От неожиданности Катрин присела на стул.
– Надеюсь, вы не хотите сказать, что принимаете мои работы только под давлением сверху?
– Конечно, нет. У нас демократическая редакция, и каждый отвечает за свой участок работы. Я бы ни в коем случае не могла себе позволить принимать к печати всякую чушь.
– Тогда при чем тут… – начала Катрин и запнулась.
– Люблю пошутить.
– Ах, вот как, – промямлила Катрин, которой намеки госпожи Ригер вовсе не показались смешными.
– Ну, не будьте же столь сверхчувствительны! – Госпожа Ригер закрыла авторучку, положила ее на стол и поблагодарила секретаршу. – Ну, вот и все. – Она поднялась. – Теперь можно идти на заседание. Вы уже виделись с шефом, госпожа Лессинг?
Встала и Катрин.
– Нет! – ответила она, а после короткой паузы спросила: – Надо было к нему зайти?
– Это зависит только от вас.
– Вы ведь работаете в редакции столько лет! Не можете ли вы посоветовать мне, как здесь надо держаться? Вы-то знаете, как полагается вести себя в этих стенах, а я нет.
– Ну, зачем же так робко? Как только начнете у нас работать, быстренько научитесь. Вы ведь возглавите отдел рукоделий, так?
– Откуда такие сведения?
– Сорока на хвосте принесла.
– Но это не так! Я не могу уехать из Гильдена.
– Вот как! Не можете? – Госпожа Ригер с издевкой усмехнулась. – Жаль. Это очень разочарует нашего дорогого Эрнста Клаазена.
Катрин и госпожа Ригер вошли в конференц-зал последними. Катрин села с госпожой Пёль – стул был зарезервирован именно для нее. Госпожа Ригер, как заместитель главного, села по левую руку от Эрнста Клаазена. Оба они кивали входящим в ответ на приветствия и улыбались так таинственно, словно на что-то намекали.
В редакции ежедневно назначалось два дежурных из числа руководителей отделов. Сегодня это были ответственный секретарь по макету и редактор по медицинским и техническим вопросам. Обе присутствовали на заседании. Здесь же были руководители отделов информации и сбыта, а всего в зале сидело десять человек. Они расположились за общим длинным столом с расставленными на нем пепельницами, стаканами, бутылками с водой и фруктовым соком.
Главный редактор открыл заседание. Предстояло обсудить в общих чертах содержание трех очередных номеров: «Либерта» выходила ежемесячно.
Дискуссия шла очень вяло, но потом, когда сцепились ответственный секретарь и заведующая отделом информации, обстановка очень накалилась.
Катрин сознательно держалась в тени, хотя охотно выступила бы за одну из сторон. Она, как и заведующая отделом информации, полагала, что оформление на страницах журнала цветных иллюстраций оставляло желать лучшего, можно было бы их подать ярче и остроумнее. Но конкретных предложений у нее не было, да и не хотелось вмешиваться в чужие функции, поэтому она держала язык за зубами.
Но уж когда разговор зашел о рукоделии, Катрин включилась в полной мере. Она открыла свою папку и пустила по рукам эскиз за эскизом, на которые – там, где это требовалось, – были наклеены образцы ниток и тканей. Было ясно, что не каждый эскиз встречает единодушное одобрение, но она этого и не ожидала. Во всяком случае, она выиграла неофициальное состязание с госпожой Пёль, у которой было куда меньше предложений.
– Поздравляю, – прошипела та сквозь искривившиеся от злости губы, – успех полный.
Катрин делала заметки на возвращавшихся к ней листах.
– Пожалуйста, не воспринимайте это в столь личном плане, госпожа Пёль.
– Отчего же?! Я так рада, что скоро разделаюсь со всей этой галиматьей!
– Могут услышать, – предостерегла ее Катрин.
– Да что я, не знаю что ли, что вы ждете не дождетесь, чтобы освободилось место!
Катрин отказалась от попытки разъяснить госпоже Пёль, что вовсе не собирается занимать ее место: личные усобицы во время заседания были уж совсем некстати. Поэтому Катрин снова сосредоточилась на выступлении главного редактора, который как раз в этот момент попросил высказывать предложения по тематике воспитательных и литературно-развлекательных материалов.
– Солнечные ванны, – предложила госпожа Ригер. – Опасность и польза, озоновые дыры в атмосфере, рак кожи и прочее в этом роде.
– Звучит не слишком-то привлекательно, – произнес Клаазен.
Катрин было неловко просить слова в присутствии всех ответственных лиц журнала, но она все-таки собралась с духом:
– Тема интересная. Следовало бы разъяснить читательницам, что нагота это еще вовсе не эротика.
– Вы находите, что это вещи разные? – спросил Клаазен.
Катрин продолжила свою мысль:
– Безусловно. Я могу себе представить, что женщина обретает некое особое чувство свободы, снимая верхнюю часть купальника «бикини», то есть лиф…
– Вы сами этого еще никогда не делали? – прервала ее госпожа Ригер.
– Нет, – призналась Катрин.
– Тогда и судить об этом не можете.
– Могу все же, госпожа Ригер. Пусть не как практикующая нудистка, а лишь как зритель. Если одна женщина из десяти скинет с себя одежду, она привлечет всеобщее внимание независимо от того, красива ее грудь или нет. Но если в полуголом виде выступают многие, то это уже не дает привлекающего эффекта, а действует отупляюще. И тогда интереснее для посторонних будет как раз та, которая оставит на себе верхнюю часть купальника, а еще лучше – та, которая появится в сплошном, закрытом купальном костюме.
Госпожа Ригер явно хотела еще что-то сказать по этому поводу, но Клаазен сделал жест рукой, означающий, что все ясно.
– Достаточно, – резюмировал он. – Изложите ваши соображения письменно, госпожа Лессинг. Затроньте при этом все, что вам покажется нужным.
– Может быть, следовало бы поместить этот материал в том же номере, где мы предлагаем связать крючком купальники «бикини»?
– Очень хорошо. Что у нас дальше? Представлялись, обсуждались, отвергались или принимались прочие предложения. Катрин живо все это воспринимала, но через некоторое время в голове у нее зашумело. Постепенно устали и другие присутствующие. Ответственный секретарь совсем замолчала и начала рисовать на бумаге человечков, редактор информационного отдела неприкрыто зевала, а госпожа Ригер все чаще поглядывала на часы.
Первой подала сигнал к закрытию совещания госпожа Пёль – не потому, что ей подобало это сделать, а потому, что она уже наполовину ушла в свою личную жизнь.
– Как ни жаль, друзья, – сказала она, – но с меня хватит. Не могу больше заставлять мужа ждать, пока я изволю явиться.
– Ах, он, бедняжка, – съязвила госпожа Ригер.
– Легко говорить тому, кого дома никто не ждет! – парировала удар госпожа Пёль и встала со стула.
– По существу-то вы правы, – признала заместитель главного, – уже совсем поздно, и вспышки нашей мысли становятся все слабее. Вот только приведенная вами причина более чем наивна для женщины-служащей.