Чичерин пожал плечами и ответил:
— Решение о полпредах принимаю не я, а Политбюро. Вы почти год проработали во Франции, занимаясь делами, которые, обычно, входят в обязанности посланника. Стало быть, у вас самый большой опыт из всех моих подчиненных — пусть даже и номинально. К тому же, французов ваша кандидатура вполне устроила. Скажу откровенно — вопрос о вашем назначении кулуарно решался с секретарем министерства иностранных дел еще в самом начале переговоров, и был одобрен министром.
— Странно, — хмыкнул я. — В тот день, когда было подписано официальное соглашение, меня вызвал к себе мсье Бертело и поинтересовался — кто, по моему мнению, может стать послом Советской России?
— И что вы ответили? — полюбопытствовал нарком.
— Я ответил, что послом могут быть либо Красин, либо Ганецкий.
— Забавно. Вы назвали те же фамилии, которые упоминались в разговоре с мсье Бертело. Фигура Красина французов бы вполне устроила, да и Ганецкого тоже. Франция очень боится заполучить в полпреды фигуру вроде Каменева или Радека. Им нужен менее радикальный человек. Но товарищ Красин не готов взять на себя роль посла во Франции по личным мотивам, а товарища Ганецкого не хотят отправлять послом по иным соображениям. Ганецкий сейчас в Риге, и он хорошо сработался с латышским правительством. А ваша фигура устроила и членов Политбюро, и МИД Франции.
— МИД Франции — это мсье Бертело? — улыбнулся я. Бертело в какой-то мере мне протежирует. Вон, благодаря его ходатайству заполучил престижную награду. И пусть эта награда досталась мне как результат какой-то подковерной борьбы, но все равно, орден есть орден. Жаль, носить его в Советской России мне не придется.
Георгий Васильевич загадочно улыбнулся и спросил:
— Вы слышали поговорку, которая в ходу и на Набережной д’Орсе и в Форин-офисе?
— А что за поговорку?
— Если применять аналогию с ружьем, то на спусковой крючок нажимает министр. А вот само ружье держит на плече секретарь.
Я покивал, делая вид, что услышал поговорку впервые. Впрочем, я ее и на самом деле услышал первый раз, потому что читал об этом у Всеволода Овчинникова. Читать — не значит слышать. Интересно, жив Овчинников или нет? Видел его по телевизору, человеку было уже за девяносто, а он был бодр и свеж[1]. Но журналист прав — министры меняются, а внешнюю политику определяют постоянные работники, остающиеся в тени.
— Георгий Васильевич, какие еще имеются рекомендации? — поинтересовался я. — Может, есть смысл почитать какие-нибудь научно-популярные книги по дипломатии? Историю дипломатии я представляю в общих чертах, а вот правила, законодательные акты — не очень.
Фраза «научно-популярные книги по дипломатии» позабавило наркома. А может огорчила. Все правильно. На дипломата нужно учиться не один год, а потом, чтобы стать не послом, а хотя бы консулом, придется долго карабкаться по служебной лестнице. А тут — бац, и ставят в послы чекиста, не разбиравшегося в дипломатических тонкостях и ни хрена не соображавшего в международном праве.
— Пока изучите Венский регламент — приложение к генеральному акту Венского конгресса. Помните про такой?
— Тот, на котором решалась судьба Европы после поражения Наполеона, — выдал я, рассчитывая, что Чичерин не станет меня экзаменовать о деталях. Кому там что досталось, кто что себе отщипнул — уже и не помню. Помню лишь, что европейские государства хотели едва ли не расчленить Францию, но Талейран сумел убедить этого не делать. Разумеется, еще помню, что на Венском конгрессе Россия, Пруссия и Австрия создали Священный союз и договорились помогать друг другу в случае революций. И вот, Австрийской империи мы помогли подавить восстание венгров, за что получиливо время Крымской войны большую «благодарность» от спасенной империи. Но это нормально, что Россию предают вчерашние союзники. Они-то считают это правильным, да и мы привыкли. Зато сами, в кои-то веки пошли на сепаратный мир, так не можем отмыться целых сто лет.
К счастью, Георгий Васильевич меня подвергать допросу не стал. Видимо, факт того, что я хотя бы слышал о Венском конгрессе, его устроил. К тому же, он мог помнить и о мече князя Владимира, который, по моей версии, украли поляки во время Смуты. А коли ты хоть немного знаешь историю, то должен помнить и о внешней политике государств. А я, в свое время, даже курсовую писал о внешней политике Петра Великого.
— В Венском регламенте имеется номенклатура дипломатических рангов, — пояснил нарком. — В Советской России нет дипломатических рангов, но вам все равно следует их знать. А на случай какой-нибудь непредвиденной дипломатической случайности, у вас под рукой имеется свой собственный консультант.
Точно. Консультант у меня — мой собственный тесть. Или Чичерин имел в виду графа Игнатьева? Мне бы, конечно, надо оформить их деятельность официально. И хорошо бы выбить какое-то жалованье. Конечно, оба графа люди небедные, поработают и бесплатно, но если с оплатой — то поработают лучше.
Теперь мне еще нужно арендовать помещение под посольство. Торгпредство, построенное во времена Генриха Валуа, тесновато. Хорошо бы с французами решить вопрос «баш на баш». Типа — они нам предоставляют землю под строительство здания, а мы им соответствующий участок в Москве. Но со строительством собственного посольства я пока заморачиваться не стану, а сниму что-нибудь подходящее. Может, пока «Виолетту» задействовать? Нет, не стану. Эта гостиница нужна для других целей, лучше подыщу себе другую.
Я все ждал — когда же нарком заговорит о смерти Кожевникова. И дождался.
