Служащие Юмимото, так же, как и нули, приобретали свое значение, только стоя позади других цифр. Все, кроме меня, потому что я не достигала даже значения нуля.
Шли дни, а от меня до сих пор не было никакой пользы. Меня это совершенно не беспокоило. У меня было впечатление, что обо мне забыли, и в этом была своя прелесть. Сидя за своим столом, я читала и перечитывала документы, которые Фубуки предоставила в мое распоряжение. Они были чудовищно неинтересны, за исключением одного, в котором перечислялись служащие Юмимото: там были вписаны фамилии, имена, дата и место рождения.
Сами по себе эти сведения не содержали ничего завораживающего. Но когда голоден, то и краюшка хлеба выглядит аппетитно: в состоянии бездействия и поста, в котором находился мой мозг, этот список показался мне столь же пикантным, как какой-нибудь журнал скандалов. По правде говоря, это было единственным документом, который я понимала.
Чтобы иметь вид работающего человека, я решила заучить список наизусть. В нем было около сотни имен. Большинство служащих состояло в браке и являлось отцами и матерями семейств, что усложняло мою задачу.
Я зубрила, моя голова раз за разом склонялась над папкой, потом поднималась для того, чтобы я могла повторить про себя. Когда я поднимала голову, то каждый раз видела Фубуки, сидевшую напротив.
Господин Саито больше не просил меня писать писем Адаму Джонсону, да и никому другому. Впрочем, он не просил меня ни о чем, кроме того, чтобы принести ему кофе.
Нет ничего более естественного для того, кто впервые работает в японской фирме, чем начинать с ошакуми -- "почтенной чайной церемонии". Я отнеслась к этой обязанности тем более серьезно, поскольку это было единственным делом, порученным мне.
Очень быстро я узнала привычки каждого: черный кофе господину Саито в восемь тридцать. Господину Унадзи кофе с молоком и двумя кусочками сахара в десять часов. Господину Мидзуно стакан кока-колы через каждый час. Господину Окада английский чай, слегка разбавленный молоком, в семнадцать часов. Для Фубуки -- зеленый чай в девять часов, черный кофе в двенадцать часов, зеленый чай в пятнадцать часов и завершающий черный кофе в девятнадцать часов. Каждый раз она благодарила меня с обворожительной вежливостью.
Это скромное занятие оказалось первым шагом в череде моих неудач.
Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в своем офисе важную делегацию из дружественной фирмы:
- Кофе на двадцать персон.
Я вошла к господину Омоши со своим большим подносом и исполнила все наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчеркнутым смирением, бормоча самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь. Если бы существовал орден за заслуги в ошакуми, я по праву могла претендовать на него.
Несколько часов спустя делегация удалилась. А потом раздался грохочущий голос огромного господина Омоши:
- Саито-сан!
Я увидела, как господин Саито подскочил и, мертвенно побледнев, побежал в логово вице-президента. За стеной раздались вопли толстяка. Нельзя было понять, о чем шла речь, но видимо это было что-то не слишком приятное.
Господин Саито вышел с искаженным лицом. Я почувствовала глупый прилив нежности к нему, думая о том, что его вес составлял третью часть от веса его противника. И тут он сердито позвал меня.
Я последовала за ним в пустой кабинет. Он заговорил со мной, заикаясь от гнева:
- Вы поставили в глубочайше неловкое положение делегацию дружественной фирмы! Вы подавали кофе, выражаясь такими фразами, как будто вы владеете японским в совершенстве!
- Но я не так уже плохо им владею, Саито-сан.
- Замолчите! По какому праву вы защищаетесь? Господин Омоши очень сердит на вас. Вы создали отвратительную атмосферу на совещании сегодня утром. Как наши партнеры могли чувствовать себя доверительно в присутствии белой, которая понимает их язык? С этого момента вы больше не говорите по-японски.
Я посмотрела на него с удивлением:
- Простите?
- Вы больше не знаете японского языка. Ясно?
- Но, в конце концов, компания Юмимото наняла меня именно за знание вашего языка!
- Мне все равно. Приказываю вам больше не понимать японского.
- Это невозможно. Никто не смог бы подчиниться подобному приказу.
- Всегда есть возможность подчиниться. Это то, что западные умы должны были бы понять.
"Ах, вот вы о чем", подумала я прежде чем ответить:
- Вероятно, японский мозг способен заставить себя забыть какой-то язык. Западный мозг не имеет такой возможности.
Этот необычный аргумент показался господину Саито вполне приемлемым.
- Все же попытайтесь. По крайней мере, сделайте вид. Я получил распоряжение на ваш счет. Итак, решено?
Тон был сухим и резким.
Вероятно, когда я вернулась в свой кабинет, у меня было такое вытянутое лицо, что Фубуки посмотрела на меня мягко и взволнованно. Я долго чувствовала себя подавленной, размышляя как поступить.
Самым логичным было бы написать заявление об уходе. Однако, я не могла решиться на это. В глазах жителя запада в этом не было ничего бесчестящего, в глазах же японца это означало потерять лицо. Я работала в компании от силы месяц. Однако, контракт был подписан на год. Уйти через столь короткое время, значило покрыть себя позором в их глазах, также как и в моих.
Тем более, что у меня не было никакого желания уходить. Все-таки мне стоило кое-каких усилий быть принятой на работу в эту компанию: я изучила токийскую административную лексику, прошла тесты. Конечно, мои амбиции не простирались до того, чтобы сделаться великим полководцем международной торговли, но я всегда хотела жить в стране, перед которой преклонялась со времен первых идиллических воспоминаний, которые хранила с раннего детства.
Я решила остаться.
Но для этого я должна была найти средство выполнить приказ господина Саито. Я прозондировала свой мозг в поисках возможных залежей амнезии: не было ли каких-нибудь темных пещер в моей нейронной крепости? Увы, здание имело сильные и слабые стороны, башни и трещины, ямы и рвы, но ничего, что позволило бы мне похоронить язык, который ежедневно был у меня на слуху.
Если я не могла его забыть, то можно ли было, по крайней мере, его утаить? Если сравнить речь с лесом, можно ли было за французскими буками, английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами спрятать гигантские японские криптомерии, которые в данном случае имели самое подходящее название?
Мори, фамилия Фубуки, означала "лес". Потому ли я смотрела на нее такими растерянными глазами? Я заметила, что она тоже смотрит на меня вопросительно.
Она поднялась и сделала мне знак следовать за ней. В кухне я рухнула на стул.
- Что он вам сказал? -- спросила она меня.
Я открыла свое сердце. Мой голос дрожал, я чуть не расплакалась. Теперь я не смогла сдержать опасных слов:
- Я ненавижу господина Саито. Он дурак и подлец.
Фубуки слегка улыбнулась:
- Нет. Вы ошибаетесь.
- Конечно. Вы добрая, вы не видите дурного. В конце концов, чтобы отдать подобное распоряжение можно быть только...
- Успокойтесь. Приказ исходил не от него. Он передал вам распоряжение господина Омоши. У него не было выбора.
- В таком случае это господин Омоши...
- Этот человек далеко не простой, - оборвала она меня. - Что вы хотите? Он вице-президент. Здесь ничего не поделаешь.