– Я и сама себе была бы не по душе, – вклинилась в ее речь Катрин.
– Мне бы определенно не хотелось видеть в тебе причину развода этого человека.
– Об этом и речи быть не может, мама.
– А что потом? Как это будет выглядеть в дальнейшем? Я имею в виду: после того, как он оформит развод.
– Думать об этом сейчас нет необходимости.
– Тут я иного мнения. Всегда лучше не просто плыть по течению, а ставить перед собой определенную цель. – Хельга поднялась. – Сделай одолжение, дорогая, принеси мне из холодильника бутылку пива. Выпьешь со мной стаканчик?
– Не знаю, не будет ли мне хуже.
– Не будь такой мнительной, дорогая. Стакан пива еще никому не вредил.
Когда Катрин вошла с подносом, неся на нем откупоренную бутылку пива и два стакана, Хельга уже принесла из своей спальни пачку сигарет. Катрин поняла, что разговор предстоит долгий, но это не вызвало у нее никаких неприятных чувств. Она решила быть по возможности откровенной.
В пятницу, когда обе женщины еще занимались уборкой квартиры, а Даниэла уже отправилась в школу, вдруг зазвонил телефон.
Как всегда, Хельга Гросманн первой подошла к аппарату и сняла трубку, тут же передав ее Катрин.
– Это тебя. Из Рима.
– Кто?
– Ну кто же еще? Он.
Катрин поставила на стол поднос с грязной посудой и взяла трубку из рук матери.
– Да? – спросила она, удивленная, но вовсе не обеспокоенная?
– Это я, chérie, Жан-Поль.
– Слышу. Ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе привезла?
– Нет, нет, дело не в этом.
– Мой самолет вылетает в 12.50, так что в Риме я буду приблизительно к пяти.
Жан-Поль на минуту умолк. Потом решился:
– Мне очень жаль, ma chérie, но все это ни к чему.
– Я что-то не понимаю.
Невольно Катрин оглянулась на мать, но та, проявив необычайную тактичность, удалилась.
– Тебе уже не надо лететь в Рим…
Катрин онемела.
– То есть, конечно, можешь прилететь, если захочешь, тем более что здесь очень красиво. Солнце просто сияет. Но я не смогу здесь остаться до твоего появления.
Катрин не знала, что сказать.
– Ты слышишь меня, Катрин? Ты у телефона? – закричал он.
– Да, – произнесла она через силу.
– Моя жена вернулась. Она лежала в больнице. Позже все расскажу подробнее.
– Что же тут рассказывать?
– Прошу тебя, chérie, не обижайся. Моей вины тут нет. Так получилось.
Катрин бросила трубку, прерывая разговор. Сделала она это не для того, чтобы показать ему, сколь сильно осуждает его непорядочность, а потому, что не хотела слушать его оправданий. Она была совершенно раздавлена.
Вошла Хельга с кухонным полотенцем в руке. – Ну что?
Катрин ответила не сразу. Мысли путались. В душе клокотала обида. Но потом осознала, что у нее есть выбор: она может слетать в Рим и сама по себе. Номер в гостинице найдется. Или уединиться в дюссельдорфской квартире? Тогда мать не заметит, что из встречи с Жан-Полем ничего не получилось. А может перетерпеть обиду на месте, никуда не выезжая? Катрин была не только безмерно разочарована, но и ощущала себя вконец посрамленной.
– С Римом ничего не вышло, так ведь? – спросила мать.
Катрин не хотелось сразу же капитулировать.
– Почему ты так решила?
– У тебя все на лице написано.
Катрин провела ладонью по лицу – от лба до подбородка.
– Это совсем не так!
– Так, так! Меня не проведешь.
– Я и не собираюсь. Мне, прежде всего, надо самой во всем разобраться.
В дверь позвонили. Хельга впустила Тилли, за которой топала маленькая Ева. Тилли уже раньше проявила готовность заменить Катрин на эти дни.
– Вот-вот пробьет девять, – бодро проговорила Тилли. – Лавку открывать?
– Кажется, Катрин в Рим вовсе и не летит, – объявила Хельга.
– То есть как? – удивилась Тилли.
– Ты была права, Тилли, – произнесла Катрин, – ты во всем была права. Вот и начинаются зигзаги. – Она расправила плечи. – Но я в этом участвовать не собираюсь.