Гостиная, куда провела Стаса новая знакомая, оказалась просторной комнатой с высокими потолками и хрустальной люстрой с подвесками, которые переливались в свете заходящего зимнего солнца. Посередине комнаты располагался массивный деревянный стол, окружённый шестью мягкими стульями. На выцветших обоях картины маслом. В основном пейзажи и один портрет, на котором Стас увидел солидного мужчину с поседевшими усами и коротко стрижеными волосами. Взгляд карих глаз был пронзительным и умным. Муж хозяйки, подумал Стас, заметив, некую похожесть между людьми, которые долго прожили вместе.
Не решаясь занять место за столом, Стас подошёл к окну и чуть не ахнул от открывшейся панорамы. Два огромных окна выходили на набережную ещё замёрзшей Москва– реки. По набережной спешили автомобили.
− Любуешься? – спросила пожилая женщина, войдя в гостиную с подносом.
− Вид потрясающий, − обернулся Стас.
− Особенно летом, когда по реке проплывают пароходы, − заметила хозяйка, переставляя с подноса чашки, чайник, сахарницу и молочник. – В комнату доносится музыка, а я сижу у окна и вспоминаю молодость. Мы с мужем тоже когда-то любили прокатиться по реке. Вот он, мой Лёва. – Женщина указала на портрет. – Оставил меня уже как десять лет. Такая работа, как у него, здоровья не прибавляла. Что-нибудь слышал об операции «Уран»?
− Разработка ядерной бомбы? − вспомнил Стас прочитанную на улице Википедию, отмечая, что пожилая женщина была в элегантном шерстяном платье, на шее ожерелье из жемчужин и такие же серьги в ушах.
− Именно. До последнего дня был на работе. Там же и понервничал перед какой-то проверкой. Эх, ладно, тебе неинтересно. Садись за стол. – Ой, − спохватилась женщина. – Я ведь даже не спросила, как тебя зовут.
− Станислав, − представляться Стасом перед этой женщиной с жемчугами показалось неправильным.
− Екатерина Семёновна. Сейчас пирожные принесу. Купила подругу побаловать, а побалую своего помощника.
− Извините за хлопоты, Екатерина Семёновна. Пирожные вовсе необязательны. Оставьте для подруги.
− Сами съедим. Знаешь, как редко у меня теперь бывают гости? А раньше за этим столом – он ещё раскладывается – кого только с работы Лёвика не перебывало. А многие, вообще, в нашем подъезде жили.
Стас пил чай с эклерами, слушая, как Екатерина Семёновна, как и все пожилые люди, перескакивая с молодости на современность, говорила не переставая. Он успел согреться, за окном стемнело. Хозяйка зажгла хрустальную люстру, оглядела комнату и, удостоверившись, что у Стаса полная чашка горячего чая, внимательно на него посмотрела:
− Ты терпеливо ждал, пока я выболтаюсь, придётся тебе всё-таки рассказать историю, за которой ты пришёл, − старушка постучала пальцами по столу. Поджала губы. Вздохнула. − На пятнадцатом этаже, на два этаже выше, чем у меня в то же время, что и мы, заселилась семья. Муж – Виктор Ильич – работал вместе с Лёвиком. И мне пришлось с его женой подружиться. − Екатерина Семёновна улыбнулась. − Знаешь, почему пришлось?
Стас помотал головой.
− Это не была дружба, потому что люди понравились друг другу и начали общаться, а от того, что муж мой, хоть и занимал прекрасную должность, был его заместителем. Поэтому Лена посматривала на меня свысока. И я ей позволяла. Опять-таки была вынуждена позволять. У них очень долго не было детей. А потом, им уже под сорок было, вдруг родилась девочка.
Стас почувствовал как, несмотря на третью чашку, во рту пересохло от волнения. Он сделал глоток и даже закашлялся.
− Извините.
− Ничего, мне собраться надо с мыслями. Девочка была хорошая послушная талантливая. Знал бы, как на пианино играла. В общем, жить бы им да радоваться. В доме всё было, машина, дача. Алевтине тогда шестнадцать исполнилось, когда она школьную компанию на дачу повезла.
− Алевтине? – переспросил Стас, быстро ставя чашку на блюдечко, так что оно жалобно звякнуло. – Извините, − пробормотал он.
− Сервис крепкий, не разобьёшь, − махнула рукой старушка. – Мы Алевтину Аллой называли. А чаще Эллочкой. Такая она была милая. Я бы не назвала её красивой, даже совсем бы не назвала. Серая уточка. Мужчины любят на таких жениться.
Екатерина Семёновна посмотрела на портрет мужа и поправила волосы.
− Красивая жена – испытание для мужа. Красота никогда не будет только твоей. Мой Лёвик меня очень ревновал. Ему нелегко приходилось. А вот Лена, подруга моя, была из той же утиной породы. Её муж всегда был спокоен. Его жена только его. Вы понимаете, о чём я говорю?
