- О чем вы хотите со мной поговорить, матушка? Впрочем, я, кажется, догадываюсь. Граф признался вам в любви? - предположил Алексис. - Или, ещё значительнее, предложил вам руку и сердце?
- Нет! То есть да! - сказала она, запутавшись в ответе от его неожиданного вопроса. - То есть я хочу сказать, что он, действительно, предложил мне руку и сердце, но не об этом я собираюсь с тобой поговорить.
- Вот как!
- Я расскажу тебе одну историю. Эта история случилась со мной и с одним человеком. Но к тебе она тоже имеет отношение. Я никогда никому об этом не рассказывала. Я не могла об этом рассказывать. И ты поймешь: почему. Ты поймешь, почему я на протяжении двадцати лет я хранила тайну и почему только сейчас я решилась её открыть.
- Я слушаю вас, матушка.
Алексис придвинулся поближе к ней. Она взяла его руку и сжала её в своих ладонях.
- То, что я тебе расскажу, заставит тебя по-другому взглянуть на свою жизнь и на меня. Возможно, ты отдалишься от меня, разочаруешься во мне и перестанешь мне доверять.
- Этого не случится, - заверил её сын, - какие бы ужасы вы мне рассказали.
- И тем не менее, даже если я рискую потерять твою любовь и уважение, я расскажу тебе все. Ты должен знать.
- Я слушаю вас.
- Мне едва исполнилось шестнадцать лет, когда моя маменька объявила мне, что нашла для меня хорошую партию, - начала свой рассказ Елизавета. Я дала свое согласие на обручение. У меня не было причин, чтобы не соглашаться с выбором маменьки. К своему предстоящему браку я относилась как к необходимому и естественному событию, которое рано или поздно происходит в жизни каждой девушки. Но вместе с этим мне очень нравился мой жених. Он был молод, привлекателен и умел нравиться. Мне было приятно находиться рядом с ним. Тогда мне казалось, что я люблю его, но по сути - я его совсем не знала. Несмотря на то, что мы были официально обручены, мы очень редко встречались. А когда встречались, я видела в нем любезного, вежливого и влюбленного молодого человека, каким он хотел мне казаться. Мне и в голову не приходило, что он может быть другим, что его любезность, вежливость и влюбленность - насквозь пропитаны ложью. Тебе хорошо известно, сынок, что до своего обручения я воспитывалась в Смольном институте. Но ты и представить себе не можешь, до какой степени я была наивна и доверчива. Я знала лишь ту жизнь, которая была в пределах института. И это в какой-то мере стало причиной тех ошибок, которые я совершила. В институте мне привили хорошие манеры и правила поведения, меня научили послушанию и добропорядочности, но меня не научили, как отличать ложь от правды, как поступать с предательством и лицемерием. Я говорю тебе все это, сынок, не затем, чтобы оправдать себя в твоих глазах и ещё более очернить его, а затем, чтобы ты понял, насколько велико и болезненно было мое разочарование, когда я увидела истинную сущность князя Дмитрия Ворожеева.
- Вряд ли что-либо более способно очернить его в моих глазах, нежели то, что уже его очернило, - сказал Алексис. - А что касается разочарования, то мне хорошо известно, насколько оно может быть велико и болезненно. Но продолжайте, матушка. Я вас внимательно слушаю.
- Уже был назначен день нашей свадьбы, - продолжала Елизавета. - Со времени нашего обручения прошел почти год. Я немного научилась жизни. И я стала замечать неискренность в поведении своего жениха. Все началось с того, что однажды я случайно услышала, как он, уходя от меня, грубо выругался: "Черт бы побрал эту святошу со всеми её причитаниями!" А однажды, когда я в сопровождении своего кучера делала покупки для предстоящей свадьбы, я заметила, как в одной лавке две незнакомые девицы указывали на меня пальцем и о чем-то переговаривались. Девицы были явно не нашего круга: вульгарно одетые и ярко накрашенные. До меня дошли обрывки их разговора. "Представляешь, наш главный пройдоха женится на этой святоше", сказала одна их них. "Бедняжка! - посочувствовала другая. - Она такая чистая и невинная, что мне её даже жаль". "А мне нисколько! - злорадно сказала первая. - Ненавижу этих чистеньких и благородных барышень!" Больше мне ничего не удалось услышать. Они вышли, бросив в мою сторону насмешливые взгляды. Этот разговор запал мне в душу. Я приказала кучеру подождать меня, а сама проследовала за девицами. Они зашли в один странный дом. Это был обыкновенный бордель. Тогда я, конечно же, не знала об этом. Но мне один вид этого дома внушал нечто неприятное, от него за версту веяло запретом и непристойностью. И поэтому войти туда вслед за ними я не решилась. После этого случая я стала недоверчивой по отношению к своему будущему супругу. Я стала обращать внимание на мелочи, которым ранее не придавала значения: на пренебрежительное отношение к моим чувствам; на грубость, которая порой проскальзывала в его выражениях, и другие детали, которые ухудшали мое мнение о нем. Разговор двух незнакомых девиц на не выходил у меня из головы и этот дом, куда они вошли. Мне казалось, в этом доме заключается разгадка всего. И однажды поздно вечером я незаметно для всех покинула свою комнату и через ход для прислуги вышла на улицу. Не нужно объяснять, куда я направилась - в этот странный дом, который не давал мне покоя. Чтобы себя не скомпрометировать, я надела маску, шляпу с широкими полями и закуталась в плащ. Я не знала, что именно мне предстояло увидеть в этом доме. Меня словно направил туда какой-то внутренний голос. Я подошла к одной из девушек, что там работала, и спросила её о князе Ворожееве. Я уже не помню, что конкретно я спросила, но к моему удивлению, она ответила мне, что князь наверху и лучше сейчас его не беспокоить. Я поднялась наверх. Из одной из комнат раздавались голоса, отвратительный хохот и странные звуки, от которых меня бросало в дрожь. Я узнала голос своего жениха. Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в эту комнату. И я увидела его... в постели с кокоткой.
