— Наш товарищ по левому блоку, господин Герцен, меня спрашивал, нужны ли мне золотые орешки с изумрудами, чтобы не было изб, а были одни палаты. Нет, обойдусь. Я даже в госбюджет постараюсь не залезать. Понадобится всего несколько системных решений. Первое: защита собственности. Только, если собственность не может быть отнята произвольно, есть смысл на нее работать.
— Государь тоже не может отобрать собственность? — поинтересовался Никса.
— Государь прежде всего, — сказал Саша. — С разбойниками и мошенниками мы и сами справимся. Второе: развитие промышленности. Точнее всяческая поддержка частной инициативы и промышленных предприятий. Сельское хозяйство — это хорошо, но не за ним будущее.
— Рост промышленности ведет к росту революционных настроений, — заметил Зиновьев.
— Я знаю, — парировал Саша. — Но искусственное сдерживание этого роста ведет к поражениям в войнах. Против роста революционных настроений есть другие лекарства, с меньшим числом побочных эффектов. Поэтому третье: всеобщее образование. Начальное — бесплатно, для всех. Среднее пока для талантливых или имеющих возможность платить, высшее — для самых талантливых или платежеспособных.
— И из каких средств вы собираетесь оплачивать обучение талантливым и самым талантливым, не залезая в казну? — поинтересовался Милютин.
— Есть несколько источников, — сказал Саша. — Во-первых, и в гимназиях, и в университетах могут быть коммерческие места, за счет которых и можно оплачивать обучение талантливым. Во-вторых, благотворительные фонды. Скажем, мечтает какая-то дама, чтобы было побольше женщин-врачей и основывает фонд, скажем «Женское образование». Туда жертвуют деньги другие дамы, а может, и не только дамы, деньги фонда пускают в оборот, а на проценты выдают стипендии студенткам.
— Студенткам? — переспросил Зиновьев.
— Да, а что? — удивился Саша.
— Александр Александрович, вы собираетесь принимать в университеты женщин? — спросила Елена Павловна.
— Я собираюсь принимать в университеты всех: независимо от пола, национальности, вероисповедания, происхождения и прочей хрени.
Зиновьев был настолько в шоке, что даже не отреагировал на слово «хрень».
— Вообще все искусственные препоны на пути получения образования должны быть устранены, — сказал Саша. — Кого у нас, кроме женщин, не принимают?
— Евреев ограниченно, — сказала Кавелин. — И старообрядцев — совсем.
— Какой идиотизм! — воскликнул Саша. — Нет! Они еще спрашивают, откуда взять деньги! Да они к нам рекой потекут. Кроме политической воли вообще ничего не нужно.
— Университет не выдержит, — заметил Кавелин. — Там мест не столько.
— Построим новый корпус, — сказал Саша.
— Десять новых корпусов, — усмехнулся Милютин.
— Отлично, Николай Алексеевич, что бы я без вас делал! Конечно десять корпусов. Оксфордский университет — это целый город со множеством кампусов и колледжей. Московский Университет на Воробьевы горы придется частично переносить, он у Кремля не уместится.
— Почему на Воробьевы горы? — спросил Кавелин.
— Ну, место хорошее, красивое, есть, где развернуться.
— Герцен оценит, — заметил Константин Дмитриевич. — У него какие-то романтические воспоминания есть о Воробьевых горах.
— Ну, недаром же он в нашем левом блоке.
И Саша посмотрел на пустой стул рядом со своим.
— А из каких денег вы собираетесь начальное образование финансировать? — спросил зануда Милютин. — Для всех! Ваше Высочество, вы здесь не то, что не залезете в бюджет, у вас от казны вообще ничего не останется.
— Согласен с вами, Николай Алексеевич, это самая дорогая часть проекта. Тем, у кого вообще нет никакого образования, трудно объяснить его ценность. Наверное, и правда без казны не обойтись. Но начать можно и с помощью гражданского общества. Вообще, там, где может справиться гражданское общество, государство лучше не привлекать. Можно выдохнуть и сказать спасибо. Только не давить! Не выпалывать все его ростки, где только можно: мало ли что там выросло. Без нас! А мы не контролируем и не совсем понимаем, что это: чертополох или розы. Не трогать! Удобрять, укрывать от мороза и из леечки поливать.
— Государство все испортит? — усмехнулся Милютин. — Почему государство не привлекать?
— Потому что у государства нет других денег, кроме средств налогоплательщиков. Для масштабных проектов понадобится повышение налогов, а повышение налогов затормозит развитие экономики. Так что этот путь только в случае крайней необходимости. Тем более, что, как я понимаю, освобождение крестьян — это весьма затратный проект.
— Да, — кивнул Милютин. — Бывшим владельцам надо выплатить выкупные платежи, и это должно взять на себя государство.
