Катрин слушала, как зачарованная.
– Когда же?
– Как-нибудь организуем, – сказал он, не задумываясь. – Можно будет это устроить.
Она очень хотела ему верить.
Когда Жан-Поль предложил ей еще одну голубиную ножку, она отказалась.
– Для меня этого слишком много.
– Слишком много? – переспросил он удивленно. – Да ведь мы еще только-только пробу сняли.
– Пожалуйста, съешь эту ножку сам.
– Merci, non![14] Не люблю женщин, которые жертвуют собой ради меня.
– О, тут я тебе не верю, – вырвалось у Катрин.
– Ты считаешь меня эгоистом?
– Да, – призналась она.
– Ладно, тогда больше не заставляю тебя упрашивать эгоиста. – И он взял ножку.
– Минутку! Я принесу тебе что-нибудь повязать на шею вместо салфетки.
Она вскочила, принесла чистое кухонное полотенце и прикрепила одним уголком к белому купальному халату, в котором он теперь сидел. Этот халат Катрин всегда готовила для него.
– К сожалению, нормальной полотняной салфетки у меня нет.
– Il n'y a pas de mal![15]
Она завороженно наблюдала за тем, как он обгладывает ножки одну за другой. В завершение он, пропитав соусом кусочки хлеба, проглотил и их.
Ей пришло в голову, что следует подать ему миску с теплой водой. И Катрин это сделала, встав при этом перед ним на колени. Он сполоснул руки, медленно наклонился и поцеловал ее, похвалив:
– Браво, девочка!
И хотя Жан-Поль разговаривал с ней, как с хорошо выдрессированной собачонкой, она бросила на него лучезарный взгляд.
– Я правильно придумала, да?
Он, изображая недовольство, нахмурил лоб.
– А где же тут кружок лимона?
Она на секунду растерялась, потом, поняв, что он всего лишь шутит, воскликнула:
– Паша несчастный!
Резко вскочив на ноги, она выплеснула воду из миски. «Паша» вытер руки и кинул ей полотенце. Катрин промокнула брызги на полу, отнесла миску и полотенце в кухню и вернулась с еще одной бутылкой вина, штопором и подносом. Пока она убирала со стола, он открыл бутылку, и к ее возвращению с кухни бокалы были уже наполнены. Она присела рядом с ним на кушетку.
– Можно, я все же погашу свет? – спросила она.
– Нет. Мне больше нравится, когда я тебя вижу. Любовь в темноте столь же мало привлекательна, как и трапеза без освещения.
– О! – только и вымолвила она, прильнув к нему.
Жан-Поль рассказал о запланированном им путешествии в Абруццы[16] и о том, что ему пришлось пережить но время последней поездки туда. Рассказчик он был замечательный, его можно было слушать часами.
И все же Катрин внезапно прервала его.
– Ты был прав!
– Я всегда прав, – с готовностью согласился он, – но почему ты сказала это именно сейчас?
– Мне так приятно смотреть на тебя.
Это признание ничуть его не смутило, он только улыбнулся.
– И причем совершенно бесплатно!
– Рассказывай дальше! А правда, что в Абруццах водятся волки?
– К сожалению, нет. Спортсмены-лыжники их всех извели.
– Тебе их действительно жаль?
– Да, ma petite. Всякий исчезающий вид фауны составляет потерю и для человечества, что совершенно естественно. Волк – красивое и умное животное, от него произошли все наши домашние собаки.
– Да, мне всегда это казалось странным. Молодых волков еще как-то можно приручить, это ясно. Но как превратить волка в мопса, пуделя или терьера – этого я не понимаю.
Он вдруг вскочил, так что Катрин, лишившись опоры, едва удержалась от падения.
– Что случилось? – спросила она. Жан-Поль начал нервно ходить по комнате.
– Едва не забыл: мой издатель ожидает от меня информацию. Сядь, пожалуйста, за пишущую машинку!
– Прямо сейчас? – вскрикнула она. – Нет, это невозможно!
Он перестал расхаживать по комнате и подошел к ней.
– Прости, что я вспомнил только теперь…
– В этом-то я ничего плохого не вижу, Жан-Поль. Просто сейчас я, как бы ни старалась, печатать не в состоянии. Слишком под хмельком.