– Кто?
– Виталий!
– Ничего не понимаю. Откуда Виталий-то взялся?
– Представляешь, подкатываем к подъезду на «мерсе». Сулейманов выскакивает первым, открывает дверь и за ручку выволакивает меня наружу…
– Выволакивает?
– Да нет, конечно! Помогает выйти. А я, значит, вся из себя «фу-ты ну-ты», выхожу, как суперзвезда, с диким букетом алых роз…
– Диким?
– Ну! Представляешь, он мне сто роз по пути купил. Наверное, посчитал, что мне сто лет в обед.
– Ну и дальше?
– Полез целоваться, естественно. Я, значит, изо всех сил терплю. Решила – умру, а роль до конца доиграю. А то, не дай Бог, этот ремонт твой гребаный сорвется. Когда пошла в подъезд, увидела на скамейке Виталия. Сидит как в воду опущенный, и тоже с букетом роз, только с нормальным, из пяти штук. Представляешь, он все видел!
– Инка, бедная моя подружка, прости меня! Я же не знала, что так получится.
– А целуется этот Сулейманов плохо. С Виталием не сравнить.
– Ну и хорошо.
– Что хорошего-то?
– А то бы ты опять влюбилась, на глазах Виталия.
– Издеваешься уже? Быстро твоя жалость прошла.
– Но ты сама говорила…
– А ты поверила? Ох, Танька, Танька! И когда ты вырастешь? Любовь – это не вздохи на скамейке, то бишь не одни поцелуйчики. Душу я в твоем Виташе разглядела, понимаешь, душу! Родную, близкую, чистую, как дыхание ребенка!
В трубке раздались короткие гудки.
– Он просил без помпы, – снова повторил Торопов, кривя полные губы.
– Тогда я не знаю, что еще предложить, – устало вздохнула Татьяна.
– А может, устроим что-то вроде сельского гулянья? Фольклор и все такое. Без официоза, но и не обыденно, – оживилась Ронская, второй Татьянин заместитель.
– В этом что-то есть, но не тот масштаб, – лениво возразил Торопов.
– И в самом деле не тот, – сомневалась Татьяна. – Событие-то национального значения.
– А мы пригласим телевизионщиков. Прямой эфир. Вот вам и выход на всю страну, – защищала свою идею Ронская.
Они обсуждали предстоящий юбилей известного писателя, который жил в своем родном селе и ни в какую не желал ехать в город, на «официальные именины». «Вы меня в гроб загоните вашими хлопушками и речами. Знаю я эти „поминки“ при живом еще авторе, – говорил он Торопову, лично приехавшему к нему обсудить проведение юбилейных торжеств. – Взять того же Кропоткина, которому восемьдесят стукнуло в прошлом году. Затюкали, замордовали старика. Через три месяца ушел в лучший из миров. А так бы еще пожил в свое удовольствие. Нет, не поеду, и не уговаривайте!»
– Хорошо, я согласна. Белла Исааковна, вам и карты в руки. Подработайте в общих чертах сценарий, завтра в четыре часа обсудим.
– Хорошо, Татьяна Михайловна, сделаем, – ответила довольная Ронская и победоносно взглянула на Торопова, поджавшего губы и метнувшего на нее холодный взгляд постаревшего ангела.
Татьяна поехала домой, чтобы переодеться к вечернему концерту. Выступал знаменитый скрипач, совершавший тур по России. Вот ему-то всякого рода помпы были нужны как воздух. Видимо, не вступил он еще в возраст философской мудрости, когда человек, простой или известный, начинает ценить не праздники, а будни, не красивые слова и пышные букеты, а шепот листвы и скромные луговые ромашки. Впрочем, к иным такая мудрость не приходит никогда.
В фойе ее окружили именитые музыканты, писатели, художники, представители массмедиа и крупного бизнеса. Почти со всеми она, так или иначе, была знакома, кому-то помогла, от кого-то, наоборот, сама получала помощь и поддержку. Она шутила, смеялась чужим шуткам, делала обязательные комплименты, выслушивала светские сплетни – одним словом, тусовалась, как сказала бы Инна. Вдруг к ней приблизился Солодовников и галантно, без тени фамильярности поздоровался. Татьяна постаралась скрыть легкое смущение. Она чувствовала вину перед этими людьми, которых ввела в заблуждение. Пусть и не в личных целях, но все же соврала, устроила спектакль, втянув в него несчастную подругу. Солодовников смотрел, как ей показалось, понимающе и слегка улыбался.
– Татьяна Михайловна, – произнес он тихо, когда на минутку толпа отхлынула от них. – Вы здесь одна?
– В смысле? – не поняла она, все еще переживая свое вранье.
– Не с мужем?
– Нет.
– Можно сопровождать вас?
– Куда?
– Вообще. Пока не прозвенит звонок. Я провожу вас на место. У вас какой ряд?
– Первый.
– А у меня второй. Так можно?
– Пожалуйста.
– Не хотите шампанского?
– Нет, у меня от него болит голова.
– И у меня. Тогда коньяк?
Они подошли к столикам, стоящим в углу, за колоннами. Солодовников усадил Татьяну и сел напротив.
К ним подскочил кельнер с подносом, на котором стояли рюмки с коньяком. Солодовников подал Татьяне рюмку.
– Откуда здесь коньяк в таком количестве? Это что, бесплатно?
– На спонсорские деньги. Ваш Торопов раскрутил деловых людей ради мегазвезды, посетившей нашу грешную землю.
– Понятно.
Они выпили. Татьяна слегка поморщилась, и внимательный Солодовников, щелчком подозвавший кельнера, попросил коробку шоколада. Вскоре на столике лежала нарядная коробка. Татьяна была вынуждена съесть конфету, иначе бы ее еще долго передергивало от вкуса коньяка. Она и сама не отдавала себе отчета, почему подчиняется Солодовникову. Может, оттого, что чувствует вину перед ним? Ведь она тоже раскрутила его в ресторане.