- Ты меня не поведешь. Когда ты так говоришь, получается, что у нас свидание, а это неверно. Так ты о том ресторане, куда вынудил меня пойти шантажом и обманом?
- Извини, - поправился он. - Да, именно о том ресторане, куда вынудил тебя пойти шантажом и обманом.
- Вот так-то лучше, - назидательно произнесла я.
- Он называется "Кремль".
- "Кремль"? - всполошилась я. - То есть это русский ресторан?
- Да, очевидно, - насторожился Дэниэл. - А в чем проблема?
- А ты сам не понимаешь? Вдруг нам придется выстаивать многочасовую очередь, чтобы попасть внутрь? Да еще при температуре ниже нуля? И потом, несмотря на обилие всяких деликатесов в меню, единственное, чем нас будут потчевать, - сырая репа?
- Нет, нет, успокойся, - запротестовал он. - Ничего подобного. Ресторан в русских традициях, а значит, все должно быть просто великолепно. Икра, водка, красный бархат. Тебе понравится.
- Да уж, конечно, - мрачно заметила я. - Все равно не понимаю, зачем ты так уговариваешь меня пойти с тобой. Почему не Карен, не Шарлотту? Они обе по тебе с ума сходят. И тебе было бы куда веселее с любой из них. Или с обеими сразу, если уж на то пошло. Пофлиртуете за тарелкой борща. Блинов поедите.
- Нет, благодарю, - твердо сказал он. - Я изранен в боях. Хочу немного отдохнуть от женщин.
- Ты? - хохотнула я. - Ушам своим не верю! Охмурять девочек для тебя так же естественно, как дышать!
- Какого ты обо мне низкого мнения, - сказал он, и я догадалась, что он улыбается. - Честно говоря, я предпочел бы побыть с тем, кто не имеет на меня видов.
- Я, конечно, мало что умею, но уж в этом могу тебе угодить, - почти весело ответила я.
И мне действительно полегчало немного.
- Отлично! - обрадовался он и почему-то замолчал.
Потом заговорил снова.
- Люси, - робко сказал он, - можно спросить тебя кое о чем?
- Разумеется.
- Это совершенно неважно, не подумай, пожалуйста, просто немного любопытно... Почему ты не имеешь на меня видов?
- Дэниэл! - возмутилась я. - Ты просто смешон.
- Я только хотел понять, что я делаю неправильно... - возразил он.
Я повесила трубку.
Не успела я выложить уже остывшую картошку на тарелку, как телефон зазвонил снова. На сей раз я оказалась умнее и включила автоответчик.
Все равно, кто бы там ни был, сейчас я ни с кем говорить не хотела.
- Э-э-э, гм, алло. Говорит миссис Конни Салливан. Я звоню моей дочери Люси Салливан.
Это была мама.
Интересно, сколько, по ее мнению, в нашей квартире девушек по имени Люси, раздраженно подумала я. Но в то же время все во мне пело от радости при мысли о чудесном избавлении. Какое счастье, что я не взяла трубку! Так что же моей матушке надо?
Что бы ни было, ей явно было не очень удобно делиться этим с автоответчиком.
- Люси, милая, э-э-э, гм, это, м-м-м, мамуля.
Говорила она как-то униженно. А когда называла себя "мамулей", это значило, что она пытается проявить дружелюбие. Наверно, сейчас звонит, чтобы ворчливо извиниться за то, что сегодня так меня достала. Обычная схема поведения.
- Люси, девочка моя, кажется, я, э-э-э, сегодня по телефону на тебя слишком напустилась. Это только потому, что я желаю тебе добра.
Я слушала, вздернув губу и сделав презрительное лицо.
- Но я должна была тебе позвонить. У меня душа была не на месте, продолжала она. - Понимаешь, я просто чуть с ума не сошла, когда подумала, что ты, может быть... в положении... - Последние слова она прошептала еле слышно, очевидно, из страха, вдруг кто-нибудь еще нечаянно подслушает, что она говорит, и услышит из ее уст столь неприличное выражение. - ...Но в четверг мы увидимся, и, пожалуйста, не забудь, что среда - день Святого причастия и начало поста...
Возведя глаза к небу, хотя никто моего представления видеть не мог, я пошла в кухню за солью. Разумеется, этого я не признала бы и под страхом смерти, но, знаете, теперь, когда мама позвонила, когда она хоть как-то извинилась передо мною, я почувствовала себя лучше.
***
Я съела картошку, потом шоколад, посмотрела фильм и рано легла спать. Вина пить не стала, хотя, наверно, следовало бы, потому что спалось мне плохо.
Всю ночь, казалось, в квартиру входили и выходили какие-то люди. Без конца звонил звонок, скрипели и хлопали двери, пахло жареными тостами, из гостиной слышались обрывки разговоров, из кухни доносилось приглушенное хихиканье, из чьей-то спальни - грохот упавшей табуретки, снова смешки, уже не приглушенные, звяканье столовых приборов в буфете - наверно, кто-то полез за штопором, - веселые мужские голоса.
Это один из недостатков проживания в квартире, где двое других жильцов в пятницу вечером подгуляли и пришли навеселе, а вы пораньше легли спать. Хотя часто и я сама принимаю участие в хихиканье и ночных разговорах, и обычно меня не раздражает, когда другие позволяют себе нечто подобное.
Намного труднее мириться с этим, когда ты сама трезва, несчастна и хочешь поскорее забыться сном. Конечно, можно вылезти из-под одеяла, прямо как есть, в пижаме, с всклокоченными волосами, без капли косметики на лице, ворваться в гостиную и воззвать к Карен, Шарлотте и их гостям, чтобы вели себя потише, но вряд ли это мне поможет. Либо начнут по пьянке издеваться над моей пижамой и прической, либо заставят влить в себя полбутылки водки по принципу "не можешь прогнать - расслабься и получай удовольствие".
Иногда я жалею, что живу не одна.
В последнее время я часто об этом думаю.
Наконец мне удалось заснуть, но не прошло, казалось, и получаса, как я проснулась снова.
Не знаю, который шел час, но темнота была кромешная. В доме было тихо, в комнате у меня - холодно: наверно, отопление еще не заработало в полную силу. Судя по шуму, за окном лил дождь и ветер хлопал разболтанными ставнями моего древнего окна. Занавески слегка колыхались от сквозняка. Шурша шинами по мокрой мостовой, проехал автомобиль.
Меня больно пронзило какое-то смутное чувство - пустота? одиночество? заброшенность? Если не одно из них, все равно из той же обширной семьи.
"Никогда больше никуда не пойду, - подумала я, - по крайней мере, пока мир таков, какой он сейчас. С плохой погодой и людьми, которые надо мной смеются. Никто мне не нужен".
Через некоторое время я не могла не заметить, что, хотя всего полшестого утра, и притом суббота, я все еще не сплю.
Вечно со мной так - с понедельника по пятницу каждое утро не могу продрать глаза, несмотря на оглушительный звон будильника и угрозу увольнения при следующем опоздании. Выбраться из постели в будни практически невозможно, простыни не пускают, тянутся, будто сделаны из эластика.
Но стоит наступить субботе, когда рано вставать не нужно, и я вопреки собственному желанию вскакиваю с первыми лучами солнца. Ни в какую не могу уговорить себя повернуться на другой бок, закрыть глаза, свернуться калачиком и поспать еще.
Единственное исключение из этого правила - те редкие субботы, когда приходится идти на работу. Тогда просыпаться так же тяжко, как и в предыдущие пять дней.