Когда Дженни передала ему листок бумаги, на котором был написан только адрес, и объявила, что это то, чем она занимается, Мэтт не проявил особого интереса.
Теперь, когда он стоял перед обшарпанным домом из коричневого камня, уставившись на табличку, которая гласила «Дом Надежды», он начал постепенно понимать.
Дом был полон малышей.
Директор поприветствовала его и не преминула выразить благодарность за транспорт, на котором больного ребенка отвезли в больницу.
Мэтт тут же решил извиниться перед Дженни за глупые слова, которые он произнес прошлым вечером о матерях-одиночках. Ему пришлось признать, что у нее есть свои интересы и обязанности.
Мэгги Тернер прервала его мысли:
— Я не знала, что вы интересуетесь нашей работой.
— Сказать по правде, миссис Тернер, до того как Дженни Эймс вызвала меня сюда, я не знал о вашем существовании. Конечно, я помню шумиху вокруг процесса распределения средств, но и только.
— Зовите меня Мэгги. У нас есть второй дом, для юных мам и младенцев, выздоравливающих после наркотической интоксикации. Как только малышам становится лучше и их можно выписать из больницы, а матери проходят этап лечения, они воссоединяются именно здесь. Тогда и начинается настоящая работа.
Они прошли в конец комнаты, где жили и питались матери, к книжной полке, на которой стояли энциклопедия, пара книг доктора Спока и набор книг с тестами.
— Все женщины должны посещать занятия. При этом они выполняют домашние задания и занимаются работой по хозяйству.
— Звучит так, будто они в армейской учебной части.
— Я уже слышала такое, — Мэгги рассмеялась. — Но если серьезно, этим молодым женщинам не повезло в жизни. Они не замужем, и у них нет никаких перспектив создать прочные отношения. Мы стараемся дать им образование и уверенность, что в их жизни все еще возможно.
— Сколько времени это занимает?
— У нас не существует расписания. Каждый день — борьба, когда ты так молода, а жизнь уже так тебя побила.
— Где вы берете деньги?
— Мы все делаем на пожертвования и субсидии. Некоторые от города, других штатов или государства. Некоторые от фондов, таких, как «Прескотт». У нас есть и частные спонсоры. Я надеюсь, вы станете одним из них.
Они прошли по первому этажу, миновав Дженни, которая была в яслях. Она держала на руках голубоглазого малыша. Мэтт увидел, как размеренно она ходит, поглаживая его по спинке и что-то мурлыча этому маленькому вопящему свертку, и восхищался тем, с каким терпением и любовью она это делала.
Он хотел иметь жену и своего ребенка.
Такую жену, как Дженни, и ребенка по имени Алексис.
В начале лестничного пролета Мэгги остановилась.
— Комнаты девушек наверху. Мужчинам вход воспрещен. У нас есть спальное помещение, где дети спят со своими матерями каждую ночь.
— Где они сегодня утром?
Мэгги удивленно приподняла бровь.
— Они в храме, мистер Хенсон… А откуда вы знаете Дженни?
— Она вам не говорила?
— Нет.
— Я отец ребенка, которого она ждет.
— Ребенка Дженни?
— И никакого другого.
— О! Я не хотела вырывать у вас это признание. Дженни никогда ничего не говорила… Я не знала, что она встретила кого-то.
— Мы встретились лишь месяц назад.
— Тогда как… простите… — прошептала она. — У меня так много вопросов…
— Все в порядке, но я, пожалуй, оставлю ответы на усмотрение Дженни. Мне кажется, я и так сказал слишком много.
— Не волнуйтесь. Ваши секреты останутся при мне. Я беспокоюсь о Дженни, как о дочери… или как о младшей сестре. — Она рассмеялась, и ее седые кудряшки закачались из стороны в сторону. — Я никогда не выдаю секретов. Так о чем мы говорили?
— Давно Дженни занимается благотворительностью?
— С тех пор, как открылся центр. Мы переманили ее из отделения для новорожденных при больнице университета.
— Она помогала и там?
