Гейбриел с минуту подумал, потом сказал:
— Что ж, братец, давай поговорим о настойчивых попытках найти работу для тех, кто вернулся с войны. Следует создать для этих людей более благоприятные условия, ты ведь понимаешь это? У нас не должно быть таких толп безработных, как недавно в Блумсбери.
— По-твоему, это большая толпа?
— Во всяком случае, гораздо больше, чем мы видели в Суссексе.
— Ох, Гейб, я прекрасно понимаю, что на это уже давно следует обратить внимание. Именно этим я сейчас и занимаюсь. И ты об этом прекрасно знаешь. Кроме того, я собираюсь… — Тут они подъехали к заведению оружейника, и герцог сказал: — Поговорим об этом в другой раз.
Помощник оружейника, увидев, что Гейбриела сопровождает герцог Мерион, поспешил заверить обоих, что их обслужат настолько быстро, насколько это возможно. Для начала он пригласил их взглянуть на новейшие пистолеты из Италии.
— Что ты думаешь о виньетках Джорджа? — спросил Гейбриел, рассматривая механизм, предназначенный для стрельбы из маленького пистолета.
— Ну… кое-что думаю, — пробормотал Мерион. — Его короткие пьесы меня заинтриговали. Они всем нам дали пищу для размышлений. И говорят, Джордж создает весьма впечатляющее продолжение.
— Да и все его пьесы впечатляют, — заметил Гейбриел.
— Совершенно верно, — кивнул Мерион. — Он пишет правду, хотя представляет свои пьесы в виде басен. Мы поздравили его с успехом. Думаю, его пьесы продержатся на сцене лет десять.
Герцог умолк, словно задумался о чем-то, потом вновь заговорил:
— Все-таки в странном мире мы живем, если такой человек, как Джордж, может оказаться на лондонской сцене, сделать себе имя и состояние, а такие женщины, как синьора Верано, зависят от общества и его признания. Более того, сама мысль о том, что синьора Верано может зарабатывать деньги своим талантом, кажется людям неподобающей.
— Но ты же говорил, Лин, что она хочет быть принятой в свете. А у Джорджа нет такой цели. Может, в этом все дело?
— Но она могла бы сделать другой выбор…
— Какой именно? Петь на сцене? Стать чьей-нибудь любовницей? — Гейб в смущении умолк, потом спросил: — Вы с ней расстались? Знаешь, а прошлым вечером мне показалось, что вы очень близки. Лин, может, ты чем-нибудь ее обидел?
Герцог поморщился и проворчал:
— Я не желаю это обсуждать.
— Это все равно что сказать «да», — заметил Гейбриел.
— Видишь ли, братец…
Тут к ним подошел оружейник, и они заговорили о другом. Мерион надеялся, что этот разговор не возобновится, но едва лишь они снова оказались в кабриолете Гейбриел произнес:
— А что, если синьора Верано…
— Я не хочу это обсуждать, Гейб, — перебил герцог. — Я послал ей записку с извинениями. И я надеюсь, что при нашей следующей встрече она не будет от меня отворачиваться.
— Неужели все настолько скверно? Как это не похоже на тебя, братец Лин! Обычно ты на редкость дипломатичный! Я буду молиться за тебя. И конечно же, ни слова не скажу Линетт.
— Если ты хочешь представить это как шутку, то я не нахожу ее забавной, — проворчал Мерион. — Я все сказал, а теперь прошу тебя забыть, о чем мы говорили.
— Да, конечно, Лин, не волнуйся. Подвези меня к Гантеру и высади. Я там должен встретиться с женой и мальчиками. А потом мы все идем в цирк Эстли.
— Ты ведешь мальчиков к Эстли? Что ж, очень хорошо. Я прикажу кухарке приготовить славный ужин, чтобы порадовать детей.
— И измученных родителей, — добавил Гейб с улыбкой.
Мерион высадил брата у кондитерской и уже собирался развернуться, когда увидел, что Гейбриел оставил на сиденье небольшой конверт. Несомненно, там были его билеты в цирк.
Бросив несколько слов Уилсону, герцог выпрыгнул из экипажа и направился к двери кондитерской. Там, как всегда, было многолюдно, но Мерион сразу же заметил Гейба, стоявшего у стола, вокруг которого толпились знакомые. Все они смеялись, были полны жизни… и среди них была Елена Верано.
