– Здесь?
– Почему бы и нет? Но сначала побалуемся рюмкой арманьяка, так?
– Согласна, – сказала Катрин.
Правда, к крепким напиткам она не привыкла, но сейчас была вполне готова к тому, чтобы снять с себя напряжение, зная, что ее жилище находится всего в двухстах метрах.
Официант подал бутылку на пробу Эрнсту Клаазену (у Катрин при этом возникло впечатление, что арманьяк, должно быть, достаточно выдержанный и качественный), а потом налил две полные стопки.
Они подняли их «за все хорошее» – и вот уже приятное тепло разлилось по всему телу, поднимаясь все выше, к голове.
– Возьмем по порции бифштекса по-немецки? – спросил он.
– Если таков ваш выбор, то да.
– Но ведь вы хотели гамбургер?
– Может быть, это одно и то же?
– Бифштекс – это жареная говядина с луком, – пояснил он.
– Звучит приятно.
Он улыбнулся, глядя на нее.
– Вам понравится.
Эрнст Клаазен заказал бифштексы, а потом, не заглядывая в меню, красное вино «шатонеф дю пап» 1984 года.
– Так это правда? – спросил он, когда официант отошел от столика.
– Что именно?
– То, что вы не можете переехать в Гамбург.
– Я бы сделала это с большим удовольствием, – призналась она, – но и мама, и дочь категорически против.
– А поступать по своему усмотрению вы не можете?
– А вы разве можете? – парировала она.
– Что вы имеете в виду?
– Но это же ясно. Если бы вы пожелали переселиться в Мюнхен или в Нью-Йорк, могли бы это сделать, не обращая внимания на те или иные издержки?
– Вполне, – ответил он. – Я свободен.
– Хорошо же вам живется! – Его ответ ее обрадовал, но, подумав, она добавила: – А вам не бывает подчас трудно оставаться совсем одному, быть предоставленным лишь самому себе?
– Такова судьба всякого взрослого человека.
– Нет, в это я не верю. Одни живут с родителями, многие состоят в браке или связаны с другими людьми еще каким-то образом.
– Вы в том числе?
Вопрос был столь неожиданным, что она, не отвечая, уставилась на него с открытым ртом.
– У вас есть друг? – спросил он еще более прямо.
– Я недавно с ним порвала.
– А почему?
– Это трудно объяснить.
– А вы попытайтесь.
Чтобы набраться мужества, Катрин проглотила остатки арманьяка.
– Он собрался разводиться, или, может быть, развода хочет его жена – я не совсем в курсе. Но как бы то ни было, дело не обходится без метаний из стороны в сторону, доставляющих массу неприятностей. Я не хочу быть втянутой в эти дрязги.
– А то, что он женат, вас, значит, не беспокоило?
– Беспокоило. Но приходилось с этим мириться.
– А теперь, значит, когда начались осложнения, вы предпочитаете уйти в кусты?
Ее серые глаза вспыхнули.
– Если вам нравится так это называть, дело ваше.
– Пожалуйста, не обижайтесь.
– Я вовсе и не обижена. Сказанное вами звучит, правда, довольно сурово, но, возможно, что вы попали в самую точку.
– Ах, так? – спросил он, сдержанно улыбаясь.
– Он много для меня значил. Но, в моих глазах, никогда не был человеком, за которого можно выйти замуж.
– Покидать мать из-за него не стоит?
– С моей матерью это никак не связано.
Подошел официант с завернутой в салфетку бутылкой красного вина, плеснул Кдаазену глоток на пробу, а когда тот удовлетворенно кивнул, наполнил бокалы и удалился. Оба выпили. Вино отличалось какой-то особой медвяной густотой.
– Изумительно! – похвалила она его выбор.