— Странно, что молодой человек погиб так нелепо, — покачал головой Чичерин. — Поскользнуться на ступеньках лестницы, ведущей к Сене. — Вздохнув, сказал: — Я же его прекрасно помню. Не выпивоха, очень толковый работник. Признаться — я планировал его впоследствии использовать на какой-то дипломатической должности, а его служба в торгпредстве послужила бы не только прекрасным опытом, да и важной строкой в послужном списке.
— Все люди внезапно смертны, — вздохнул я сообразно моменту.
— Это правда, — кивнул Чичерин.
Я слегка опасался — не возникнет ли у наркома желания сопоставить смерть Кожевникова с черепно-мозговой травмой Скородумова, решившего взять деньги у финнов, но спрятавший аванс в неудачном месте — под тазиком для умывания, но Георгий Васильевич сравнения проводить не стал. Тем более, он должен знать, что в момент смерти Кожевникова я находился в командировке. Нарком по иностранным делам спросил о другом:
— Владимир Иванович, вы проводили обыск в комнате Кожевникова?
— Разумеется, — кивнул я. — Все вещи покойного были описаны, а после похорон отправлены на родину. Кстати, копия описи вместе с моим рапортом была направлена в наркомат.
— Ах да, помню, — нахмурился Чичерин.
Стало быть, Георгий Васильевич в курсе, что покойный Кожевников увлекался фотографией? А про снимки, скажем так, «особого характера» он знает, или нет? Но нарком про фотографии спрашивать не стал.
— Еще вопрос. У вас имеются выходы на литературно-художественный альманах «Русское зарубежье»? На журналистов или на редактора?
Еще бы у меня не имелось на него выходов. Да я, почитай, совладелец этого альманаха. Но признаваться не стану.
— Знаком кое с кем из редакции, — осторожно сообщил я. — Нужно что-то напечатать в Париже?
Неужели Чичерин пописывает стихи или рассказы и не может напечатать их в России? Возможно, скромничает. Но дело оказалось в другом.
— Возьмите в секретариате заявление гражданки Брик.
— Гражданки Брик? — с удивлением вскинулся я. — Это не той ли самой, из-за которой убили Маяковского?
— Той самой, — кивнул Чичерин. — Гражданка Брик Лиля Юрьевна — личность очень известная. Так вот, она просит содействия в возвращении на родину творческого наследия великого пролетарского поэта Владимира Владимировича Маяковского, а еще она хочет, чтобы издатель альманаха «Русское Зарубежье» выплатил ей гонорар за публикацию, а также, все прочих гонораров, если в альманахе впредь станут публиковать стихи Маяковского.
Я растерянно поморгал глазами. Ладно, до Лили Брик дошел экземпляр альманаха, где напечатано стихотворение убитого поэта, но с чего вдруг она на что-то претендует? В моей истории Маяковский завещал ей половину своего наследства, включая выплаты со всех посмертных гонораров и гражданка Брик до самой своей смерти (а прожила она долго!) ни в чем не нуждалась. Еще получила от государства квартиру и пенсию, как «вдова» поэта, оттеснив тех, кто на самом деле мог на что-то претендовать. Но там имелось хотя бы какое-то подобие законности. А здесь-то предсмертной записки, признанной завещанием, точно не было. А наглости у девицы, что обрекла поэта на смерть, не занимать!
— А почему гражданка Брик решила, что стихотворение принадлежит перу именно нашего Маяковского? Уверен, что у Владимира Владимировича есть однофамильцы, или кто-то из эмигрантов решил скопировать стиль погибшего и взять его имя в качестве творческого псевдонима.
— А вот с этим теперь вам придется разбираться самому, — усмехнулся Чичерин. Поднимаясь с места, нарком дал понять, что аудиенция завершена. Поправив пенсне, нарком по иностранным делам наставительно сказал: — Одной из задач наших посланников за границей — защита интересов страны, а также защита интересов отдельных граждан. Вот, теперь вы и станете отстаивать интересы Лили Юрьевны. Или вы должны дать ей убедительный ответ, что ее интересы отстоять невозможно, потому что они не являются законными. Так что — возьмите заявление, оно зарегистрировано и отписано для исполнения нашему полпредству в Париже.
Что ж, будем считать, что нарком все-таки дал своему послу первое наставление. Защищать интересы граждан за рубежом нужно, но при чем здесь какая-то Лиля Брик?
Расписавшись в регистрационном журнале за получение заявления «гр-ки Брик Л. Ю.», взял заявление.
Вишь, пишет, что необходимо установить, как стихотворения поэта ушли на Запад и почему они печатаются без согласия наследников. Согласен. Установим и обязательно накажем виновных!
Не требует ли гражданка Лиля еще и добиться во французском суде выплаты ей компенсации за нарушение авторских прав? Нет, до такого она еще не додумалась или понимает, что здесь ничего добиться нельзя.
А на гонорар претендует на основании «совместного проживания с гр-м Маяковским, что может подтвердить гр-н Брик Осип Меерович». Что-то я уже ничего не понимаю в этой жизни. Кажется, полиандрия, равно как и полигамия, в РСФСР законом не предусмотрена. Или в этой реальности что-то сместилось?
М-да, дела. Интересно начинается моя карьера посла во Франции. Допустим, вернуть наследие поэта на родину — задача правильная. И ведь вернем. Все, что я вспомню, то и верну. А вот с Лилей Юрьевной даже не знаю, как поступить.
Глава 2
Размышления о мировой революции
В кабинете у Владимира Ильича нас было трое. Кроме меня и хозяина кабинета присутствовал товарищ Пятницкий — секретарь Исполкома и начальник отдела международной связи Коминтерна. К нему у меня душа не лежала со времен «чистки».
Товарищ Пятницкий читал с листа: