— Я получил отчет детектива по делу Дженни Эймс, босс.
Мэтт оторвал взгляд от бумаг на столе и поздоровался со своим адвокатом.
— Что в нем?
— Тебе это не понравится.
— Тогда сразу приступай к делу. Мой отец всегда говорил, что в отчетах надо разбираться детально.
— Вот как обстоят дела. Будь терпелив к именам, хорошо? — Грег устроился в мягком кожаном кресле и положил отчет на колени. — Джиневера Мария Эймс родилась здесь, в Цинциннати. Ей тридцать, не замужем. Родители Ричард и Маргарет Блэндинг Эймс. Они живут в Австралии в какой-то колонии художников вместе с местной богемой. Детектив говорит, они там обмениваются женами.
— Ты серьезно?
— Так написано в отчете, — кивнул Грег.
— Бог мой! — Мэтт покачал головой. — Что еще?
— Когда Дженни было пять, они оставили ее здесь, в Цинциннати, с бабушкой по материнской линии, Эбигейл Марч Блэндинг. Когда она внезапно умерла, Дженни переехала к своей прабабушке, Вирджинии Прескотт Марч.
— Может, пора заканчивать с введением и переходить к главному?
— Введение и есть главное в этой истории, Мэтт. Дженни никогда не жила со своими родителями.
— Звучит так, словно ее передавали из рук в руки, как пару поношенных туфель.
— Может быть, это так звучит, но сведения точные.
Мэтт напрягся от злости. Почему эти люди думают, что могут так относиться к ней?
— Когда она в последний раз видела своих родителей?
— Вот здесь история становится туманной. Она летала в Австралию навестить их, когда ей было шестнадцать. Через две недели она вернулась в сопровождении австралийского социального работника. Причина — дискредитирующий контакт с представителем местного населения. Так в документах. Я не смог узнать, что конкретно имеется в виду, но в этом деле замешан какой-то мужчина.
— Ее что, изнасиловали?
— Здесь не все непонятно. В отчете агентства не использовались термины «изнасилование» или «нападение», да и сам отчет кажется полным. Нет никаких медицинских заключений, что хороший знак. Возможно, ей досаждали. Вот что может означать «дискредитирующий контакт».
— Ублюдки! За решетку кого-нибудь упрятали?
— Очевидно, нет. Возможно, это связано с тем, что ее вывезли из страны и она не могла давать показания в суде. Ее прабабушка получила ордер, в соответствии с которым родители не могли навещать ее без сопровождения, но это было четырнадцать лет назад. И больше никаких документов, указывающих на то, что они вернулись в страну.
— Да уж, ее детство и юность вряд ли можно назвать счастливыми. Получается, у нее нет семьи.
— Правильно, если не считать ребенка, которого она носит.
— Что насчет ее личной жизни? Она сказала, что не хочет выходить за меня замуж, но с молодыми людьми-то она встречалась? Она была помолвлена? Ходила на свидания?
— В газетах нет никакой информации о помолвке, но не все дают объявления. Детектив не нашел ничего личного. Не было проблем с соседями, ее имя никогда не появлялось в полицейских отчетах, никаких судебных исков — ничего.
— Это хорошо, — проворчал Мэтт. — Что там с этим фондом? Как она получила там работу?
— Фонд «Прескотт» был основан одной из ее родственниц, прапрабабушкой, если я не ошибаюсь. Их первой идеей было посадить цветы вокруг фонарей в районе старого Эйвондейла.
Мэтт насмешливо фыркнул.
— Это было в конце прошлого века, — с насмешкой добавил Грег. — Сегодня у них миллионные вклады в банках, и они каждый год отчисляют около семидесяти пяти процентов дохода от них на благотворительность.
— Как, например, я могу получить помощь?
— Во-первых, ты должен представлять некоммерческую организацию. Просмотрев твою финансовую статистику, я бы сказал, что ты не подходишь. Во-вторых, тебе должно отказать по крайней мере одно агентство выдачи субсидий. Они работают с приютами, библиотеками, другими подобными организациями, церквями. Фонд принимает активное участие в различных благотворительных программах.
— Это не так уж необычно.
— Ты меня неправильно понял. Члены правления фонда, в котором работает Дженни, служат волонтерами в организациях, которые они финансируют. Ее прабабушка преуспевала в садоводстве, а Дженни помогает в каком-то доме раз в неделю. — Грег протянул Мэтту пожелтевшую газетную вырезку, на которой была изображена красивая женщина в длинном черном платье, держащая деревянный поднос с цветами. Хотя изображение было неясным, что-то в этой женщине напоминало ему Дженни.
— Истинно семейное предприятие, — заключил Мэтт с долей сарказма. — А на основании чего она может занимать должность директора? Кроме семейных связей?
— У нее степень по социологии, а кроме того она училась на психолога в Университете Цинциннати.
Мэтт потянул за галстук, чтобы ослабить его.
— О боже мой.
— Получается, она знает, что делает. Этот фонд очень высоко ценят. Большую часть своих средств они используют для реальной помощи людям.
— Например, увеличивают зарплату директору муниципальной школы?
— Что-то вроде.
— У нее хватает денег для жизни? — Его сводило с ума то, что она не купила себе пальто, но причина могла крыться отнюдь не в ее практичности. Мэтт не был у нее дома, но знал, что дом в хорошем районе с большим участком земли. Он представил себе задний двор с качелями и песочницей. И маленького мальчика с каштановыми волосами, играющего неподалеку.
Грег назвал ее зарплату.
— Не думаю, что у нее много дополнительных доходов, но она, кажется, живет неплохо. Она купила дом, когда продала жилье прабабушки на Уоллнат-хилл, и положила первые деньги на имя ребенка примерно через месяц после того, как забеременела.
— Почему у меня такое впечатление, что ее семья была богата?
— Возможно, из-за того, что я упомянул Уоллнат-хилл. Фактически они были богачами. Но все, что досталось Дженни, — это дом и работа. Все деньги ушли в фонд.
— Почему?
— Я не спрашивал, а детектив не сказал. Он только заверил меня, что все легально.
Мэтт обдумывал новую информацию. Теперь он восхищался Дженни еще больше. Она, очевидно, была разумной женщиной, которая привыкла думать, прежде чем начинать действовать. Может быть, она и права, говоря, что ей никто не нужен. Самодостаточность, очевидно, была наследственной чертой в семье Эймсов-Блэндингов-Марчей и всех прочих.
— Грег? А как насчет мужчин? Я имею в виду прапрадеда и деда. Где их место в семейном древе?
— О них ничего особенного не известно. Насколько я понял, они сбегали.
— Сбегали? Даже так?
— Прабабушка и бабушка Дженни получали развод на том основании, что мужья уходили от них.
— Ага, картинка начинает складываться. — Мэтт встал и начал ходить по офису. — Она думает, что через какое-то время я тоже уйду. Вчера я обвинил ее в том, что она путает меня с теми мужчинами, которые причинили ей боль, но даже не догадывался, как близко я подошел к правде. Если бы она и вышла за меня, то все время жила бы в страхе. — Он ударил кулаком о стену. — Она думает, что я тоже обману ее.
У Мэтта в голове царила полная неразбериха. Ему невыносима была мысль, что Дженни причинили боль.
— Я не могу заставить ее сделать анализ крови ребенка. Если она не сделает анализ ДНК, как мы вообще сможем узнать, кто отец этого ребенка?
— Фактически суд может принудить ее сделать тест. Судья в первую очередь должен думать о благополучии ребенка. Если мужчина подает в суд иск с просьбой признать его отцом ребенка и обещает помогать ему финансово, судья становится ответственным за установление отцовства.
— А что насчет нашего случая? Могу я требовать этого?
— Вероятно, нет. Это рискованная процедура, которая может быть опасной для здоровья матери и ребенка. Тебе придется подождать.
— Я хочу знать сейчас.
— Ребенок скоро родится. А ты можешь за это время узнать Дженни получше. Если у вас не будет хороших отношений, все станет только сложнее.
— А я смогу получить опеку, если это все-таки мой ребенок?
— Нет, не думаю.
Почему? Потому что я мужчина?
— Потому что она мать, живая, здоровая и вполне способная растить ребенка сама.
— Но я могу попытаться?
— Можешь. Но тогда тебе придется искать другого адвоката. Я не буду помогать тебе отнимать у Дженни ее ребенка.
— Ты даже не знаешь ее.
Грег швырнул отчет на пол.
— Мы не знакомы лично, но я знаю кое-что о ней. Мне понятно, почему она решила завести ребенка без мужчины. Она пережила трудные времена, и я не собираюсь добавлять ей еще неприятности.
— С каких пор ты стал таким филантропом?
— Мне всегда было жаль побежденных. А мой отец погнал бы меня пинками под зад, если бы я причинил боль женщине в положении.
Мэтт вздрогнул.
— Кстати, о родителях…
— Ты еще не сказал своей матери?
— И не скажу, пока не узнаю что-то конкретное.
— Осталось недолго.
— Я устал ждать. Черт, ненавижу, когда все идет не так, как я хочу.
— Мэтт, я не могу убедить тебя остановиться и подумать.
Он сплел пальцы, словно размышляя, давать ли Мэтту советы на такие личные темы.
— Если ты пойдешь в суд и заставишь ее сделать анализы, зная, что это небезопасно, значит, ты не думаешь ни о ком, кроме себя. А она всегда будет матерью ребенка, независимо от того, кто выиграет, а кто проиграет.
Грег что-то бормотал себе под нос, собирая разбросанные бумаги.
— Грег, — сказал Мэтт резко, — оставь доклад.
— Подумай о том, что я сказал, босс.
— Я всегда прислушиваюсь к твоим советам, даже если не следую им.
— И еще одно, — сказал Грег.
— Говори.
— Это касается Кристал. Она все знает.
— О, черт! Откуда?
— Вы долго были вместе. Она завела друзей в офисе. Плюс ты не очень-то осторожен.
— Я в шоке.
Грег рассмеялся.
— Ты никогда не умел заметать следы. Что ты собираешься делать?
— Надеяться, что она будет молчать.
— Это пустые надежды.
— Верно. Пусть сделает первый шаг. Я слишком занят с Дженни, чтобы интересоваться делами моей бывшей. Может быть, она поедет на фотосессию на какой-нибудь пустынный остров и решит там остаться.
— Да, — сказал Грег, уходя, — а может быть, рак на горе свистнет.
Мэтт провел оставшуюся часть дня, тщательно изучая отчет детектива и размышляя, как доказать свое право на общение с ребенком.
Дженни каким-то образом смогла забраться в его мысли, заставить его забыть на время о бизнесе, который был для него священен.
К чему катится мир, если человек, который все и всегда планировал заранее, не имеет даже малейшего представления, что произойдет дальше?
Друзья думали, что Мэтт сошел с ума, когда поддался на уговоры Кристал сдать свою сперму в банк и сделать вазэктомию. Он точно думал не головой. Даже сейчас мысль об этом заставляла его вздрагивать.
Он понял, что Кристал не любила его и не хотела создавать с ним семью.
И вдруг чудо — Дженни Эймс носит его ребенка.
Он безрадостно засмеялся. Может, надо забыть имя Алексис и назвать малышку Фейт [1]?
Судьба не благоволила к ней. За исключением первого месяца беременности, Дженни не мучилась утренней тошнотой. Но сейчас без четверти шесть, Мэтт может появиться с минуты на минуту, чтобы повести ее на вечеринку, а она сидит в ванной, пытаясь усмирить рвоту.
Да, от этого вечера не стоит ожидать ничего хорошего.
Последние несколько дней она жила в страхе, что Мэтт на ужине не сможет нормально общаться с ее клиентами. Конечно, он никогда не бывал грубым. Но вряд ли ему будет интересна идея создания приюта для несовершеннолетних мам или то, что фонд выделил деньги на финансирование программы по изданию сборника поэзии старшеклассников.
Мэтт наверняка считал, что достаточно было просто выписать чек. Возможно, он даже скептически относился к благотворительности.
Нет, он определенно не сможет вписаться в компанию ее клиентов.
Ее желудок вновь напомнил о себе, и она склонилась над унитазом.
Раздался резкий стук в дверь.
