На этом «а если да» его заклинивало. Очень уж «разумно» их поведение. Никогда прежде он не встречал женщины, с которой было бы так легко, которая не возражала бы ему, была такой милой и такой сексуальной. Он все время льнул к ней, не упуская возможности дотронуться до нее: то обнять за талию, пока она стоит у раковины, моя посуду, то помочь сесть в седло, когда они выезжают вечером учиться верховой езде. Сидя рядом на диване, он не мог не обнять ее за плечи, а когда они расставались и каждый шел в свою спальню, он обязательно целовал ее, желая спокойной ночи. А потом часами лежал, не засыпая, мечтая о том, что вот сейчас она придет к нему, или уговаривая себя не ходить к ней.
Он даже придумал развлечения, в которых можно было бы прикасаться к Кэсси. Однажды он достал гитару и играл ей, потом предложил научить нескольким аккордам. Усадил ее перед собой так, что ее спина касалась его груди, руками взял ее пальцы и стал показывать, на какие струны их нужно ставить. А как-то раз включил генератор, достал кассету и начал учить ее разным танцевальным движениям, популярным среди ковбоев. В комнате для этого было мало места, и они вышли танцевать на крыльцо, оставив дверь открытой. Кэсси оказалась смышленой ученицей и часто говорила, что многие здешние танцы похожи на те, которые танцуют в ее родных местах. Но лучшими были минуты, которые они проводили вместе на крыльце, наслаждаясь красотой ночей.
Леон испытывал особую любовь к ночам в пустыне. Они были ясными и прохладными. Черное как смоль небо усыпано мириадами мерцающих звезд. На его фоне видны силуэты гор, бледный песок у подножий испещрен тенями. Однажды, когда они сидели, любуясь звездами, он рассказал ей, что в полнолуние здесь бывает светло как днем, а иногда зимой легкий снежок покрывает землю. Но этот снег недолговечен, и утром спрашиваешь себя, не был ли он игрой воображения. Леон рассказывал ей о ночевках у костра, когда кажется, что ты один на всем белом свете, но в то же время чувствуешь себя в безопасности. Рассказывая, он обнимал ее, а она склоняла к нему голову, и его рассказам не было конца. Так много он не говорил прежде ни с кем и никогда. Он рассуждал о том, как много работы у него бывает весной. Он даже нанимает около десяти мужчин, а также повара, который кормит их, когда они сгоняют скот с горных пастбищ в загоны и готовят его для продажи. Кэсси слушала так, будто это самые интересные истории, которые ей когда-либо доводилось слушать.
Она тоже многое рассказывала ему – о горах Западной Вирджинии, об опасностях, подстерегающих шахтеров, о безработице и тяжелой жизни в тех местах. Волнуясь, с любовью говорила она о своих младших братьях, с горечью – об отце, с тоской – о матери и правдиво – о покойном муже. Вспоминала Доди и все, что связано с этой мужественной пожилой женщиной, ставшей ей второй матерью. Она призналась, что жили они бедно, всю жизнь едва сводя концы с концами. Такая жизнь не столь тяжела, если все разделяют ее тяготы. Но отец ее, Чинц Эстербридж, не хотел отказывать себе ни в чем. Для него не имело значения, что делает он это за счет семьи. Леон обнял ее и сказал, что она правильно поступила, покинув такой дом. Кэсси уткнулась лицом ему в плечо. В глазах блестели слезы. Она рада, вырвалось у нее, что судьба привела ее сюда. Здесь красиво. Она чувствует себя свободной, у нее появилась надежда. Он еще крепче прижал Кэсси к себе и коснулся щекой ее макушки. В тот вечер они пожелали друг другу спокойной ночи быстрее обычного. Леон лег спать в блаженном настроении. Теперь он знал, что не только ему тяжело вести себя «разумно», и начал мечтать о совместной жизни с Кэсси.
Спустя неделю после приезда гостьи Леон нашел молодого бычка, упавшего в глубокую и узкую расщелину и застрявшего в ней. Он испробовал все, что только мог, чтобы вытащить бычка. Но у него ничего не получалось. Он не сумел даже сдвинуть его с места, когда тянул за веревку, наброшенную на рога. Леон был в отчаянии. Без помощи ему не обойтись, или придется пристрелить этого бычка. Будь он один, пуля была бы единственным выходом. Но ведь дома еще Кэсси, она умеет ездить верхом и, конечно, поможет, если ее попросить.
Леон помчался домой. Вскоре он уже входил в дом, оставляя следы от сапог, облепленных песком, на только что вычищенных полу и ковре. Кэсси сидела на диване, подобрав под себя ноги, и просматривала журнал.
– В расщелине, в сорока минутах езды отсюда, застрял бычок. Ты поможешь мне вытащить его? Иначе придется его пристрелить.
Кэсси отложила журнал, встала и босиком направилась в спальню.
– Выключи духовку, пока я переоденусь, – тихо сказала она.
Нельзя было терять ни минуты, и он нетерпеливо топтался, провожая ее взглядом до тех пор, пока она не исчезла за занавеской. Заглянув в духовку, Леон обнаружил, что пирог еще не готов. Если он ее выключит, то пирога им сегодня не есть. Но и оставлять духовку включенной, когда в доме никого нет, опасно. Леон с сожалением погасил огонь, но пирог не вытащил, надеясь, что тепла будет достаточно, чтобы тесто пропеклось. Когда он вернулся в холл, Кэсси стояла, заправляя рубашку в джинсы.
– Тебе лучше надеть рубашку с длинными рукавами, – посоветовал Леон. – На таком солнце запросто можно обгореть.
– С длинными рукавами у меня только свитер.
– Я дам тебе свою. – Он зашел к себе в спальню, открыл шкаф и снял с вешалки более-менее подходящую. – Думаю, шляпы у тебя тоже нет.
– Нет.
Схватив с крючка на стене небрежно висевшую бесформенную фетровую шляпу, он вернулся в холл. – Вот, примерь.
Кэсси в этот момент, сидя на диване, надевала босоножки. Леон покачал головой.
– Совсем забыл, что у тебя нет сапог.
– Но ведь ничего страшного, правда?
– Разве я не говорил тебе, что в стременах ты натрешь мозоли на голых щиколотках?
Кэсси кивком подтвердила.
– Ладно, горе ты мое, принесу тебе пару толстых носков. – Она улыбнулась, а он подмигнул ей в ответ, давая понять, что больше поддразнивает ее, нежели ругает. Открыв ящик в шкафу спальни, он заглянул на самое дно и вынул толстые шерстяные носки, которые носил в самые холодные зимние дни. – Эти должны подойти, – сказал он, отодвинув шторку на стеклянной двери спальни.
Кэсси стояла в лифчике, собираясь надеть рубашку. У нее были потрясающе красивая грудь и невероятно тонкая талия. Леон на мгновение забыл, что они спешат на выручку попавшего в беду животного. Забыл, что сейчас середина дня и ему еще нужно оседлать двух молодых лошадей. Забыл, что и он, и Кэсси решили вести себя «разумно». Он отбросил носки и шагнул к ней, пожирая ее голодными глазами. Лифчик был ей явно мал. Маленькие чашечки из тонкого нейлона едва прикрывали соски, тотчас напрягшиеся от мужского взгляда.
Они стояли какое-то время друг против друга, забыв обо всем, потом он услышал шуршание ткани – она неуверенно просунула руки в рукава. Леон понимал, что, если он будет все так же торчать на месте, она оденется. И он в безудержном порыве накрыл руками ее грудь. Кэсси стояла абсолютно неподвижно. Он чувствовал, как она затаила дыхание, как бьется ее сердце, ощущал заполнившую ладони теплую, тяжелую и мягкую плоть. Напряжение в нем все нарастало. Зачарованный, он коснулся пальцами ее набухших сосков. Она вздохнула, слегка вздрогнув. И тут он опомнился. Как бы не обидеть ее, зайдя в своем желании слишком далеко.
А желание у него было вполне определенное: раздеть ее донага, отнести в спальню и долго-долго наслаждаться с ней любовью. Но нет, пока она не принадлежит ему. Нельзя забывать о договоре вести себя «разумно». Им следует лучше узнать друг друга, убедиться, что они могут быть рядом, вместе. А сейчас нужно поспешить на помощь бедняге бычку, застрявшему в расщелине. Леон закрыл глаза и, заскрежетав зубами, опустил руки. Изо всех сил сдерживая себя от того, чтобы не схватить ее и не увлечь в спальню, он повернулся и вышел, бормоча под нос, что ему еще нужно оседлать лошадей.
Кэсси рухнула на диван, дрожа всем телом, едва дыша и при этом сожалея, что он ушел. Но она любила его именно потому, что он ушел.
Леон настоящий мужчина. После смерти Джоза она не встречала мужчины сильнее и обаятельнее. По правде говоря, даже Джоз в начале их знакомства не привлекал ее так, как Леон. Ее тогда привлекала сама мысль о мужчине, мечта быть любимой, навсегда покинуть отчий дом и обзавестись собственной семьей. Ей хотелось жить рядом с надежным человеком, считавшим, что она заслуживает его внимания. Кэсси научилась любить в Джозе мужчину даже больше, чем свободу и новую для нее жизнь, которую он олицетворял. Она научилась ценить его прикосновение, наслаждаться им. Но теперь трудно было сказать с уверенностью, чьих ласк она желала больше – Джоза или Леона.
Кэсси совсем не ожидала такого поворота событий. Она надеялась, что Леон ей просто понравится или по крайней мере она сможет ладить с ним. Самое большее, чего она от себя ожидала, так это удовлетворенности, а самое меньшее – терпимости. Она не имела представления, чего ожидать от него в ответ. Он удивил ее, поразил с самого начала своей предупредительностью и заботой, непосредственным разговором и излучаемой им сексуальностью. Она почувствовала его желание в первый же момент, когда увидела его, оно передалось ей с первым поцелуем. Испугавшись, как бы не переоценить достоинства Леона, Кэсси решила, что будет благоразумней отказаться от интимных отношений до тех пор, пока не станет ясно, подходят они друг другу или нет. Но она не могла не думать о нем. Мысли о нем не давали ей заснуть по ночам. Она представляла себе, например, какие чувства будут вызывать у нее его ласки. Сегодня он прикоснулся к ней с вожделением, и она до сих пор дрожала, в глубине души желая, чтобы эта ласка переросла в нечто большее. И когда он повернулся и ушел, она страшно удивилась. Едва ли у нее хватит выдержки, если жизнь ее будет зависеть от таких взрывов желания. Так что, обуздав себя, он обезопасил их обоих.
Дрожащими руками застегивая рубашку, Кэсси говорила себе, что сейчас она нужна Леону в спокойном и хладнокровном состоянии. Сейчас ей представлялась возможность доказать ему, что она может быть его помощницей, что вместе с ней его жизнь станет гораздо лучше. И не время забивать голову какими-то химерами. Она быстро натянула носки, потом с трудом надела на них босоножки, попыталась заправить рубашку, но у нее ничего не получилось. Рубашка с плеча Леона оказалась слишком велика ей, и она решила связать полы узлом. Наконец схватив шляпу, Кэсси нахлобучила ее на голову. Но и она была слишком большой, и Кэсси помчалась в ванную, быстро завязала волосы на макушке в «хвост» и надела шляпу на него. Увидев себя в зеркале, она решила, что назвать ее чересчур привлекательной трудно, но тем не менее какая-то изюминка в таком ее облике есть.
Кэсси ожидала от Леона любой реакции, но только не такой. Когда она вошла в конюшню, Леон изумленно посмотрел на нее и вдруг начал хохотать. Она вначале испугалась, но потом засмеялась сама. Слишком заразительным был его смех. Отвязав подпругу, Леон подвел к Кэсси лошадь. Улыбаясь, он приподнял поля ее шляпы.
– Да, в следующий раз, когда мы будем в городе, нужно купить тебе одежду.
– Это звучит так, будто ты рассчитываешь на мое длительное пребывание здесь, – выпалила она, не подумав.
Улыбка исчезла с его губ.
– А ты собираешься скоро уезжать?
Кэсси заглянула в его желтовато-карие глаза и увидела в блестящих черных зрачках свое отражение. Она покачала головой, а Леон вновь разулыбался.
– Вот и хорошо. – Он пальцем коснулся кончика ее носа. – Ну что же, бедняга бычок ждет.
Кэсси отвела взгляд, кивнула и уже прошла мимо него, как вдруг он взял ее за руку.
– О том, что произошло там, в доме... – неловко начал он, отпустив ее руку.
Чувствуя, что начинает краснеть, Кэсси изо всех сил попыталась овладеть собой и вздернула подбородок.
– А что такое?
Он задумчиво посмотрел на нее.
– Я хотел извиниться, сказать, что мне жаль... но нет, мне вовсе не жаль, и я думаю, ты знаешь это. Так что если ты ждешь извинения, то его не будет. По-моему, важнее быть честным и...
– Я тоже так думаю.
– Откровенно говоря, я считаю, в подобной ситуации даже необходимо, чтобы мужчину и женщину влекло друг к другу, иначе...
– Да, я согласна.
– ...иначе нет смысла продолжать. Иначе мы не будем счастливы вместе. К тому же я мечтаю о семье.
– Неужели? – обрадованно воскликнула она, хлопая в ладоши от восторга.
Он удивился.
– «Неужели» что?
– Неужели ты хочешь обзавестись семьей, детьми?