— Угу! И проект окупится только тогда, когда сможет резко бросить экономику вверх. А это случится, если интересы крестьянства будут учтены, иначе мы получим вместо крепко стоящих на ногах миллионов мелких сельскохозяйственных предпринимателей — миллионы нищих.
— Для этого не обязательно у них спрашивать, можно собрать статистику.
— Угу! Есть ложь, есть наглая ложь и есть статистика. Дядя Костя недавно делился впечатлениями о статистических данных, которые им с папá присылают.
— Ваше Высочество, я с вашего позволения вам пришлю исследование цен на Нижегородской ярмарке, подготовленное в нашем ведомстве, — сказал Милютин. — Чтобы вы изменили свое мнение о статистике. Вы насколько расположены читать такие вещи?
— Я очень расположен их читать. Давно у Константина Николаевича выпрашиваю, но он мне присылает в основном аналитику, хотя и не без статистических данных. Я теперь хоть знаю, сколько стоит траву скосить.
— Александр Александрович, — вмешался Зиновьев. — А вам не кажется, что распространение образования, особенно среди низших классов, само по себе ведет к росту революционных настроений? Это еще хуже, чем промышленность.
— Смотря чему учить и как относиться к образованному классу. Если образованным людям у нас будет хорошо и свободно, если они будут уважаемы, и никто не будет ущемлять их права, то ни в какую революцию они не пойдут. Зачем? Что они там потеряли? Нужно быть очень злым, чтобы ради неких идей на каторгу идти. Да, с образованными людьми придется считаться: холить, лелеять, давать финансирование, чины, ордена и дворянство, отпускать в Ниццу и не мешать читать «Колокол». Но окупится десятикратно.
— Александр Александрович, вы ошибаетесь, — сказал Зиновьев. — Так называемый образованный класс — это не дворянство. Ни традиций, ни воспитания, ни представлений о чести. Развалят они Россию.
— Я не ошибаюсь, Николай Васильевич, — возразил Саша. — Я знаю. Недостаток образования для ведения войн, это еще хуже, чем ограничения промышленности. Это еще Крымская показала с нашим парусным флотом, который ни на что лучшее не сгодился, кроме как быть затопленным у входа в Севастопольскую гавань. Потому что в обществе не было достаточно образованных людей, чтобы понять, что время его прошло. Война будущего — это не война гусар, которые красиво скачут с шашкой наголо и отлично фехтуют, это война машин: кораблей, ружей и пушек. Даже Бородинское сражение было битвой артиллеристов. Войн следует избегать, но быть готовыми. Кстати, дипломатия — тоже занятие не для узколобых. Ну, и социальные лифты должны работать без перебоев и ни на каких этажах не останавливаться.
— Социальные лифты? — переспросил Милютин.
— Возможность подняться наверх из самых нижних слоев общества. Для этого система образования должна быть унифицирована, и разные ее части стыковаться друг с другом. Чтобы поступить в университет можно было и после гимназии, и классической, и реальной, и после, например, коммерческого училища. А в гимназию после церковно-приходской школы. Чтобы нигде не было тупиков.
— Саша, ты собираешься крестьян в университеты принимать? — спросила Елена Павловна.
— Конечно, если они талантливы.
— Я сейчас выстраиваю систему музыкального образования, — сказала Мадам Мишель. — На тех же принципах. Думаю, весной откроем Императорское музыкальное общество и музыкальные классы. Прямо здесь, во дворце. А брать будем всех, без различия сословий.
— А Императорское математическое общество у нас есть? — спросил Саша.
— Нет, — сказала Елена Павловна.
— Музыка — это прекрасно, — сказал Саша, — но математика нужнее. Будущее за математикой, физикой и инженерным делом. А талант к математике — это тоже талант, не меньше, чем к музыке. Так что хорошо бы нам устроить сеть физмат школ, то есть физико-математических. Интересно, у Константина Николаевича, в Константиновском дворце, есть свободные комнаты?
— У меня есть, — сказала мадам Мишель.
— У Елены Павловны здесь еще курсы сестер милосердия, — заметил Никса.
— Прямо во дворце? — спросил Саша.
— Да, — улыбнулась мадам Мишель.
— Ну, не могу же я вас на чердак выселить! — сказал Саша.
— Да, какой чердак! Можно освободить правый флигель.
— Правда? Тогда назовем, например, «Первый Санкт-Петербургский физико-математический лицей имени Магницкого». Надо будет придумать задания позаковыристей и пройтись с ними по гимназиям и всяким там кадетским корпусам. Для начала. Потом спустимся ниже. Но надо же, с чего-то начинать.
— Я даже знаю, кого я попрошу помочь с заданиями, — сказала Елена Павловна.
Саша посмотрел вопросительно.
— Академика Остроградского, — сказала Мадам Мишель.
