Купальник на Инеc был в обтяжку. Что вызвало в памяти картинку из "Детской энциклопе-дии":
- Ты мне напоминаешь "Девочку на шаре".
- Все советские мне это говорят и думают, что комплимент. Но, во-первых, Пикассо я не люблю...
- Почему?
- Даже не знаю, что отталкивает, творчество или человек. Но у него много общего с отцом. Кроме своего брадобрея, он только с отцом встречается. Даже свою картину ему подарил. Валялась у нас, пока отец ее не отдал.
- Отдал? Это же миллионы?
Взгляд презрения не удержал его от расспросов:
- Куда, в музей?
- В фонд будущего Испании, - сказала она туманно...
- А Дали?
Этот предлагал построить вдоль дороги к Мадриду сплошной памятник из костей коммунистов. В моей семье имя лучше не произносить. Но мне ближе Дали. Не знаю, почему. Может быть, потому что однолюб. А знаешь, что он женат на русской?
Их накрыла тень. Александр успел перекатиться от смявших полотенце пяток. Крутозадая бетонщица, уводимая в лесок парнями, оглянулась:
- А говорят, мужики на кости не кидаются.
Но в почву не втоптали.
И за то спасибо.
По пути обратно она вскрикнула в тоннеле через насыпь. Он зажал ей уши. Они стояли, пережидая гром электрички. Открыв глаза, она спросила:
- А ты бы мог во Франции?
- Что?
- Жить. Писать?
- Не знаю. Не могу себе представить.
Она нарисовала:
Какой-нибудь бидонвилль "Голуазы" без фильтра и вино.
- Французское, надеюсь?
- Но из пластмассовых бутылей. Такое солнце, как сейчас. И взгляд отчаяния.
- Отчаяния?
- А ностальгия? Все эмигранты впадают, но, говорят, что русские особенно...
Они перешли рязмякшее шоссе, обогнули заборы уцелевших вдоль дороги изб и в зоне тишины стали подниматься через пустырь.
Меж ног Инеc сверкнуло солнце. Окна и двери в спальне и гостиной были распахнуты, но вместо сквозняка квартиру пробивал луч - гигантский, как в войне миров.
- Ты хочешь надеть это платье?
То, что прислала ей мать из Парижа, было не только мини, но и просвечивало от и до - откуда, из-под самой перемычки слипов, не сразу сходящиеся бедра пропускали треугольничек солнца, который резал, как алмаз.
- А что?
- Ничего, - ответил Александр, выступая в крестный путь отсюда к центру Москвы, которая даже в африканский зной отстаивала свой пуританизм. В образцовом городе коммунизма в постоянной готовности добровольная полиция нравов - из климактеричек сталинского закала и предположительно православных их матерей, ну абсолютно озверелых бабок. Инеc демонстриро-вала полную невозмутимость, он же от бессилия перед вербальной агрессией в автобусе, в подземных переходах, в вагоне метро, на эскалаторе, на остановке и в трамвае совершенно изнемог.
Они добрались наконец до лестничной площадки, где исходило просто триумфальной вонью ведро "Для пищевых отходов".
Матраса, на котором простыни, как их ни подсовывай, завинчивались в мокрый жгут, Инеc вдруг стало мало - или чересчур. Во всяком случае, ей захотелось увидеть его друзей. В компанию. Развлечься.
Она прислонилась к стене. Александр сменил свой кулак на каблук, и это возымело - к двери подшлепали босиком.
- Я с дамой.
Замок отщелкнулся, шаги убежали. Выдержав паузу, они вошли в московскую квартиру.
В глицерине линзы старинного телевизора, сцепившись руками, плыли навстречу Никсон и Брежнев - при выключенном звуке транслировалась встреча президента США.
Стены были из книжных корешков - до потолка. Из этой угнетающей библиотеки окно выходило на железнодорожный переезд, дорогу и женское общежитие. Александр взял старинный театральный бинокль. За окнами слонялись пэтэушницы в трусах и лифчиках - эротизированные дефектом стекол.
Инеc нагнулась к фотографиям. "Раввины, его деды..." - "А Мандельштам?" С паспортной карточки в ужасе смотрел ушастый скворец в "бобочке" на молнии и с отложным воротничком. "Не Мандельштам. Его отец в эпоху Большого Террора..."
Перкин появился с женщиной. Мокрые и в халатах, они отпали на диван отчего на старомодных его полках подпрыгнули слоники.
- Это Рая, - представил Перкин. - Рая уезжает.
- Рая умирает, - сказала Рая.
Губы у обоих синие.
- В "Человека-амфибию" играли?
Перкин качнул головой.
- В Сэлинджера.
- Литературу, - сказала Рая, - жизнью проверял.
- Помните, там извращенцы... - Перкин посмотрел на Инеc. - Вы читали The Catcher in the Rye?*