— Она помогает всюду. Если бы все наши работники были похожи на нее… Я так понимаю, что вы еще не видели ее в работе?
— Нет. — Он только подвозил ее на машине в офис и никогда не интересовался, чем она занимается.
— Она словно вихрь. — Мэгги улыбнулась. — Или скорее как осьминог, который старается протянуть свои щупальца туда, где может помочь.
— А как я могу помочь? — Это действительно было место, где его деньги могли бы приносить реальную пользу. — Ваши самые неотложные нужды?
— Пища, подгузники и добровольцы.
— С пищей и подгузниками я могу помочь. Моя ассистентка позвонит вам утром. Вы скажете ей, что вам необходимо, и мы проследим, чтобы вы это получили.
— А что насчет добровольцев?
— Это труднее.
— А как насчет вас?
Мэтт усмехнулся.
— Когда Дженни приходит сюда?
— Каждое воскресное утро в шесть часов.
— Она не ходит в церковь?
— Гарантировать счастливое детство обездоленным малышам — вот ее религия.
Мэтт усмехнулся, чувствуя легкость, которой не ощущал уже многие месяцы.
— Тогда, надо думать, увидимся в следующее воскресенье.
— О чем ты говорил с Мэгги? — спросила Дженни Мэтта, когда они готовили обед в столовой центра.
— О центре, о детях, о тебе.
— Именно в таком порядке? — Молодая женщина рассмеялась, и он подумал, что никогда не слышал такого прекрасного смеха. — Я рада, что ты наконец понял, в чем заключается моя работа.
На мгновение он был парализован ее смехом и крохотными ямочками на щеках.
— Ну-у, — протянул он. — Ты удивила меня, это точно.
— Я не собиралась это делать. — Она наклонилась, чтобы поставить несколько детских бутылочек около раковины. Дженни разрумянилась и казалась милой и невинной. — Я никогда не думала о том, что чувствует донор спермы, после того как… ну ты понимаешь.
Мэтт замер. Значит, она все-таки допускает мысль, что он отец ребенка?
Она продолжала, явно нервничая:
— Большинство доноров в клинике «Утренняя звезда» — студенты медицинской школы при университете. Я надеялась, что это какой-то молодой альтруист.
— А я не альтруист?
— Я этого не говорила. Я не знаю тебя достаточно хорошо, чтобы судить. Со мной ты очень великодушен, но есть много других людей, кто нуждается в твоей щедрости.
— И если бы я был так же великодушен с другими людьми, то нравился бы тебе больше?
— Нет. Ты бы сам себе нравился больше.
— Я не скряга, ночами считающий свои богатства. У меня есть определенные благотворительные интересы. Пару лет назад я был в правлении «Юнайтед вэй».
— Это хорошо. Но что ты делаешь с тех пор?
Мэтт нахмурился. А нужна ли ему маленькая дерзкая тыквочка, которая будет указывать ему, что делать?
— Я не критикую тебя. Я только стараюсь дать понять, что мы очень разные люди…
— Ну, я надеюсь.
— У нас совершенно противоположные цели, и мы идем к ним разными путями.
— Глупости. Ты только что признала, что не знаешь меня достаточно хорошо. — Он взял ее за руку. — Проведи со мной какое-то время, и ты увидишь, какой я. Поужинай у меня сегодня.
— Нет, — ответила она быстро.
— Почему?
— Ужин — это слишком личное. — Она опустила глаза, ее голос смягчился. — Кроме того, последний совместный ужин оказался не очень удачным.
— Если ты не хочешь приходить ко мне домой, приходи в мой офис. Завтра. Я узнал о твоей работе, теперь ты можешь узнать о моей. Встретишься с моими сотрудниками, и, может быть, они убедят тебя, какой я классный парень.
— Они считают тебя классным парнем?
— Хотелось бы так думать.
— Когда ты последний раз делал для них что-нибудь хорошее просто потому, что…
Мэтт поднял бровь.
— Потому — что?..
— Потому, что они много работают. Потому, что люди любят приятные сюрпризы. Потому, что ты можешь это сделать.
— Я не знаю. Надо подумать.
