- Я не жила ни с одним мужчиной, за исключением герцога Йоркского.
Одобрительные возгласы и свист наполнили зал. Свидетельница восприняла их с полным спокойствием. Министр юстиции пожал плечами. Лорд Фолкстоун уставился на свои ботинки. Полковник Уордл вздернул бровь. А потом, ко всеобщему разочарованию, министр юстиции заявил, что у него больше нет вопросов к свидетельнице.
Осталось совсем немного. Слушания закончились допросом двух военных представителей от правительства - военного министра и достопочтенного сэра Артура Уэллсли.
- На основе своего собственного богатого опыта, - сказал сэр Артур Уоллсли, - я могу утверждать, что с момента назначения Его Королевского Высочества герцога Йоркского главнокомандующим сухопутными войсками ситуация в армии значительно изменилась к лучшему: повысилось качество обучения офицеров, в штабы вошли более компетентные офицеры, повысилась квалификация офицеров кавалерийских подразделений, значительные изменения в лучшую сторону претерпела вся система материального снабжения армии, система управления. Особое внимание было уделено дисциплине и военной подготовке.
После выступления сэра Артура Уэллсли господин Персиваль предложил обсудить его речь в ближайший вторник, учитывая, что через неделю, в понедельник, будут опубликованы полные протоколы заседаний. Полковник Уордл согласился.
Раследование действий герцога Йоркского закончилось. Однако впереди всех ждали дебаты, которые должны были начаться с четверга, двадцать третьего февраля, и продлиться до пятницы, семнадцатого марта.
Глава 7
Опустошенная, обессиленная, она сидела в кабинете на Вестбурн Плейс. Расследование, столь ненавистное ей, было вызовом. Теперь же ей больше ничего не оставалось, как ждать вердикта. Но ее уже не волновало, каким он будет.
Она ни о чем не сожалела, весь гнев прошел. Даже военный трибунал был забыт. Во всем виноват Эдам - Эдам и Гринвуд.
Она взяла утреннюю газету и прочла письмо, которое герцог Йоркский направил в адрес палаты общин:
"Сэр,
я с огромным волнением ждал, когда комитет, назначенный палатой общин для расследования моей деятельности на посту главнокомандующего армией Его Величества, закончит свою работу, и сейчас надеюсь, что мое обращение через вас к палате общин будет истолковано верно.
С глубокой тревогой я наблюдал, как во время расследования мое имя называлось в связи с преступными и позорными сделками. Я безмерно сожалею, что мое имя употреблялось в подобном контексте, так как в результате моя репутация и честь были выставлены на общественное порицание..."
"Отлично, - подумала она, - сожалей. Раньше ты ни о чем не сожалел. Ты не сожалел об этом, когда клялся мне в любви. Ты не сожалел об этом, когда положил глаз на госпожу Карей, превратив меня в помеху. Сдержи ты свои обещания, я пощадила бы тебя". Она взяла газету и дочитала письмо до конца:
"Учитывая, что мне приписываются преступления, связанные с нарушением моих должностных обязанностей, я с полной ответственностью заявляю о своей невиновности. Я утверждаю, что не только не участвовал в любых позорных сделках, о которых упоминалось в свидетельских показаниях, но и не подозревал, что подобное явление существовало..."
"О, Бог простит тебя. А как же те сережки, которые я купила у Паркера, и лошади, и экипажи, и мои туалеты, и гербы, выгравированные на серебре? Неужели ты считаешь, что за все я платила из тех восьмидесяти фунтов, которые ты выдавал мне ежемесячно?"
"Сознание своей невиновности вселяет в меня надежду, что палата общин, учитывая выслушанные свидетельские показания, признает состоявшиеся слушания пристрастными. Но если же палата общин, признав выдвинутые против меня обвинения обоснованными, подвергнет мою невиновность сомнению, я буду требовать, чтобы приговор был вынесен только в результате судебного разбирательства и чтобы я имел возможность воспользоваться всеми преимуществами и защитой, которые предоставляются любому англичанину, подвергшемуся подобным санкциям, и которые являются обязательными условиями при обычном отправлении правосудия.