— Теорема Гаусса-Остроградского это его? — спросил Саша.
Почему-то никто не ответил.
— Ну, как! — удивился Саша. — Интеграл напряженности по замкнутой поверхности равен заряду внутри поверхности, деленному на эпсилон нулевое. Я ее правильно помню?
Последовала немая сцена.
Первым пришел в себя Зиновьев.
— Александр Александрович, откуда?
— Читал где-то, — улыбнулся Саша. — Все-таки меня всегда удивляло, почему гуманитарная эрудиция ценится в обществе, а математическая — нет. Почему в светской беседе считается правильным обсуждать произведения, скажем, господина Тургенева, а не академика Остроградского?
— Никто не сможет поддержать беседу, — сказала Елена Павловна.
И слегка обняла Сашу за плечи.
И тут у Зиновьева зазвонил брегет. Он вытянул его из кармана за цепочку, откинул золотую крышку и посмотрел на циферблат.
— Половина одиннадцатого, — провозгласил он. — Нам пора домой.
— Ну, и что? — спросил Саша. — Время детское.
— Еще полчаса! — взмолился Никса.
— Я и половины концепции государства всеобщего благосостояния не успел изложить! — возмутился Саша. — Защита собственности — первое основание, поддержка промышленности — второе, всеобщее образование — третье, социальные лифты — четвертое, развитое гражданское общество — пятое, а нужно еще медицинское страхование, пенсионное страхование, страхование от несчастных случаев и страхование по безработице.
— Это уже откровенный социализм, — поморщился Кавелин.
— Ничего подобного, Константин Дмитриевич! — сказал Саша. — Социализм — это общественная собственность на средства производства. Никогда, даже в страшном сне я не буду защищать этот неэффективный экономический инструмент. Все, что я изложил, — это черты социального государства. А социалист — это тот, кто сельскую общину защищает.
— Александр Александрович! — перебил Зиновьев. — Нам пора идти.
— Когда у меня будут дети, я не буду запрещать им слушать интеллектуальные разговоры хоть до утра, потому что это гораздо полезнее сна, — заметил Саша.
— Вы в основном говорите, а не слушаете, — сказал гувернер.
— Говорить тоже полезно, — возразил Саша, — чтобы учиться формулировать свои мысли, совершенствовать ораторское искусство и развивать уверенность в себе.
— Вам ее надо развивать? — поинтересовался Зиновьев. — Куда уж!
— Николай Васильевич, великие князья могут переночевать здесь, во дворце, — предложила Елена Павловна.
Саша посмотрел на нее с благодарностью.
— Это очень любезно с вашей стороны, Ваше Императорское Высочество, — сказал Зиновьев. — Но у меня есть определенные обязанности, я не могу покидать моих воспитанников.
— Вы можете остаться с ними, — предложила Елена Павловна.
— Мне кажется, что было бы неудобно так обременять вас, — возразил Зиновьев. — Покорнейше прошу прощения, но для нас и так уже слишком поздно.
— Покорнейше прошу прощения, но есть такое замечательное русское слово «самодур», — заметил Саша.
Никса прыснул со смеху.
Зиновьев гневно посмотрел на Сашу, потом на Никсу и начал подниматься с места.
Брат встал вслед за ним.
— Елена Павловна, мы в высшей степени благодарны вам за приглашение, — вздохнул Никса, — но…
Он развел руками.
И позвал брата.
— Саша!
Саша и не думал вставать.
— Не стоит того, — сказал Никса.
— Если мне портят вечер, я хотя бы должен понимать за что, почему, и в чем великая цель, — заметил Саша.
— Государю вряд ли понравится, если мы останемся здесь на ночь, — объяснил Зиновьев.
— Ладно, — сказал Саша, — я переживу. А гитара в чем провинилась? Она дама нежная, к путешествиям не приученная, ехала в душном вагоне в смраде от паровоза. Тряслась в дороге, рискуя испортить настройку струн. Без чехла! И главное, зачем? Хотя бы одну песню!
— Новая? — спросил Никса.
— Ага! — кивнул Саша.
— Николай Васильевич, вы позволите? — спросила Елена Павловна.
— Хорошо, — смирился Зиновьев. — Но только одну. И только ради вас, Ваше Высочество.
Саша чуть отодвинулся от стола, поставил гитару на колено, немного поправил настройку.
«Прощальная 3» была одной из его любимых песен Щербакова.
И он начал петь:
Последовали аплодисменты, даже не очень жидкие.
— Саша, можешь еще раз? — попросила Елена Павловна.
Зиновьев возражать не стал, может и его зацепило?
И Саша спел на бис.
Кажется, зацепило Никсу, судя по восхищенному выражению светло-голубых глаз.
«Песня написана в 1988-м, — думал Саша. — Ну, откуда он знал!»