«Нет на свете справедливости», — подумала Дженни.
— Ты очень бледная, — сказал Мэтт, как только она открыла дверь.
— Все хорошо, — запротестовала она. — Небольшое недомогание.
— Это часто случается?
«Только когда я знаю, что ты скоро придешь», — подумала она.
Она не хотела признавать, что у нее еще и сердце начинало биться чаще, и под ложечкой сосало всякий раз, когда он появлялся.
Она и до него видела красивых мужчин, очаровательных мужчин, щедрых мужчин… но никто не обладал такой внутренней энергией. Стоило ему посмотреть на нее своими восхитительными шоколадными глазами, и она теряла связь с действительностью. Весь мир исчезал.
— С тобой все в порядке?
— Что? — Дженни пришла в себя. Она не хотела возвращаться ни к реальности, ни к этому мужчине, который, судя по всему, собирался забрать ее ребенка.
— Ты стояла, пристально глядя на меня, потом покраснела и тут же стала белой как простыня. Мне показалось, что ты упадешь в обморок. Позволь мне войти. Тебе стоит полежать несколько минут.
— Нет. — Она не разрешит ему войти в ее дом, ее убежище, он и так пробрался во все остальные уголки ее жизни. — Со мной все в порядке. Пора идти, иначе мы опоздаем.
— К черту вечеринку. — Он взял ее за локоть. — Ты никуда не пойдешь, пока я не буду уверен, что с тобой все в порядке. Когда ты ела в последний раз?
Дженни высвободилась. Его беглое прикосновение обожгло ее.
— Как будто ты не знаешь. Повар пробыла всю эту неделю у нас в офисе, предлагая еду каждому, кто проходил мимо. А сегодня она еще и сюда пришла.
— Тебе не нравится еда, которую она готовит?
— Если я скажу «да», ты отошлешь ее назад?
— Я буду присылать других людей, пока ты не оставишь того, кто тебе понравится.
Дженни рассмеялась.
— Ты невозможен.
— А ты уже не так бледна. Готова идти?
— Только надену пальто.
Он поймал ее за руку.
— Подожди минуту.
Дженни нахмурилась.
— У меня есть кое-что для тебя. Попридержи возражения, пока не увидишь, что это.
Мэтт сделал шаг назад и взял длинную, узкую коробку, которую оставил на крыльце. Она была украшена огромным белым бантом. В таких обычно дарят длинные розы.
Ее руки потянулись к коробке прежде, чем она решила принять подарок. Он держал коробку, пока она развязывала бант дрожащими руками. Дженни подняла крышку и нашла не розы, а ткань цвета слоновой кости, мягкую и нежную, как мех.
Она посмотрела на Мэтта, смущенная содержимым коробки.
— Ты сказала, что не надо больше цветов.
— И ты услышал, — обрадовалась Дженни, глубоко вздохнув, не зная, разочарована она или нет.
— Тебе не нравится?
— Прости, Мэтт, но я не знаю что это.
— Разреши мне, — попросил он, осторожно вынул материю и развернул. Оказалось, что это накидка с капюшоном. Самая мягкая, самая красивая и, возможно, самая дорогая накидка, которую ей когда-либо приходилось видеть, достаточно длинная и широкая, чтобы укутать и согреть ее с малышом.
«Ты ему небезразлична, — сказал голосок внутри нее. — Не испорти этого, не ссорься из-за подарка».
— Спасибо, Мэтт. Она прекрасна.
Он улыбнулся ей, и это заставило ее сердце вздрогнуть. От такой улыбки менее решительная женщина потеряла бы голову.
Мэтт набросил накидку ей на плечи.
— Ты очень красива, — прошептал он, приближая губы к ее губам. Поцелуй был нежным, но требовательным. Он отличался от поцелуя в офисе, здесь никто не мог им помешать. Если бы не вечеринка, она могла бы всю жизнь стоять в открытых дверях и целовать его.
Должно быть, Мэтт тоже вспомнил об ужине. Он отстранился, продолжая дразнить ее улыбкой.
— Очень красива, — прошептал он.
Дженни закрыла глаза. Мэтт выиграл еще одно очко.
fate (англ.) — судьба.