Глаза Дженни блестели.
— Если ты не можешь вспомнить сразу, значит, это было давно.
Мэтт возмущенно фыркнул.
— Когда в последний раз ты делала что-нибудь приятное Нэнси?
Ей даже не надо было задумываться над этим.
— Нэнси любит поэзию. Она может процитировать любого американского поэта, которого ты назовешь. На прошлой неделе я зашла в букинистический магазин и нашла старый томик произведений Карла Сэндберга. Он был в хорошем состоянии, с золотым тиснением на обложке. Книга обошлась мне в два доллара, а Нэнни была очень довольна.
— Ты купила ей подержанную книгу?
— Важно внимание, а не деньги.
— Ты так обо мне думаешь? Что я пекусь только о деньгах?
— Нет, не совсем. — Она поставила большую кастрюлю в раковину и пустила воду. — Деньги не главное, пока их у человека нет.
— У меня они есть, у тебя их нет, и противоположности никогда не сойдутся, так?
Дженни выключила воду и собиралась поднять тяжелую кастрюлю. Мэтт быстро подошел, взял ее и поставил на газ.
— Ты все еще не понимаешь.
Какой-то звук послышался из передней части дома, и Мэтт услышал веселый детский смех.
— Пойдем со мной, — сказала Дженни, беря его за руку. — Сейчас ты увидишь хозяйку «Дома Надежды».
Мэгги стояла в гостиной, ожидая их. Дженни оперлась на руку Мэтта, опускаясь на колени перед подругой.
— Доброе утро, моя любимая, — пропела она. Мэтт был смущен тоном, которым она говорила, и тем, что она встала на колени перед Мэгги. Но тут из-за женщины появился маленький ребенок. — Как сегодня дела у моей подружки?
Крошечная девочка, одетая в розовое платье и самые маленькие туфельки, которые он когда-либо видел, совершенно игнорировала Дженни, уставившись на Мэтта.
Мэтт улыбнулся девочке. Она наклонила голову, чтобы посмотреть на него, потеряла равновесие и опять встала прямо, только вытянув ручки. Мэтт не мог сдержать улыбку, глядя, с какой сосредоточенностью она удерживает эту позу.
Она медленно подошла к Мэтту, не отводя от него глаз. Мэтт был поражен совершенством этого миниатюрного существа.
Раньше он думал об Алексис только как о ребенке в животе матери. Он не думал о ней как о маленьком существе, которое будет делать первые шаги, говорить первые слова, пойдет в школу, будет учиться водить машину.
Ходить на свидания.
Девочка остановилась перед ним и вновь наклонила головку, чтобы лучше его рассмотреть. Она изучала его тщательнее, чем он изучал свои контракты. Когда он посмотрел в ее темные глаза, то увидел в них ум, который не ожидал увидеть у такого маленького существа.
Она подняла ручки и скомандовала:
— На лучки.
Мэтт поднял ее, и она удобно устроилась у него на руках. Каштановые кудряшки лезли ей в глаза, и она убирала их пальчиками. Такой же жест он видел у Дженни. Точно так будет делать и Алексис.
— Мэтт, я хочу представить тебе мисс Хоуп Тернер. Хоуп, это мой друг, Мэтт.
— Ма-а, — кивнула Хоуп, словно показывая, что поняла все правильно. Потом она указала на Дженни. — Нинни.
— Тернер? — спросил Мэтт, глядя поверх головки ребенка.
— Хоуп — дочь Мэгги.
Мэтт посмотрел сначала на темноволосую девочку, потом на Мэгги.
— Я удочерила Хоуп около двух лет назад, — объяснила Мэгги. — Ее бросили в больнице. Мать малышки думала, что ее дочь родилась инвалидом, потому что сама она употребляла наркотики.
— А это так? Я имею в виду, она инвалид? — спросил Мэтт, со страхом ожидая ответа.
— Нет, она здорова. Одна из счастливчиков.
Хоуп не нравилось, что на нее не обращают внимания. Она потрогала щеку Мэтта, затем указала на свои ножки.
— Туфи, — объявила она.