Алексис передернулся от отвращения. Елизавета это заметила и прервала свой рассказ.
- Тебе неприятно все это слышать, не так ли? - спросила она.
- Вы сказали мне не новость. Я знаю, каков из себя этот человек. Я просто представил, что чувствовали вы в тот момент. Чистая, наивная девушка, никогда не видевшая грязи и простодушно верившая в любовь своего жениха, неожиданно обнаруживает его в борделе с... Какая мерзость!
- То, что я чувствовала в тот момент, невозможно охарактеризовать, призналась Елизавета. - Я помню, как бродила по улицам города, как меня душили слезы и боль, а в голове была эта мерзкая сцена. Этой ночью я попала на маскарад, который происходил в доме госпожи Лейтер. Как я уже говорила, на мне была маска. Я слилась с толпой веселящихся людей и сама, подобно им, предалась всеобщему веселью. На этом маскараде я встретила молодого мужчину. Он тоже был в маске. Меня в нем что-то привлекло, едва я его увидела. И тогда я дала себе зарок, что этой ночью буду принадлежать ему. Так и случилось. Сейчас я не смогу объяснить, что заставило меня тогда отдаться этому неизвестному мужчине: то ли мой протест по отношению к правилам и нормам, по которым я жила, в которые верила и в которых разочаровалась; то ли желание отомстить своему жениху; то ли моя слабость и отчаяние, заставившие искать поддержки у сильного мужчины. Он был со мной галантен и почтителен, как истинный рыцарь; заботлив и внимателен, как лучший друг; нежен и страстен, как обожающий меня возлюбленный. Но тогда я не могла по достоинству оценить его галантность, заботливость и нежность. Слишком велика была моя боль и велико разочарование от того, что я узнала о своем женихе. Эти чувства заглушили все остальное. А когда боль стала понемногу затихать, я стала осознавать, как хорошо мне было рядом с этим мужчиной, как спокойно и сладко в его объятиях. И тогда я оценила его по достоинству. Но было уже слишком поздно.
- Поздно? Почему? - спросил Алексис.
- Потому что мы расстались, - объяснила Елизавета. - Расстались сразу же после этой ночи. Когда он заснул, я тихо оделась и незаметно ушла, не разбудив его и не попрощавшись с ним. О, если бы я тогда смогла довериться ему или хотя бы просто назвать свое имя и дать возможность увидеть лицо, все было бы по-другому! Но тогда я думала лишь о тех последствиях, которые могли бы произойти, если бы о моем ночном похождении стало кому-то известно. Я очень боялась. А тот мужчина был для меня чужим. Я не позволила ему снять с меня маску и взяла с него слово, что он оставит свои попытки узнать что-либо обо мне. Ранним утром, когда ещё все спали, я вернулась домой и незаметно прошла в свою комнату.
- И никто не обнаружил вашего отсутствия в ту ночь? - спросил Алексис.
- Ни у кого не возникло даже малейшего подозрения. Мне удалось сохранить полную тайну.
- А тот неизвестный мужчина? Вы не пытались его найти? поинтересовался Алексис.
- Я не знала ни его имени, ни то, откуда он и как попал на этот маскарад. Его лицо я видела только мельком. Найти его было почти невозможно, так же, как ему - меня.
- Как это печально! - промолвил Алексис. - Это, наверное, все равно что пройти мимо чего-то важного и не заметить этого. А потом, когда это важное окажется вне пределов досягаемости, внезапно остановиться и задаться вопросом: "Что же это было? Какое? Почему мне не удалось это распознать? Может быть, это и было счастье?"
- Все именно так, - вздохнула Елизавета.
В благодарность за его понимание она нежно ему улыбнулась и погладила его по щеке.
- Однако напрасно вы считали, что эта история заставит меня разочароваться в вас и по-другому взглянуть на жизнь, - с некоторой укоризной произнес Алексис. - Как видите, я умею понимать.
- Дело не в этой истории, - возразила Елизавета, - а в её последствиях.
