Слуга нахмурился, но руки его оставались такими же мягкими, когда он бережно усаживал лорда поудобнее.
- Да, я. Но ей все равно кто-нибудь рассказал бы. Так уж лучше я, лишь бы не эти сплетницы.
- Старый дурень! Во все вмешиваешься! Думаешь, я бы не сообразил! Я бы сам ей все открыл в подходящий момент.
- Это вы так говорите. Вы бы все откладывали и откладывали. А теперь все позади, - рассудительно заметил Томас.
- Как же, позади, - проворчал лорд Бартон. - За ней теперь надо следить в оба. Джарвиса она любила всем сердцем. Его смерть была тяжелым ударом для такой молодой девушки. Она не простила Колчестерам. И она не смирится так легко.
- Поставить охрану к дверям ее комнаты?
Лорд Бартон кивнул; лицо его снова исказилось от боли.
- Их надо поженить как можно скорее, Томас. Этот недуг у меня внутри... он грызет меня днем и ночью. До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать Оррик в надежные руки.
- А Лиллиана?
- Да. - Голубые глаза лорда встретились со взглядом слуги. - До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать мою Лилли в надежные руки.
Глава 3
Лиллиана трудилась, как одержимая дьяволом. Не было ни одного слуги, который не вскакивал бы по первому слову и не кидался выполнять любое ее распоряжение. Она понимала, что нагнала на них страху своим сердитым лицом и грубыми окриками, и именно страхом порождено их усердие. Но она не могла больше сдерживать свое ожесточение. Пускай Оделия и Туллия развлекают гостей и щебечут о пустяках. Если бы ей сейчас пришлось еще и разводить с кем-нибудь церемонии, она бы просто взорвалась.
Хотя работы в кладовых и погребах обычно не сопровождались долгими разговорами, до нее доходили отзвуки сплетен и пересудов. К вечеру, когда она отпустила слуг, уже едва волочивших ноги от усталости, она успела узнать, что отряд Колчестера стал лагерем в поле у самого рва, окружающего замок.
Днем Лиллиана находила некоторое утешение в бурной деятельности, и ей временами удавалось сорвать злость на ком-нибудь из слуг; но теперь она чувствовала, как холодная рука судьбы сжимает ее сердце.
Когда она вошла в залу, отец сидел у одного из каминов, а Оделия и Туллия в чем-то горячо его убеждали. Сэр Олдис то засовывал в огонь железную кочергу, то снова вытаскивал ее оттуда. Его румяное лицо было еще краснее, чем обычно, и Лиллиане сразу стало ясно, что для него прибытие сэра Корбетта оказалось не более приятным, чем для нее самой. И хотя Олдиса, несомненно, беспокоили только его собственные интересы, но никак не интересы Лиллианы, ее тем не менее подбодрила даже эта косвенная поддержка.
Завидев ее, Туллия кинулась к ней навстречу.
- Ох, Лиллиана! Скажи ему, что я не могу. Я же и вправду не могу!
Ее юное лицо было таким горестным, а в голосе звучало такое отчаяние, что Лиллиана в тревоге обернулась к отцу.
- Что вы теперь задумали? Чем вы ее так перепугали?
- Она была хозяйкой дома в течение двух лет - с тех пор, как Оделия вышла замуж, а ты удалилась в аббатство, - непреклонно заявил лорд Бартон. И, согласно обычаю, она должна присутствовать при купании самых почетных гостей и при этом оказывать им необходимые услуги.
- Это очень старый обычай, и сейчас его почти никто не придерживается. В нашем доме его не соблюдали с тех пор, как умерла наша мать, - возразила Лиллиана, обняв за плечи дрожащую Туллию.
- У нас было не так уж много гостей с того дня, как скончалась ваша возлюбленная мать. И среди них - никого столь значительного.
- А что, Олдис не был столь значителен? - врезалась Оделия в разговор. - А Сэнтон и гости Туллии - не столь значительны? Этот человек, скорее всего, просто убийца! Зачем он сюда явился? У него может быть только одна цель, отец, - подобраться к вам поближе и нанести смертельный удар! А вы ухаживаете за ним, как...
- Замолчи, дочь моя! - прорычал лорд Бартон. - Сэр Корбетт обручен с моей перворожденной дочерью. После моей смерти он будет править Орриком. Он долго и мужественно сражался против неверных. Это достаточное основание, чтобы он мог настаивать на обряде купания.
- Если он прибыл из Колчестера, значит, ему пришлось проделать не такой уж дальний путь, - процедил Олдис сквозь зубы.
- В Колчестере он провел всего несколько дней. Как видно, старший брат принял его не слишком радушно.
- И потому он заторопился к нам? - осведомилась Лиллиана. - Что ж, он с такой же легкостью может снова собраться в дорогу.