Стас только и мог кивнуть. К этому времени он свёл воедино то, что рассказывала о себе Алла, когда увидела себя в зеркале.
− А потом случилось несчастье. Аллочка выпала из окна второго этажа их дачи, на которую они компанией поехали. Уж не знаю, как так получилось. Может, парни лишнее позволили, а она девочка строгая была. Может, знаете, села с бокалом шампанского на подоконник, и голова закружилась. Эта, кстати, была её версия. Алла говорила: хотела рассмотреть в саду какие-то цветы и… упала. Тут история умалчивает. Правда, прежде чем Алла домой вернулась, полгода в больницах провела. Сложнейший перелом был. Нога никак не срасталась. Операция за операцией. Ногу столько раз ломали, что и сказать страшно. За границу девочку возили. Ничего не помогло. Осталась хромой. Я потом, когда её встретила, не узнала. Даже дело было не в палке, на которую она опиралась. Алла вся переменилась: лицо, глаза, фигура. До этого она такая пухленькая была, а тут вытянулась и худой стала.
Екатерина Семёновна подпёрла голову рукой и опустила глаза, теребя скатерть.
Стас осмысливал информацию. Значит, это не врождённая хромота, к которой привыкаешь, поскольку ничего другого в жизни не видел, а приобретённая, причём при неизвестных обстоятельствах. Стас в версию закружившейся головы не верил. Помнил вечеринки в универе, когда парни руки распускали. Сам иногда девчонок выручал, благо драться в детдоме научили. Парни Аллу могли заманить на второй этаж, а потом начать приставать, а она, не зная, как спастись, прыгнула. Второй этаж и не так высоко. Надеялась, повезёт.
Екатерина Семёновна надолго замолчала.
− Ну вы сказали, что Алла переменилась, – напомнил Стас.
− А я в воспоминаниях уже дальше пошла. Когда не стало нашей Аллочки. Она ведь хромая пришла ко мне однажды, не помню уж зачем, за хлебом или за яйцами. У нас так принято было в доме: если что забыла купить, проще к соседям сбегать, чем снова в магазин. А я Аллу и спрашиваю: «Как жизнь молодая?» Она уже тогда без палки ходила, только припадала на левую ногу. Студентка первого курса. А она посмотрела мне в глаза и говорит: «Да какая жизнь у калеки?».
Я её тогда усадила, чай заварила. Стала рассказывать, что если кто её полюбит, тому всё равно будет. Он душу её полюбит. А душа у неё добрая. Алла расплакалась. Я ей разные истории рассказывала. В общем, ушла она от меня спокойной. «Я, − говорит, − буду верить, что меня можно полюбить. Мне один парень нравится, только боюсь близко к нему подойти. Хотя он и бедный».
Стас дыхание затаил. Даже забыл, что в туалет хотелось. Складывалось всё так, как он предугадал.
− А в каком институте училась Алла?
− В МГИМО. Английский уже хорошо знала, на французском разговаривала бегло. Сама поступила. Без протекции. Умная девочка. Отец хотел, чтобы она по его стопам пошла. Физиком стала. У него там наработки были, он хотел, чтобы она продолжила. Но Алла ему сразу сказала: тебе из меня Мари Кюри не сделать.
Стас улыбнулся. Да, у Аллы такой характер и сейчас. Он узнавал её в каждом предложении, которое говорила Екатерина Семёновна. Такая живой не дастся: выпрыгнет из окна, если кто-то осмелится честь отнять. И родителей не побоится ослушаться, к каким высоким кругам они бы не принадлежали.
− И родители смирились, − покивала головой Екатерина Семёновна. – Прошло полгода, я заметила, что Алла стала модно одеваться. Спросила, уж не влюбилась ли она. Алла улыбнулась застенчиво и закивала. Я ей счастья пожелала.
Екатерина Семёновна опять ушла в воспоминания. Подпёрла голову, глаза закрыла и вроде как даже заснула.
Стас потихоньку из-за стола выбрался. В туалет сходил, вновь удивляясь огромным пространствам квартиры.
А когда вернулся, Екатерина Семёновна со стола собирала пустые чашки на поднос, как будто и не дремала вовсе. Только лицо уставшее.
− Давайте, помогу.
− Помоги, милый, а то в руках силы нет. Ещё сервис фамильный разобью, а я его внучке обещала после моей смерти.
Стас поставил поднос рядом с мойкой. Из кухни, укомплектованной деревянной мебелью, вид открывался до самого Кремля. Стас застыл на месте.
− Нравится? – спросила Екатерина Семёновна.
− Ещё как, − ответил Стас, не в силах отвернуться. – Даже не представлял, что такие квартиры бывают.