- В том, что вы проявили слабость и вышли замуж за моего отца после всего того, что вы видели и что о нем узнали? - уточнил Алексис, снисходительно улыбнувшись. - Но вы были очень молоды, и вы были одна против всех. Я знаю свою бабушку, знаю, какое она имела влияние на вас.
- Дело не в твоей бабушке, - возразила Елизавета.
- Вот как!
Она немного помедлила, затем, собрав свое мужество, произнесла:
- Почти перед самым днем, на который была назначена моя свадьба с князем Ворожеевым, я обнаружила, что беременна.
- Что? - глухим голосом спросил Алексис, почувствовав, как внутри у него что-то замерло.
- Случайная ночь на маскараде со случайным мужчиной оставила след не только в моем сознании и моем сердце. Она оставила мне тебя.
- Вы хотите сказать, что я... - промолвил он и замолчал на полуфразе, не в силах продолжать.
- Богу было угодно, чтобы этот неизвестный, с которым я провела единственную ночь, стал отцом моего сына, - сказала она, вкладывая в эти слова остатки своего мужества, и добавила: - Твоим отцом.
Алексис посмотрел на неё расширенными от потрясения глазами. Все его эмоции и мысли, казалось, застыли от действия её шокирующего признания. Между матерью и сыном воцарилось молчание. Она с виноватым выражением лица наблюдала за ним и терпеливо ждала, когда он придет в себя от этого шокирующего известия и что-нибудь скажет.
- Стало быть, поэтому вы вышли замуж за князя Ворожеева, - наконец, произнес он. - Вы хотели при помощи этого брака сохранить свое доброе имя.
Его голос был спокойным и ровным. В нем не было ни упрека, ни обвинения, а какая-то глубокая грусть.
- Да, именно для того, чтобы сохранить свое доброе имя, - подтвердила Елизавета. - Если бы я отказалась от этого брака, а через какое-то время стало бы известно о моей беременности, ты не представляешь, какой бы разразился скандал. Мое имя было бы обесчещено, моя репутация - запятнана, передо мной закрылись бы двери всех приличных домов. Даже сейчас все это меня пугает, а тогда для меня это было страшнее смерти. Впрочем, я могла бы довериться своей маменьке. Она сделала бы все возможное и невозможное, чтобы избежать скандала. Она отослала бы меня куда-нибудь подальше, где я втайне от всех родила своего ребенка, а затем передала его на воспитание какой-нибудь наемной матери. Но я предпочла выйти замуж за князя Ворожеева, хранить свою тайну от всех и воспитывать тебя, как его наследника.
- И он никогда ни о чем не догадывался?
- Нет, - возразила Елизавета. - И этим я обязана его самоуверенности. Он всегда считал, что был единственным мужчиной в моей жизни. Он считал, что я не способна изменить ему с другим, даже из чувства мести, поскольку это противоречит моей природе. В его глазах я была до тошноты правильной и до глупости верной.
- И вы все это время несли груз этой тайны?
- Мне ничего другого не оставалось. Да, я, ненавидевшая ложь и лицемерие, все эти годы поддерживала уверенность своего мужа в том, что ты его сын, или, проще сказать, лгала. Ты не представляешь, как это тяжело: от страха скрывать и поневоле обманывать! Но, я и представить не могу, что было бы со мной, если бы я призналась во всем этому человеку!
- Я понимаю, - с сочувствием и грустью произнес Алексис. - Сколько же вам пришлось выстрадать, матушка!
- Поначалу я чувствовала за собой вину, - призналась она. - И чтобы как-то её загладить, я старалась быть заботливой и примерной женой. Я старалась забыть о его предательстве, о своей боли и своем разочаровании. Мне казалось, той ночью на маскараде я в полной мере расквиталась с ним за его предательство. Но помимо этого, я ещё чувствовала огромную вину перед старым князем Ворожеевым, который относился ко мне, как к родной дочери. Я хотела подарить ему настоящих наследников, но не смогла. Однако моему чувству вины и моим угрызениям совести не суждено было долго жить. Одно предательство моего мужа сменялось другим, третьим; неуважение ко мне перерастало в откровенные насмехательства; пренебрежение приобретало форму цинизма. В такие моменты я его ненавидела и считала себя полностью правой. А со смертью старого князя мое чувство вины и угрызения совести исчезли окончательно. Да, я страдала, но страдала по другой причине. Я страдала от неизвестности - оттого, что не знала, кто был тот мужчина на маскараде, и что его невозможно было найти; страдала от своего вынужденного смирения что мне приходилось молчаливо терпеть выходки своего ненавистного мужа; и ещё страдала оттого, что не могла ничего изменить.
- И все из-за меня, - с тяжелым вздохом произнес сын.
- Нет! Что ты говоришь? - возразила мать. - Если бы не ты, я не смогла бы вынести все это! У меня не хватило бы мужества и решимости, чтобы противостоять ему. Ты - смысл моей жизни. Когда мне очень плохо, я нахожу в тебе утешение. Когда грустно, ты приносишь мне радость. И так было всегда.