- Серьезный разговор? Вы шутите. Да разве можно со мной серьезно говорить? Ой, как интересно. Ну что ж, начинайте!
- Как только доберемся до подходящего места. Здесь, на улице, это невозможно. Так куда же мы направляемся?
- Вы же сами сказали, искать подходящее место.
- Какое место вы считаете подходящим?
- Такое. где есть мороженое.
- А я - где нет людей.
- Одно исключает другое. Там где нет людей там нет и мороженого.
- Вы неисправимое взрослое дитя. Садитесь.
Они уселись в экипаж, и Акли приказал кучеру: Городской парк.
Ослепительно сияло солнце. Прямо обжигало. Но все равно в эту пору оно еще не утомляет, потому что природа еще молода. В те времена этот парк на окраине Вены был очень заброшенным. Кое-где даже квакали лягушки в лужах, образовавшихся после недавно прошедших дождей. И дорожки тогда не были посыпаны гравием и песком, как ныне. Песок наши предки использовали исключительно для того, чтобы промокать чернила на письмах и документах.
Там и сам образовалась небольшая грязь, и стройной девочке пришлось приподнять подол юбочки с двух сторон, чтобы она не запачкалась. А в наиболее опасных местах, где в грязи можно было оставить и туфельки, либо нужно было прыгать, либо - и тогдашний этикет даже требовал этого, - кавалер без долгих разговоров подхватывал свою даму за талию и на руках переносил через лужи. Тогда никто не считал это ни прегрешением против скромности, ни бесстыдным приставанием. Старый честный мир судил о вещах не так, как мир наш, нынешний. хотя люди тогда ходили совсем рядом с запретным, но не воровали. Тогда видимость была обманчива, а ныне уже и отсутствие видимости подозрительно.
И Акли перенес девочку через две-три лужи, пока, наконец, они не добрались до первой одинокой скамейки под огромным платаном, чья крона заботливо склонялась над скамейкой, на которой было вырезано столько имен и инициалов, что не было им числа. И хотя рунические письмена Амура самые простые на свете, и все видят их и всякий может прочесть на скамейках, на зарубцевавшихся ранах на коре деревьев - все же каждая буква этих надписей- тайна.
- Вот здесь нам никто не помешает поговорить, - сказал Акли. - Люди здесь почти не ходят.
Они рядышком сели на скамейку.
- Смотрите, смотрите! - вдруг восторженно вскричала девушка, увидев белку, карабкавшуюся на дерево напротив. Однако Миклоша в этот момент ни капельки не интересовала проворная белка. Он серьезным, пожалуй, даже печальным взглядом посмотрел в глаза Илоны Ковач.
- Давайте оставим на время эти пустяки, Илушка. Вы стали уже взрослой девушкой, пора вам подумать и о женихе. Вы стоите на пороге очень важного решения, поэтому сделайтесь серьезной и слушайте меня внимательно.
- Уже, слушаю вас внимательно! Вот посмотрите сами на меня!
С этими словами она насупила брови, наморщила лобик, вытаращила глазки и опустила вниз уголки рта, точь-в-точь изображая хозяйку пансиона. Она была так прелестная в этой своей игре, что Акли пришлось поспешно отвести от нее взгляд.
- Я хотел бы от вас, - сказал он, - прежде всего искренности. Пообещайте, что все так и будет!
- Обещаю, - отвечала девушка, в точности подражая голосу мадам Сильваши.
- У вас есть одна тайна, барышня. - Он украдкой, но испытующе посмотрел на нее. Девушка вздрогнула, с лица сбежало все напускное, и оно густо покраснело, а головка стыдливо поникла.
- Откуда вы об этом знаете? - пролепетала она едва слышно.
- Значит - правда? - с болью в голосе вскричал Акли. - Вы любите его?
- Чуточку, - призналась Илонка, - пожала плечами. - А что, это такой великий грех? Упрямо переспросила она. Акли не отвечал, в глазах у него все помутилось, деревья заплясали в странном хороводе, и даже крыши домов, стоявших по-за деревьями парка, пустились в пляс вместе с дымящимися печными трубами, норовя наскочить друг на друга, словно бодающиеся быки. В висках у Акли застучали молоточки, а голова закружилась.
- "то мне как раз и было важно знать, - пролепетал он невнятно, весь бледный. - Только это... Больше ничего!..
Он умолк, глядя перед собой в одну точку, тупо, ничего не выражающим взглядом. Перепугавшись, не выдал ли он того, что кипело у него в груди, он поспешил взять себя в руки и с напускным безразличием спросил:
- И когда это произошло?
- Прошлой зимой.
- При посредничестве мадемуазель Сепеши?
- Да. Она знает об этом. Но виновна во всем только я одна.
Акли подавил готовый вырваться из груди вздох, а затем, словно врач к болезненной операции, приступил к исполнению своего служебного долга.
- Я уполномочен, барышня, известить вас, что предмет нашей с вами беседы был сегодня в Бурге.
- Кто? Какой предмет? Клара Сепеши?
- Нет, не Клара. А он сам, собственной персоной.
- Он? Как это? Как это?
- Да, да - он! Ваш любимец, предмет вашего обожания. Явился и во всем признался. В присутствии его императорского величества.
Тут девушка не выдержала и, звонко рассмеявшись, вскочила.
- Ой, да перестаньте же вы, Клипи-Липи! Так перепугать меня! Вы - злой человек! С вашими дурными шуточками. Только теперь я вижу, что вы меня разыгрываете.
- Клянусь вам, что он действительно был там.
- Но кто мог доставить его туда?
- Сам явился и устроил грандиозный скандал!
- Кто? Бидон с вареньем?
- Какой еще бидон? Какое варенье?
- Варенье? То самое, о котором я вам все время твержу.
- Ничего не понимаю, - снова забормотал Акли смущенно.
- И я тоже. О чем, собственно, мы с вами говорим? Разве не о нем?
- Нет, конечно!
- Но вы же спросили меня о моей тайне? А у меня только эта тайна и есть. Значит вы ничего о ней не знали? А какой же вы нехороший! Так обмануть меня. А я, глупышка, все вам разболтала.
Она и смеялась и сердилась, надув губки и гневно грозя кулачком.