- Он останется! И если Туллия, как добрая хозяйка, не окажет ему подобающих услуг, значит, одной из вас двоих придется взять это на себя.
- На меня не рассчитывайте, - прошипела Оделия. - Теперь я здесь всего лишь гостья. Нам достаточно ясно дали понять, что Орриком будут владеть Лиллиана с супругом. Вот пусть она и прислуживает своему нареченному, закончила она глумливо.
Сказано это было таким ядовитым тоном, что пораженная Лиллиана целую минуту не могла и слова вымолвить. Даже лорд Бартон не нашелся сразу, что сказать.
Когда же Оделия, подобно урагану, умчалась из залы и муж последовал за ней, лорд повернулся к старшей дочери:
- Значит, этим займешься ты. Я верю, что ты не опозоришь ни меня, ни Оррик какими-нибудь глупыми капризами.
- Вы называете это глупыми капризами? Да ведь вы отдаете меня в жены нашему врагу! Хорошо, я окажу ему эти "необходимые услуги", - бросила она резко. - Я присмотрю, чтобы все для купания было приготовлено как полагается. Но если он ожидает радушного приема - ему придется жестоко разочароваться.
Но отец только пожал плечами.
- Он мужчина. Маловероятно, что женские комариные укусы смогут его так уж сильно расстроить.
Легкость, с которой отец отмахнулся от чувств Лиллианы, поразила ее в самое сердце. Но показывать это было нельзя. Слабо улыбнувшись, она легонько подтолкнула Туллию к дверям:
- Проследи, чтобы Магда подогрела воду, и пусть пришлют самую большую ванну и полотенца. А я пойду и приготовлю все в комнате.
- Я уже распорядился, чтобы Томас приготовил для него господскую опочивальню в главной башне, - сообщил лорд Бартон, когда сестры уже направились к выходу.
- Что?!! - Лиллиана круто обернулась. - Вы приказали поместить его в господской опочивальне?! - Это просто не укладывалось у нее в голове.
- Разве я уже не хозяин здесь? Я не могу поместить гостя, куда пожелаю? Я сказал: господская опочивальня. И смотри, Лиллиана, - добавил он, смотри, чтобы ему было там вполне удобно.
Она была слишком возмущена, чтобы отвечать. Поднимаясь по лестнице, она кипела от негодования.
Хваленый сэр Корбетт... их враг... полностью завладел вниманием отца. Его поселят в той самой комнате. Где прожили всю свою супружескую жизнь ее родители. После смерти матери отец ни разу даже не заглянул туда. И этому... этому... этому захватчику будет отдана господская опочивальню?
...И она сама.
Озноб пробежал по спине Лиллианы. Чужой, угрюмый и грозный человек станет ее мужем; он получит власть распоряжаться всей ее жизнью... В памяти вдруг возник образ сэра Корбетта - такого, каким он был в день их обручения. Рядом с его высокой фигурой она казалась себе маленькой и неказистой. Но если ему и была неприятна мысль о женитьбе на такой невзрачной девчонке, он поразительно хорошо это скрывал. За ужином они брали еду из одной тарелки, и он с завидным терпением выслушивал ее робкий лепет.
Но теперь она уже не та застенчивая девочка, напомнила она себе. Да и в нем ничего не осталось от рыцаря ее грез.
Лиллиана подошла к окованной железом двери господской опочивальни и открыла ее дрожащими руками. Здесь уже было убрано и проветрено. Как видно, Томас постарался на славу: высокое ложе было застлано чистыми простынями, а в каменном очаге горел ровный невысокий огонь.
Лиллиана всегда любила эту комнату, и хотя она не заходила сюда уже несколько лет, сейчас в ней всколыхнулись глубоко запрятанные чувства. На мгновение она забыла обо всем; картины прошлого вспыхнули у нее перед глазами так ярко, словно это было вчера. Матери эта опочивальня служила надежным приютом; здесь она находила уединение, здесь она вела тихие беседы с подрастающими дочерьми. Комната согревала, манила к себе и была не похожа ни на какое другое место в мире.
Гнев Лиллианы улетучился, оставив вместо себя томительную печаль по временам, которые никогда не возвратятся. Она осмотрелась вокруг, задерживаясь взглядом на знакомых предметах обстановки. Однако не все здесь осталось по-прежнему. Ткацкий станок был убран, и перед высокими узкими окнами стоял лишь один стул.
Потом она обратила внимание на тяжелую кожаную суму, лежащую поверх большого сундука в углу, и сердце у нее снова разгорелось гневом. Он приехал в Оррик самым наглым образом. Он принял ее за простую служанку, когда она примчалась к отцу. А теперь он располагается в этой комнате, как ни в чем не бывало!