Искренне ваш. Фредерик".
Сам написал? Вполне вероятно. Или с помощью своего личного секретаря Герберта Тейлора. А Эдам, наверное, маячил где-то на заднем плане.
Если верить Фолкстоуну, письмо не произвело особого впечатления. Все заговорили о том, что предпринимаются атаки на привилегии палаты общин - она не совсем поняла, о чем речь, но ее это не волновало.
- И что же будет дальше?
Она задала этот вопрос заговорщикам, которые заехали к ней. А заговорщиками были Додд, Уордл и Гленни, та саая компания, которая заварила всю кашу.
- Мы не можем загадывать на будущее, - твердил Уордл, став внезапно страшно важным. - Ваше будущее, так же как и наше, зависит от решения палаты. В течение следующих нескольких недель я буду очень занят. Вся тяжесть дебатов ляжет на мои плечи.
- А разве остальные представители оппозиции не будут вас поддерживать?
- Будут, конечно. Но как главный обвинитель, я несу всю ответственность. Я нахожусь на передовой, а все остальные поддерживают меня.
- Именно это вам больше всего по душе, мой незапятнанный и безукоризненный патриот.
- Дорогая мадам, жало не красит вас.
- А в парламенте вы восхищались моей язвительностью.
- Тогда все было по-другому. Вы использовали свой яд против правительства. Сейчас же перед вами друзья.
- Говоря о правительстве... - вмешался Додд, и она заметила, как мужчины обменялись понимающими взглядами. - Вчера вечером мы разговаривали о вас с сэром Ричардом Филлипсом.
- Издателем с Бридж-стрит?
- С ним. Ваш поклонник, во всяком случае, он нам так сказал.
- Да? Что же он хочет?
- Почему обязательно хочет? Он восхищался вашим обаянием.
- Опыт, господин Додд, дает мне основание считать, что мужчина восхищается женщиной только в том случае, когда он что-то хочет получить от предмета своего поклонения.
- Очень циничный взгляд на вещи.
- Я циник.
- Предмет обсуждения, - вмешался полковник Уордл, - был на самом деле связан с бизнесом Филлипса. К вам приковано общественное внимание - весь Лондон только о вас и говорит, - поэтому он надеется, что вы сядете и начнете писать мемуары. По его мнению, на вашу книгу будет огромный спрос.
- Мои мемуары?.. О чем?
- О вашей жизни с герцогом, о людях, которых вы встречали, обо всех сплетнях и скандалах. Вы сделаете на этом состояние. Вы обеспечите себя на всю жизнь.
- Но я считала, что вопрос с моим обеспечением уже решен. Что герцог Кент держит наготове мою пенсию.
Повисло странное молчание, возникла неловкая пауза. Потом опять заговорил Додд:
- Конечно, это обсуждается, но до окончания дебатов вопрос будет висеть в воздухе. А пока выпустите как можно скорее книгу. Вы ничего не теряете, только приобретаете.
- С вашим талантом, - проговорил Уордл, - с вашим остроумием, шармом, с вашей легкостью в выражении мыслей вам понадобится всего неделя. У Филлипса есть один литературный поденщик, который придаст вашим мемуарам форму. Некто по имени Джиллингам.
- Я сам с радостью помогу вам, - добавил Додд. - Я довольно хорошо владею пером. Моя жена говорит, что, если бы у меня было время, я смог бы написать роман. Его Королевское Высочество герцог Кент сказал то же самое.
- Тогда почему бы вам не записать его воспоминания? Они имели бы гораздо больший успех, чем мои. Как он познакомился с мадам де Лоран, и описать их встречу во всех деталях. И как в Гибралтаре войска поджарили его как Гая Фокса.
- Книга ваших воспоминаний, если вы ее напишете, - стараясь перевести разговор на другую тему, вмешался полковник Уордл, - будет направлена главным образом на то, чтобы запятнать грязью Йорка и скомпрометировать нынешнее правительство. Сгребите все сплетни и пойдите в наступление за свободу и за всех нас.
- Отстирать грязное белье правительства и расчистить вам дорогу?
- Я занятой человек. У меня нет времени писать книги.