Конечно же, она оказалась в кругу друзей Гейбриела. Они с Линетт ценили талант превыше всего, а у Елены он, безусловно, имелся.
На ней было платье бледно-персикового цвета, а ее шляпка из соломки и лент, являвшаяся настоящим произведением искусства, выглядела привлекательнее, чем мороженое, из которого Гантер с успехом изготовлял свои собственные произведения искусства.
Несколько минут Мерион стоял, молча глядя на эту веселую компанию. Елена же, не замечая его, с улыбкой смотрела на мисс Кастеллано, рассказывавшую какую-то историю. Лорд Уильям тоже смотрел на девушку, но смотрел по-другому, и не было ни малейших сомнений в том, что он ухаживал за ней. Мысленно пожелав ему удачи, Мерион невольно усмехнулся, вспомнив о своей недолгой ревности к виконту. Эта абсурдная ревность являлась свидетельством полного отсутствия у него здравого смысла, когда речь заходила о синьоре Верано.
Тут Миа наконец закончила свою историю, и слушатели рассмеялись. Было очевидно, что все эти люди наслаждались обществом друг друга так же, как и мороженым.
Мерион знал: этому веселью наступит конец, как только он подойдет. Елена, конечно же, перестанет улыбаться, а лорд Уильям и мисс Кастеллано будут в недоумении переглядываться. Гейбриел же начнет шептаться с Линетт, а та, выслушав мужа, посмотрит на него, Мериона, с осуждением. Что же касается Гаррета, то он, как верный друг и собутыльник, деликатно отведет глаза.
И Мерион решил оставить их в покое. К тому же он должен был написать брату Дэвиду, а потом, как и обещал, провести некоторое время с Рекстоном и Алисией — дети всегда были рады его обществу.
Подозвав хозяина кондитерской, Мерион передал ему конверт брата и поспешно вышел на улицу к своему кабриолету. Новый взрыв смеха доносившийся из кондитерской, окончательно убедил его в том, что он оказал веселой компании большую услугу, не присоединившись к ней.
«Какой же я болван, — говорил себе Мерион. — Ведь глупо же избегать встречи с Еленой Верано. Да, глупо, и поэтому…» В конце концов он решил, что непременно найдет ее — где бы она ни находилась.
Вторую половину дня герцог провел с детьми, и, переодеваясь к вечеру, он поздравлял себя с тем, что детям хоть на время удалось отвлечь его от мыслей о Елене Верано. Пока Мерион находился с Рекстоном и Алисией, он о ней почти не вспоминал и даже убедил себя в том, что вовсе не ждал ответа на свою записку с извинениями.
В гостиной его ожидал Гаррет. Дворецкий же недавно сообщил, что экипаж будет подан немного позже, потому что потребовалось подготовить для лошади новую упряжь. Кивнув зятю, герцог проговорил:
— Сегодня я сказал Гейбу, что подумываю переселить детей и всю прислугу в Ричмонд. Я сообщил ему о своем беспокойстве за детей. А ты что об этом думаешь?
— Но если ты будешь жить в Ричмонде, то дорога в парламент будет отнимать у тебя гораздо больше времени, — заметил Гаррет.
— Да, верно. Но если я буду ездить туда верхом, то смогу наслаждаться свежим воздухом вместо того, чтобы задыхаться в карете. Да и у детей будет больше свободы.
— В этом ты прав, — согласился Гаррет. — Но все же дело вовсе не в том, что парламент будет дальше от тебя. Ты ведь лишишься всех лондонских развлечений. Тебя это не беспокоит?
Глядя прямо зятю в глаза, Мерион отчеканил:
— Я уже устал от них.
Гаррет надолго задумался, потом спросил:
— Это все из-за Ровены? Здесь ты больше тоскуешь по ней? Она ведь всегда предпочитала Лондон Пеннфорду. И терпеть не могла дом в Ричмонде.
— Нет-нет. — Мерион поспешно покачал головой. — Вовсе не из-за этого. И в тот же миг он пожалел о том, что не солгал.
— В таком случае ты бежишь из-за того, что твоя… дружба с синьорой Верано оказалась не очень успешной, не так ли?