- Если хочется, - бормотал Васко, сбивая одну советскую ракету за другой.
Мустафа выругался по-арабски и вышел.
- Так что, Васко, до понедельника?
- Ага.
- Ну давай, - и мы похлопали коллегу, ведущего прицельный огонь.
Мустафа ждал у витрины, за которой прокручивался ширпотреб: зажигалки, пугачи, штампованные часы, пластмассовый паук, слепок женских грудей, сплющенные целлофановой упаковкой резиновые маски с разинутыми красными ртами. Проплыл здоровенный огурец, темно-зеленый и в бородавках.
- Х-ходер... - Мигель сплюнул под витрину. - Знаешь, почему он с нами не пошел?
- Пацан потому что, - ответил Мустафа. - Е... он пошел. Его самого еще е...
- У него девчонка завелась.
- У Васко?
- Ну. Тоже португалка.
- Ну и держался б с ней за ручки. Чего он с нами-то пошел?
- А поругался. Они знаешь какие, португалки? О, - Мигель выпятил губу. - Еще серьезней, чем, Алехандро, наши с тобой испанки. У тебя с твоей до свадьбы было?
На мгновение я вспомнил Москву.
- А у тебя?
- Ха, - ухмыльнулся бригадир. - Если б было, я еще подумал бы, брать мне ее или нет.
- Тем и заманивают, - сказал Мустафа. - Когда поймешь, что ничего там нет, уже, брат, поздно...
- Но ты-то от своей сбежал.
- Да уж "сбежал". Два раза в месяц деньги ей перевожу.
Мы не заметили, как миновали пляс Бланш и спустились на пляс Клиши. Где спохватились, но было поздно. Секс кончился, на нас смотрели обычные дома.
Мигель отвернул рукав.
- Наверное, пора.
- Чего?
- Да как-то оно...
- Ты обожди. Тут место одно есть. "Абатуар"* называется. Очередь, правда, отстоять, но только пятьдесят франков.
* "Бойня" (фр.)
- За что?
- Не за ночь, конечно.
- Да, - признал Мигель. - Недорого.
- Дешевле только подрочить.
- Нет, - возразил я. - В Венсенском лесу за двадцать франков могут отсосать.
- Откуда ты знаешь?
- Писатель один сказал.
- Русский, наверно?
- Ну.
- Я не писатель и не русский, - ответил старик-марокканец. - Могу позволить себе и абатуар. Так как?
- Я вот что думаю, - сказал Мигель. - Что Алехандро хорошо, сел в метро и прямо до Бельвиля. А нам с тобой до Сен-Лазара, там поезд ждать, да по Версалю полгорода пешком. Может, поехали? На пару будет веселей.
- Ты развеселишь, - иронически бросил старик.
- Все не одному.
- А потом? Ты в семью, а я?
- Ко мне зайдем, посидим.
- А потом?
- Потом, потом - заладил! Потом воскресенье будет.
- Не люблю я воскресений, - упирался Мустафа. - Я как сейчас люблю. Когда кажется, что что-то еще будет...
Так мы стояли, глядя на пар, который срывался из решеток над станцией Клиши, а потом я пригласил их в кафе. И мы постояли еще, но в тепле и с пивом на медной стойке. Перед тем, как отправиться на Пигаль, мы оттерли бензином руки, но белая кайма под ногтями была уже несмываема, и я прятал руку от бармена. Потом я утер усы и вытащил конверт. Мигель перехватил запястье, я вырвался:
- Брось, я приглашал.
Разодрал конверт и вынул сотню. Потом собрал бумажки сдачи, взял блюдечко с мелочью и ссыпал в карман своей куртки. На прощанье Мустафа положил в него франк, который бармен смахнул: "Мерси!" - и перевернул это блюдечко из старинной темно-зеленой пластмассы с адресом на донышке и этим словом, отштампованным на сердце: Paris.
- Ладно, поехали, - сказал Мустафа.
- И деньги целы будут. Еще спасибо скажешь.