− Ты полюбуйся, а я посуду перемою, − Екатерина Семёновна надела перчатки и принялась греметь тарелками. Справилась она достаточно быстро. Вытерла тряпочкой столешницу и повернулась к Стасу.
− Ну что, милый человек, оставим продолжение на другой раз?
− Ну, если вы устали… Я не могу настаивать, − Стас развёл руками, пытаясь скрыть разочарование.
− Устала, отдохну, − усмехнулась Екатерина Семёновна. – Что мне ещё делать на пенсии? Телевизор не люблю. Книги вот читаю. Пойдём, покажу, какая у нас библиотека.
Екатерина Семёновна провела Стаса в библиотеку, которая одновременно служила рабочим кабинетом. Все стены занимали шкафы с книгами, а у окна, выходившего на Большой Устьинский мост через Москва-реку, примостился старинный стол-бюро.
− Муж мой любил здесь работать допоздна и смотреть в окно. А теперь я тут вместо него. Беру книгу и сажусь читать. Глаза устанут, смотрю, как мимо меня, − старушка махнула рукой, где по подсвеченному мосту двигались автомобили с горящими фарами, − проходит жизнь, в которой уже нет для меня места. − Екатерина Семёновна вытерла слезу, катившуюся по щеке, и нарочито бодро предложила вернуться в гостиную.
В гостиной она уселась в мягкое кресло возле журнального столика, указав Стасу на такое же напротив. Он утонул в мягких подушках, приготовившись слушать, но Екатерина Семёновна посмотрела на него:
− Прежде чем, я закончу, мне бы хотелось узнать, откуда у тебя, молодого человека в возрасте моего внука, интерес к этой истории?
Стас смутился. Он вовсе не был готов к ответу, а медлить было нельзя. Иначе не видать ему конца истории. Ну а как рассказать ей про Аллу, которая живёт в теле Алисы? Тогда придётся и про себя рассказывать, как пытался декабристам помочь. Кресло вдруг показалось ему неудобным, не давало собраться с мыслями, что было необходимо. Вряд ли жена физика-ядерщика верит в то, от чего он сам открещивался столько лет.
− Начинайте, молодой человек, а то я подумаю, что допустила чудовищную ошибку, пригласив вас. Неужели вы всё-таки журналист или писатель, ищущий сюжет?
− Я не журналист и не писатель.
− Тогда кто вы? Зачем вам история, о которой уже все забыли, кроме одного человека, который до сих пор оплакивает дочь.
− Мать Аллы жива? – Стас весь подался вперёд. Он бы и вскочил, но мягкое кресло не отпустило.
Старушка смотрела на него с недоверием. Даже прищурилась.
− Вы так сказали, словно знали эту Аллу, − заметила она. – Но вы по возрасту никак не могли быть с ней знакомы, − она покачала головой. – Не морочьте мне голову. Рассказывайте.
− Только один последний вопрос, − взмолился Стас. – Мать Аллы жива?
− Уже лет десять, как земле предали. Упокой, Господи, её душу, − старушка перекрестилась.
− Но вы сказали, что один человек оплакивает её до сих пор?
− Знаете, мужчины тоже иногда плачут. Даже если они академики. Когда выпьют рюмочку за праздником и понимают, что в этой жизни у них ничего не осталось.
− Это её отец? – почти шёпотом спросил Стас.
− Да, отец. И кефир я для него купила. И лимоны, он чай любит с ними пить. Вот вы уйдёте, я к нему поднимусь и отдам.
Стасу захотелось попроситься с ней, но он понимал, что это неприлично. Надо рассказывать, а он так и не придумал, а под строгим взглядом Екатерины Семёновны и вовсе хотелось сбежать. Может, ему не надо дальше вмешиваться? Он расскажет Алле, что узнал, а та пусть сама решает.
− Даже не думайте сбежать, − сказала Екатерина Семёновна.
− Хорошо, − решился Стас. – Я расскажу, только не говорите, что вы не верите в то, что душа может существовать вне тела. И что вы не верите в переселение душ.
− Отчего же? Я верю, − глаза у Екатерины Семёновны заблестели, а лицо оживилась. – Мне даже кажется, что кто-то часто стал смотреть на мои окна. Это началось месяца два назад. И я как-то подошла к окну и увидела девушку. Она стояла на заправке и смотрела на дом. Потом уехала. И каждый раз, когда я чувствую, что на мои окна кто-то смотрит, она оказывается там. У неё красная машина. Несколько раз я пробовала спуститься и поговорить с ней, но, пока одевалась, она уезжала. Рассказала подруге, та только посмеялась надо мной. Ну а что, многие в моём возрасте с ума сходят. Может, мне это всё кажется?!
− Нет, она есть, эта девушка. Вы не сумасшедшая. И она называет себя Алла.