«Прощай, Карл, – думала она, – спасибо, что ты исчез. Это спасло меня от массы неприятных переживаний».
Да и дочери она должна быть благодарна. Если бы Катрин не вынудила ее отказать Карлу, то, кто знает, может быть, ему и удалось бы воспользоваться временной слабостью молодой еще тогда женщины.
Карл Лафитт. Как сложилась его судьба? Конечно же, он женился на ком-то другом. Он был надежным и корректным человеком, вполне способным подарить спокойную жизнь женщине, которая ее ищет.
Уже много лет Хельга не вспоминала о нем. Как случилось, что мысль о Карле посетила ее именно сегодня? Воспоминания навеял разговор с Катрин. Случайно? Или дочь хотела этим напоминанием сказать что-то определенное? Может быть так: «Только не устраивай мне сцен по поводу Жан-Поля!»
Но необходимости намекать на это не было. Ведь Хельга никогда никаких сцен не устраивала, Катрин не может этого не знать. Хельга подавляла в себе всякие упреки и терпела все, как бы Катрин ей ни досаждала.
После всех совместно прожитых лет, после всего, что им пришлось вместе претерпеть, Хельга считала, что имеет право на дружбу дочери. Но Катрин, кажется, была не в состоянии это понять. Не раз и не два она топтала ногами материнское сердце.
Конечно, Хельга сознавала, что подобное выражение звучит напыщенно. Но именно так она воспринимала поведение дочери.
Надо признать: не сказать Катрин о звонке Жан-Поля было не более чем детской проделкой. Но ведь Хельга знала, к чему это приведет. Стоило ему только поманить ее пальцем, и Катрин бросала решительно все, чтобы кинуться в его объятия. При этом предавалось забвению все то, что сделала для нее мать; не имело значения и то, что испытывала при этом дочь. Да, Катрин бежала к этому типу по их растоптанным сердцам.
А что, собственно, есть у него такое, чего не могла бы ей дать Хельга? Секс. Мужской половой орган. Только это. Ничего другого и быть не может.
Нечто подобное происходило в те давние годы и с несчастным Петером, но Хельга тогда не обращала на это внимания, потому что Катрин была всего лишь неопытным щенком. Хельга не думала, что история повторится, но именно это и произошло.
Ради этого типа, который, в сущности, ее ни во что не ставит, который дает о себе знать лишь от случая к случаю, которому не пришло в голову ничего лучшего, чем прислать к Рождеству пакет с продуктами… Сыр! Просто смешно! И ради такого человека Катрин бездумно пожертвовала их совместным отдыхом.
«Это выше моего понимания, – твердила себе Хельга, – просто непостижимо, право! Можно было бы это понять, – думала она, – если бы Катрин весь свой отпуск решила провести с Жан-Полем. Одобрила бы Хельга и намерение Катрин проводить с ним выходные дни один-два раза в месяц. Но, увы, это невозможно, он ведь ко всему прочему еще и женат, так что праздничные дни принадлежат, разумеется, дражайшему семейству.
Как только Катрин может мириться со всем этим после того, что пережила в детстве с отцом! Она не стыдится играть роль разрушительницы семьи! Позор!»
Чтобы длинные волосы не мешали смотреть на дорогу, Катрин заправила их за уши. Хельга бросила косой взгляд на профиль дочери, ее выпуклый лоб, нос с маленькой горбинкой, нежный подбородок. «Вот ведь, выглядит совсем невинной, – подумала она, – словно молоденькая девчушка, почти ребенок. Да она и есть ребенок, желающий иметь все, что ему нравится, и не склонный считаться с другими и в чем-либо отказывать себе. Ах, Катрин, Катрин, когда же ты наконец вырастешь?»
Хельга была уверена: придет время, и Катрин поймет, что никто ее не любит так, как любит мать, и ни с кем она не может быть счастливее, чем со своими матерью и дочерью.
– Мы должны быть всегда вместе, мы трое, – произнесла она вслух.
Катрин встрепенулась.
– Что такое, мама? Что ты сказала?
– Ничего особенного, просто мысли вслух.
– Ах, вот что!
– Даниэла, прикрой окно! Сквозит!
– А меня еще мутит, – пожаловалась девочка.
– Сама виновата, – бросила Хельга.
– От этого не легче.
– Мы уже подъезжаем, – утешила девочку Катрин, – ты сможешь выйти из машины.
Вот уже впереди показались первые красивые каркасные дома Винтерберга, крыши и карнизы которых были припудрены снегом. Катрин бросила взгляд на часы приборной доски автомобиля. Ехать пришлось дольше, чем обычно, – почти три часа.
На обратном пути, под Леннештадтом, снег снова сменился дождем, но, когда в районе Ольпе она выехала на автомагистраль, уже только слабо моросило. Катрин оставила Кёльн по левую руку и поехала прямо в Дюссельдорф.
Мать и дочь были почти забыты: она знала, что обе отлично устроены в пансионате. Сердце Катрин радовалось предстоящему неожиданному свиданию с Жан-Полем. Она не строила догадок о том, какую важную новость он для нее приготовил, предполагая, что это было лишь предлогом, чтобы вернее заманить ее на свидание. Катрин была счастлива.
Припарковывая машину на большой стоянке возле своего жилого квартала, она заметила, что дождь снова усилился.
Зонта у нее с собой не было. С минуту Катрин думала, не стоит ли переждать, пока дождь утихнет, но терпения на это не хватило. Она натянула на себя красно-белую вязаную шапочку, как раз под цвет пуловера, и спрятала под нее, насколько возможно, свои длинные волосы. Катрин знала, что это недостаточная защита от сырости, но все же так было лучше. Высоко подняв воротник своей кожаной куртки, держа чемоданчик в руке, а сумку под мышкой, она понеслась через стоянку к задним воротам жилого комплекса. Лифт был занят, и, не дожидаясь его, она побежала на восьмой этаж по лестнице.
Катрин как раз собиралась сунуть ключ в замок своей квартиры, когда услышала, что за спиной остановился лифт. Невольно обернувшись, она увидела Жан-Поля. В синтетической куртке, непромокаемой шляпе и сапогах он выглядел элегантным, уверенным в себе, оснащенным против любой непогоды. В руке он нес свой неизменный чемодан-рюкзак.
Катрин подлетела к нему.
– Как замечательно, что ты уже здесь!
Он обхватил ее, прижал к себе, но тут же отпустил.
– Я здесь уже давно. Больше часа.
– О, – сказала она огорченно, – прости.
– Да перестань ты постоянно извиняться, когда вовсе не виновата. Я пока посидел в кафе.
– Ехать было очень страшно.
– Да разве ты ехала? Запыхалась так, словно всю дорогу из Винтерберга бежала.
Она захохотала и сорвала с головы шапчонку.
– Ну уж нет! Пешком только от стоянки машин до дому и по лестнице вверх.
Он просунул пальцы рук в гриву иссиня-черных волос и растрепал их.
– Ох, как я рада, Жан-Поль, что вижу тебя. Ссориться не будем, правда?
– Споры, ma petite, неизбежны при противоположности мнений. Одной доброй воли, чтобы избежать их, недостаточно, даже если обе стороны готовы во имя этого смириться с язвой желудка.
Она схватила его за руку.
– Давай же наконец войдем в квартиру!
– Нет, нет, ma chérie, у меня другие планы.
– Заранее согласна, – с готовностью сказала она, – но разреши мне хотя бы включить отопление.
– Это не понадобится. Мы уезжаем.