- Да, и она, - ответил он, сердито теребя мясистыми пальцами жесткую нашафраненную бороду, - потому что если одна, то и другая! Но не будет к ней моего благоволения, покуда она упорствует в старой вере! Пережевывает папистскую жвачку из индульгенций и мощей, бормочет что-то на латинском вместо того, чтобы обращаться к Богу на родном языке, - я этого так не оставлю!
Значит, Мариина звезда закатилась - как же так?
И если король отказывает ей в благоволении, то что будет с ее сторонниками?
И с моим лордом?
- Если позволите сказать, мой добрый повелитель, - начала Екатерина, быстро взглядывая на него снизу вверх, - принцесса Мария во всем склоняется перед вашей волей...
Однако даже это робкое заступничество взбесило короля:
- А у себя в покоях склоняется перед папистскими идолами, - взревел он, как я слышу от тех, кто знает ее повадки. Жжет свечи и кадит ладаном с долгополыми римскими изменниками! Лучше б ей вовсе не рождаться на свет!
Кто настроил короля против Марии? Ведь всего несколько недель назад она была в фаворе. Кто предал ее, кто доносит на нее, чтобы завоевать расположение короля.., на нее и на ее сторонников?
Он хмурился, словно огромное морское чудище, до половины скрытый волнами своего гнева, сверкая одним глазом, полуприкрыв другой, бормоча себе в бороду. Мы сидели замершие, всем своим видом воплощая покорность.
- Эй, олухи! - заорал король. - Несите есть, пока не уморили нас голодом!
В мгновение ока перед нами оказались накрытые камчатной скатертью козлы, уставленные всевозможной посудой по крайней мере на двадцать едоков.
- Кого вы сегодня ожидаете, сир? - вымолвила я в изумлении. - Кто обедает сегодня у Вашего Величества?
Он зашелся от хохота, так что затряслось кресло.
- Король Генрих обедает у короля Генриха! - ревел он. - Кто больший гурман и более желанный гость, нежели мы сами - и наше доброе семейство! Несите кушанья!
Вошла процессия, словно при открытии парламента; внесли салат из слив, огурцов и латука, тушеных воробьев, карпа в лимонном соусе, куропаток в жире и аиста в тесте, устриц с ветчиной, угрей в желе, фазанов с вишнями, груши с тмином, засахаренный сыр и айву со взбитыми сливками, и еще блюда, и еще, покуда я не сбилась со счета.
Начали мы с вина и чуть в нем не захлебнулись; прислужники, сообразуясь с непомерной королевской жаждой, подносили все новые чарки, вынуждая нас с бедняжкой Эдуардом пить куда больше, чем следовало бы в его нежном возрасте. С вином в продолжении всей трапезы подавали хлеб - не белый, тонкого помола, как пристало бы королевскому столу, но грубый ржаной, каким питается простонародье, - землисто-бурый и жесткий, что твоя подметка; король собственноручно ломал его на огромные ломти и жадно заглатывал.
- Хлеба принцу! - кричал он с набитым ртом. - И принцессе тоже! Ешьте хлеб, - понуждал он нас, - ешьте! Это основа жизни! - Он махнул слуге. - Еще хлеба! Еще вина! - Медленно повернул бокал. Вино было алое, словно кровь.
- Хлеб, - пробормотал он, - и вино. Наступила зловещая тишина.
- Я много думал. Кэт, - заключил он наконец. - о твоих давнишних словах.
- О моих, милорд? - Екатерина вздрогнула. - Если я чем-то вас огорчила, милорд, молю, забудьте!
- Нет, вспомни, Кэт, в чем ты меня убеждала: обедня должна быть проще, это скорее общение человека с Богом, нежели лживые ритуалы, ханжеские уверения в Его якобы присутствии.
Меня чуть не вырвало со страху. Анну Эскью да и других тоже сожгли за то, что они не верили в присутствие Бога за обедней!
Екатерина поникла головой. Ручаюсь, она думала, что сейчас двери растворятся и войдут стражники.
Однако король продолжал:
- Я подумываю о том, чтобы реформировать обедню - пусть это больше походит на пиршество хлеба и вина, доброе пиршество друзей, пиршество хлеба...
- О да, сир! Истинно, Господь внушил вам эти слова!
Это сказал Эдуард, он весь горел внутренним огнем. Откуда такое рвение? Я была ошеломлена, даже хуже... На кого он походил в эту минуту, кого он мне напомнил?..
Господи, спаси и помилуй! Марию! Марию. Он был сейчас вылитая Мария в ее религиозном, ослеплении. Пусть она папистка, он - протестант, обоих жжет пламень фанатизма. Я же всегда тяготела к среднему пути.., и, Боже, сохрани нас от фанатиков!
- Ты так говоришь, сынок. - Король легонько фыркнул, словно загнанный жеребец. - Слышала, Кэт? Ex ore infantium... Из уст младенцев и грудных... <"Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу" (Псал. 8, 3).>.
Екатерина не замедлила подхватить:
- И малое дитя будет водить их. Король нахмурился.
- Боюсь, Кэт, ему придется! Боюсь, придется!
Лицо его задрожало от великой скорби, глаза наполнились слезами.
- Кого я буду водить, сэр? - весело встрял Эдуард. - Кого мне придется водить? Он думал, это игра.
- Две своры гончих псов, - тяжело произнес король, - две стаи, где каждый повязан с другим и каждая свора охотней грызет другую, чем преследует лису.
Он повернулся и взглянул Эдуарду в лицо.
- Слышите меня, сэр? Эдуард побелел.
- Слышу, отец и повелитель.
- Ты - охотник, они - псы. Не забывай этого. Лиса - проклятие Англии либо ее благо. Их долг преследовать ее для тебя - впереди тебя, но под твоим водительством. А ты держи их на сворке или спускай всю свору, но не ради их свары, а ради своих свершений. Слышите, сэр?
- Слышу, милорд.
Эдуард слушал. Но и я слушала, и слышала больше него. Ведь я видела партии, видела гончих псов, знала силу руки юного Эдуарда - ему ли сдержать их бег?
Отец прочел мои мысли или сам подумал о том же.
- Ладно, неважно, - пробормотал он. - Будь покоен, я избавлю тебя от этого. Я истреблю их главного гордеца, этого Люцифера, который хочет сиять твоим светом и править вместо тебя! Уж с ним-то я успею покончить!
Великого Люцифера...
Так мой лорд называл графа Гертфорда. Гертфорда решено истребить? Теперь я поняла: король его казнит.
Глава 15
Я не любила лорда Гертфорда, брата дурнушки Джейн - Джейн, которая разлучила Генриха с Анной и сделала меня незаконнорожденной, ублюдком. Но мне совсем не хотелось видеть, как отец по локоть в крови рубит головы лордам. И я искренне обрадовалась, когда король закончил свои речи:
- Можешь оставить двор, Бесс, и взять брата с собой.
Я с облегчением сделала реверанс. Значит, лорд Серрей не говорил с королем? Он поговорит - обязательно. А я подожду. Эдуард поехал со мной в Хэтфилд, и для нас вернулись прежние золотые денечки - мы шутили, как дети, и смеялись от всей души. Потом король велел Эдуарду возвращаться к себе, в усадьбу возле старого Бернхамстеда. Мне тоже велено было переехать, в королевский дом в Энфилде, чтобы проветрить Хэтфилд после Эдуарда и его свиты.