– Клаазен.
Его вилка со звоном упала на тарелку.
– Клаазен? Но ведь он вовсе не шеф тебе, ты же не служишь в его конторе.
– Верно. Я всего лишь внештатная сотрудница журнала «Либерта». И все же я считаю его своим шефом и обязана учитывать его рекомендации.
– Поразительно, что ты не считаешь это для себя унизительным.
– Не считаю. Мы ведь не в первый раз говорим об этом, Жан-Поль.
– Что ему вообще здесь надо?
– Поговорить со мной. Когда работаешь в одном журнале, то недостаточно только телефонных переговоров и переписки. Это тебе должно быть известно.
– Да брось ты! Он просто на тебя глаз положил.
– Что за чепуха!
– Тут не до смеха. Если бы он потребовал твоего приезда в Гамбург, то это не было бы так подозрительно. Но специально ехать сюда, чтобы повидаться с тобой…
– Он летит в Мюнхен, а тут у него остановка.
– Ты что же, позволишь ему переночевать в твоей квартире?
– Да нет же, нет! Как ты только мог предположить такое! Конечно же, нет. У него остановка на час-два, вот и все.
– А я не хочу, чтобы ты с ним встречалась.
Она воззрилась на него, не донеся вилку до рта и удивленно раскрыв глаза.
– Я, наверное, ослышалась? – ошарашенно произнесла она.
– Откажи ему!
– Это невозможно. У меня нет оснований.
– Значит, ты меня не любишь.
– Послушай, Жан-Поль, ты ведь постоянно носишься по всему свету, я никогда не знаю, где ты…
– Неправда, – прервал он, – я всегда посылаю открытки.
– Которые всегда приходят уже после того, как ты улетел еще куда-то. А я все время торчу в ожидании, словно солдат на посту, не выезжая из дома – всегда в твоем распоряжении, как только ты изволишь позвать меня.
Он усмехнулся.
– Вот и хорошо. Так и должно быть.
– Я никогда не сетовала. Но если ты собираешься запретить мне…
– Я тебе ничего не запрещаю. Я тебя прошу. А раз ты по этому поводу так разволновалась, значит, мое подозрение основательно.
– Подозрение? Ты меня подозреваешь?
– Подозреваю, что этот тип значит для тебя больше, чем ты хочешь показать.
– Клаазен? Ничего он для меня не значит. Абсолютно ничего.
– Но тогда тебе будет очень просто дать ему понять, что ты не хочешь его видеть.
– Это под каким же предлогом? Сказать ему, что мой друг против?
– Почему бы и нет? Это правда.
– Правда, которая выставит меня на посмешище. – Катрин вошла в роль – «А кто ваш друг?» – спросит он, наверное. – «Жан-Поль Квирин. Вам, конечно, известно это имя?» – «Да, разве он не женат?» – «Ну да, действительно, женат». – «Но в остальном он вам верен?» – «Он никогда этого не утверждал». – Она прервала воображаемый диалог. – Ты ведь и действительно никогда этого не утверждал, а, если бы и утверждал, я бы все равно не имела оснований верить тебе.
– Ты ревнуешь?
– Нет, ревнуешь ты! А права на ревность у тебя нет никакого. Я всегда исходила из того, что наши отношения никак не регламентированы.
Он покраснел от гнева.
– Никак не… Что?
– Никак не регламентированы.
Он стукнул кулаком по столу.
– Как ты смеешь даже произносить такое?
Она невольно приглушила голос:
– Но ведь это так и есть. Я предоставляю тебе полную свободу и никогда не пытаюсь навязать тебе узы законного брака, а ты занимаешься тем, что хочешь заковать меня в кандалы.
– Значит, ты признаешь, что у тебя есть какие-то планы в отношении этого типа?
– Нет, нет, тысячу раз нет! Но прошу тебя, давай заплатим по счету и пойдем своей дорогой, пока нас отсюда не выкинули.
Когда они снова пошли вдоль Рейна, теперь уже вверх по течению, в направлении Старого города, он вдруг униженно попросил:
– Прости меня, ma petite!
Она не была уверена в том, что он раскаялся искренно; ей казалось, что он, скорее, разыграл раскаяние, но она решила пойти на примирение и с кокетливой строгостью сказала:
– Простить после того, как ты не позволил мне спокойно доесть свиную ножку? Никогда!