городках люди глядели на них, как бы упрекая в том, что они американцы и что так быстро едут. Черные и белые коровы паслись на зеленых полях, дорога долго виляла в коридоре высоких тополей, которые отражали гул мотора тихим монотонным звуком, как приглушеннй бой барабана, на котором отбивают какой-то нервный, но навязчивый ритм в соседней комнате.
Некуда так спешить, хотелось сказать Люси, которая сидела поеживаясь на ветру, укутав голову шарфом и чувствуя, что она слишком стара для такой езды, для таких машин. Некуда спешить. Он не был здесь одинадцать лет, теперь можно и потерпеть один час.
Они проезжали семейные группы, расположившиеся на пикник на обочинах, рассевшихся на стульях за покосившимися столиками со скатертью, на которой были расставлены бутылки вина и крошечные вазы с цветами рядом с длинными буханками хлеба. Иногда они проезжали деревни помеченные взрывами военных снарядов, с разрушенными домами, которые так долго стояли на ветру и непогоде, что казались вековыми реликвиями. Люси пыталась представить себе, как выглядели эти домишки до того, как пострадали от снарядов, и как все это было в момент взрыва, как летели в стороны камни, как вздымался ввысь дым, как кричали и звали друг друга люди, погибающие под обломками. Но воображение изменяло ей. Руины смотрелись такими вечными, мирными и эти отдыхающие с бутылками вина и цветами на столиках - все это производило впечатление будто так происходило каждое лето из покон веков. А где я была в тот момент, когда бомба угодила в этот каменный квадрат? Я готовила обед в кухне в трех тысячах милях отсюда. Я шла по линолиумному полу к электрическому тостеру, открывала дверцу холодильника, чтобы достать два помидора и баночку майонеза.
Она посмотрела на сына. Его лицо ничего не выражало, глаза были устремлены на дорогу. Он не обращал внимания ни на пикники, ни на руины. Если живешь в Европе, наверное, привыкаешь к виду руин.