Саша встал. Удостоился объятий Елены Павловны, и они с братом под конвоем Зиновьева направились к дверям. Мадам Мишель вышла их провожать.
Уже прохладно, в чистом небе — тонкий серп луны, неровно горит газ в фонаре у входа, и этот девятнадцатый век, Михайловский дворец и милое вольнодумное общество Елены Павловны кажется тихой гаванью по сравнению с ужасами, цинизмом и преступлениями 21-го века.
— Саша, в следующий четверг у меня будет Евграф Петрович Ковалевский, — пообещала Елена Павловна. — Возможно, тебе будет интересно.
— Министр образования, — подсказал Никса.
— Еще бы! — сказал Саша.
— Он еще начальник цензурного ведомства, — заметил Зиновьев.
— Да? — усмехнулся Саша. — Значит, не будем говорить об отмене цензуры, он же сам себя не отменит, для него будет другой проект. Как раз за неделю набросаю.
— Физико-математические школы? — спросила Елена Павловна.
— Физмат — это само собой, — сказал Саша. — Но система образования не может висеть в воздухе, ей нужно прочное основание.
— Всеобщее начальное образование, я помню, — улыбнулась Елена Павловна.
— Это конечно, — кивнул Саша. — Но и это не первое. России нужна программа ликвидации безграмотности. В том числе для взрослых.
— Бедная казна, — вздохнул Зиновьев.
— Причем здесь бюджет? — спросил Саша. — Волонтеров можно привлечь, благотворителей, некоммерческие организации, добровольные общества. Все равно надо сначала протестировать, как пойдет.
— Если Александр Александрович будет излагать еще один проект, мы отсюда до рассвета не уедем, — сказал Зиновьев.
— В общем, буду рад пообщаться с министром, — сказал Саша. — Но, похоже, учредить физмат школы мне будет легче, чем ликвидировать неграмотность.
— Конечно, — сказала Мадам Мишель. — Одну школу организовать легче, чем обучить полстраны.
— Кстати, Елена Павловна, а у вас промышленники бывают на ваших вечерах? — спросил Саша.
— Пока нет. Тебе нужен кто-то конкретный?
— Мне нужны. Первое: какой-нибудь производитель часов. Фабрикант, заводчик, подойдет даже хозяин мастерской. В России вообще часы делают?
— У Бреге есть представительство в Петербурге, — вспомнил Зиновьев.
— Торговое представительство? — спросил Саша. — Мне нужно производство. Хотя бы отверточное.
— Отверточное? — переспросила Мадам Мишель.
— Это, когда что-то собирают из привозных деталей.
— Узнаю, — сказала Елена Павловна.
— Не пожалеет, — обнадежил Саша.
— Второе, — продолжил он, — мне нужен фабрикант или промышленник, который производит брички, омнибусы, возки, ландо, в общем, что-то ездящее. На худой конец каретный мастер. Я хочу сделать необычный заказ.
— Братья Фребелиусы, — сказала Елена Павловна. — Они делали кареты для коронации Саши, твоего папá.
— Отлично! Можно мне с ними поговорить?
— Что-нибудь придумаю, — пообещала Мадам Мишель.
Зиновьев посмотрел осуждающе, но промолчал.
— И наконец мне нужен музыкальный мастер или фабрикант.
— Ты хочешь еще одну гитару? — спросила Елена Павловна.
— Нет, мне нужен производитель пианино.
— Дедерихс, Шредер, Беккер, — не задумываясь, выдала она.
— Одни немцы, — заметил Саша.
— Для тебя это важно? — спросила Мадам Мишель. — Кто говорил: «Несть ни эллина, ни иудея»?
— Для меня это неважно, — сказал Саша. — Но обидно. Кто лучший?
— У Беккера, пожалуй, самый красивый звук, — сказала Елена Павловна. — Но самый красивый декор у Дидерихса.
— Для меня важен не звук и не отделка, а механика, — возразил Саша. — У кого самый совершенный механизм?
— Спрошу, — пообещала Елена Павловна. — Ты хочешь встретиться со всеми одновременно?
— Желательно по отдельности. Хотя бы час на каждого.
И Саша вспомнил, что так и не успел поговорить с папá о том, о чем собирался еще утром. Даже написать не успел!
— Кстати о Бреге… — сказал Зиновьев.
Достал часы и покачал головой.
— Одиннадцать.
Елена Павловна вздохнула и поочередно обняла любимых внучатых племянников.
Домой ехали в ландо Мадам Мишель, ибо поезда до Петергофа уже не ходили.
Никса сел напротив, рядом с гувернером, и в этом был какой-то тайный смысл. Саша по ходу движения, они — против. Брат так ездить не любил. Чего бы не сесть рядом?
К тому же молчал до самого выезда из города.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — не выдержал Саша.
— Да, нам надо серьезно поговорить.