— Да, — согласился Мэтт. — Они очень красивые.
Хоуп кивнула.
— Касивые, — повторила она, и Мэтт растаял окончательно.
Он догадывался, что выглядит дураком, держа на руках маленькую девочку и разговаривая о ее туфельках, но не мог ничего с собой поделать.
— Ого, — сказала Мэгги, — она завоевала еще одного.
— Да, — добавила Дженни со смехом, — чем они больше, тем тяжелее они падают.
Ну хорошо, он завоеван. Он безумно полюбил детей.
Мэгги забрала Хоуп у Мэтта и пошла на кухню, а Дженни ухватилась за руку Мэтта, и он помог ей подняться. Она незаметно смахнула слезы.
В тот день, когда она начала работать в центре, Дженни пообещала себе, что никогда не будет плакать перед детьми, что они никогда не услышат недовольства в ее голосе, что они будут чувствовать только ее любовь.
Сегодня она увидела, каким отцом будет Мэтт. Она должна бы быть счастлива, но ее сердце разбивалось на тысячи осколков.
Она представляла, что это Алексис, и не понимала, как она сможет держать дочь вдалеке от него.
— Наш малыш тоже будет сильным и здоровым, — заверил Мэтт.
Дженни повернулась и положила руку на грудь Мэтту. Она чувствовала биение его сердца так же отчетливо, как и сердца ребенка внутри нее.
— И красивой.
Он поцеловал ее макушку.
— Что ты сказала?
— Алексис будет красивой.
С шумом распахнулась входная дверь. Женский смех донесся из гостиной.
— Девушки вернулись, — она отступила и улыбнулась.
Так они и стояли — замерев на месте, среди разномастных стареньких кофточек и штанишек, среди криков и воркотни малышей вокруг них. Она подняла глаза и встретила взгляд его шоколадных глаз. Дженни судорожно сглотнула.
— Ты можешь остаться на обед?
Он покачал головой:
— У меня много работы, так что я пойду. Стедмен отвезет тебя домой.
Дженни внимательно посмотрела на Мэтта.
— Все в порядке? Мне бы не хотелось, чтобы ты из-за чего-то расстроился.
— Все хорошо. — Он погладил ее по щеке. Потом наклонился вперед, чтобы запечатлеть мягкий поцелуй на ее губах. — Я горжусь тобой. Ты много работаешь, чтобы изменить наш не самый справедливый мир. Ты необыкновенная женщина.
— Я совершенно обыкновенная. Он улыбнулся.
— Для меня ты необыкновенная.
На улице Мэтт обернулся, чтобы посмотреть на центр. Старое здание нуждалось в ремонте. Он размышлял о том, есть ли поблизости строительная компания, которая могла бы произвести нужные работы.
Он понял, что его чековая книжка заметно похудеет в ближайшие месяцы, но совершенно не жалел об этом.
Мэтт знал, что надо сделать. Это будет не просто и не дешево, но оно того стоит.
Он прошел несколько кварталов к центру города, когда до его сознания стали доходить звуки улицы. Девочки в джинсовых пиджачках собирались группками на тротуарах, прыгая через веревочку. Мальчишки всех возрастов и комплекций выставляли напоказ свои навыки игры в баскетбол и катания на скейтах. Маленькие магазинчики теснились на улицах, семейный ресторанчик приветливо открыл свои двери.
На маленькой церкви висело объявление о продаже выпечки. И он пошел на аппетитный запах. Его приветствовали как знакомого, дали попробовать почти каждое изделие и оставили в покое, только когда он купил по одному пирожку всех представленных видов.
Прохладный осенний ветерок стал ледяным. Мэтт передумал идти в офис пешком и начал искать такси. Но таковых не обнаружилось, и он направился к автобусной остановке.
Когда ему пришлось поднять воротник, чтобы защитить уши от ветра, он подумал о Дженни, которая ждала автобус в своем пальто, не застегивающемся до конца.
И тут он остановился на проезжей части и почувствовал, как его замерзшие губы улыбаются.
Когда он упомянул об «их» ребенке, она не возражала.
Это прогресс.