135693.fb2
— А как вторая половина дня?
— Наверное, малыши и не выдержат дольше вне дома. В их возрасте энергии и внимания не хватает на весь день. Поэтому, пока дети будут дома, тебе придется работать только полдня.
Фэй не была убеждена, что все так просто.
— Таким образом, вся тяжесть текущих деловых забот ляжет на тебя?
— Управимся. — Его голос звучал беззаботно. Съев одну булочку, он пил кофе и, нахмурив брови, следил за лучами фар несущихся мимо машин. — Я думаю взять кого-нибудь в офис на вторую половину дня, пока ты будешь занята дома.
Небрежный тон настораживал.
— Кого-нибудь конкретно? — так же беззаботно спросила Фэй, отломив кусочек булочки и отправляя его в рот.
Джеральд не смотрел ей в глаза. Медленно, негромко он высказал то, что, очевидно, уже продумал:
— Ну, Клер вполне могла бы подойти. Конечно, она — специалист лишь по часам, но я обнаружил, что весьма неплохо разбирается и в мебели.
Значит, Клер Левинсон. Ясно, он наметил рыжекудрую. Кого же еще!
— Понятно, — сказала Фэй.
Женщина заставила себя съесть половину горячей булочки, хотя во рту пересохло, и ей казалось, будто она глотает битое стекло.
— Клер, естественно, может не согласиться. Она очень занята: пытается снова привлечь широкую клиентуру своего дяди. Многие из его традиционных покупателей нашли себе новых поставщиков после смерти Гидеона. Нужно вернуть их, если удастся. Правда, она говорила мне, что с деньгами у нее туговато, поэтому, надеюсь, мое предложение будет принято.
— О, не сомневаюсь, — с сарказмом заявила Фэй.
Неужели Джеральд прикидывается? Да Клер Левинсон руками и ногами ухватится за такой шанс. Она получит возможность больше времени проводить с Харди.
А тот, прищурившись, всматривался в лицо Фэй.
— Откуда столько яду? Что с тобой? Тебе не нравится Клер?
— Я ее почти не знаю. Тебе с ней работать, а не мне. — Она допила кофе и посмотрела на часы. — Мы здесь уже целых полчаса! Поехали? Остаток пути за рулем буду я, чтобы ты отдохнул.
— Но я чувствую себя отлично. Не беспокойся обо мне.
Тем не менее Фэй подошла к машине со стороны места водителя.
— Мы ведь договорились, что будем вести попеременно. — Она протянула руку. — Дай ключи, пожалуйста.
Дождь снова припустил. Капли воды стекали по ее лицу, словно слезы, и Джеральд видел это.
— Мне совсем не нравится, что ты поведешь машину в такую погоду. Дороги превращаются в реки, а с этой машиной надо очень умело обращаться. Она большая, мощный мотор. — Он отпер дверцу водителя. — Садись с той стороны, Фэй.
— О господи! — воскликнула она. — Не будь ты таким нудным! Я вожу машину ничуть не хуже тебя.
— Но это моя машина, и я лучше знаю ее поведение при такой погоде.
Харди раскрыл дверцу. Фэй не успела шевельнуться, как он уже уселся за руль. Стоять и мокнуть под дождем не имело никакого смысла. Хотелось затопать ногами, но это было бы слишком по-детски. Она обошла машину и села рядом с Джеральдом.
— В один прекрасный день…
— Да. Что же произойдет в один прекрасный день?.. — засмеялся Джеральд.
— Кто-нибудь прибьет тебя, — проворчала она, дрожа от холода в промокшей куртке.
— Ты имеешь в виду себя?
Он наклонился к ней, и Фэй замерла с широко раскрытыми глазами.
— Не смей меня касаться!
— Захочу — коснусь! — заявил он и протянул к женщине руку.
Сердце у Фэй, казалось, выскочит из груди. Однако Джеральд лишь взял ремень безопасности.
— Я не тронусь с места, пока ты не пристегнешься!
Он вставил замок в гнездо, выпрямился и медленно, едва шевеля губами, проговорил:
— Не надо мне угрожать, Фэй. Не пришлось бы пожалеть об этом.
Слова прозвучали едва слышно. Когда Джеральд становится чересчур тихим, от него можно ожидать всего.
— Где плед?
Он повернулся назад, и Фэй бессознательно отметила, как могуч разворот его плеч. Пульс у нее всегда безнадежно сбивался, когда она видела грациозную линию спины и сильные руки Джеральда. Вот и сейчас то же самое. Не обращай внимания! — гневно приказала она себе и стала прислушиваться к шуму дождя. Водяные струи барабанили по крыше машины, заглушая все остальные звуки.
За стеклами кабины ничего не видно, в ушах звон. Поток воды заливает ветровое стекло, и оно выглядит волнистым, словно уменьшается в размерах. Фэй испытывала волнение, оказавшись с близким ей человеком с глазу на глаз под проливным дождем, в темноте. Это все равно, что попасть в другой, необитаемый мир.
Джеральд выпрямился, держа клетчатый плед. Фэй поспешила взять его, чтобы мужчина не вздумал укутывать ее как ребенка.
— Спасибо, — пробормотала она.
Фэй знала, что Джеральд следит за ней, и не поднимала глаз, чтобы не встретиться с ним взглядом. Если бы она умела скрывать, что творится у нее в душе! Но он знал ее слишком хорошо. Он понимал не хуже самой Фэй, как реагируют на окружающий мир ее мозг и тело.
Для Джеральда не секрет, почему дрожали ее руки, потянувшиеся за пледом. Он знает, почему ускорилось ее дыхание, почему она бледна и глаза горят. Фэй беззащитна в обстановке тесноты, замкнутости автомобильной кабины, и он осознает это так же, как она сама.
Фэй мучительно ждала, что он потянется к ней снова, коснется ее, поцелует. Женщина знала: если он сделает это, она растает, словно нежное воздушное пирожное. В этот глухой час ночи, в интимной обстановке Фэй чувствовала, что не в силах сказать «нет». Она до смерти жаждала его.
Внезапно Джеральд завел двигатель, и это подействовало на нее, словно шок. Она ощутила, как напряглись нервы, будто коснулась оголенного провода под током.
Я для него неинтересна, — уныло подумала она, — и больше ему не нужна. Он увлечен другой. Я — прочитанная книга. У него на примете новая жертва: Клер Левинсон. Она намного моложе его, да и меня, и представляет собою вызов мужскому самолюбию Джеральда. Ему требуются труднодостижимые цели, чтобы доказывать себе, будто молодость еще не ушла.
Не в этом ли корень всего? Не потому ли Джеральд отказывается снова вступать в брак? Ведь если бы он женился, ему пришлось бы ограничиться одной-единственной женщиной, согласиться на монотонную, бесцветную жизнь, тогда как отчаянно хочется скакать молодым жеребцом, иметь любую молодку, которая ему приглянется. Сама мысль о переходе в преклонный возраст претит Джеральду. Он боится прекратить бег из страха, что время догонит.