При мысли о приюте Элизабет прежде всего вспоминался звон колокольчика. Колокольчик разбудил ее в первое утро. Она до сих пор помнила этот непривычный звон и свой испуг и замешательство. Вскоре она поняла, что у Хенриетты Филдинг все делается по звону колокольчика. Колокольчик звонит - и все встают, идут есть или учиться. И всегда в тишине. Мисс Хенриетта была верным слепком своих викторианских времен - она основала приют в 1890 году, и викторианские правила внушались сиротам-воспитанницам прежде всего.
Они даже присутствовали в виде вышивок - девочек учили шитью и вышивке, - оправленные в рамки, развешанные по стенам практичного, но отвратительного зеленого цвета. "Молчание - золото" висело в спальнях. "Семь раз отмерь - один раз отрежь" - в помещении для шитья. "Чистота прежде всего" глядело на них с гладких плиток викторианских ванных комнат.
Девочек учили жить по этим правилам, и горе тем, кто осмеливался ослушаться.
Элизабет многому научилась в приюте Хенриетты Филдинг, а освободившись, как она это потом называла, легко рассталась с большинством навыков. Например, с привычкой к совместной жизни. С тех пор она никогда и ничего ни с кем не делила. Одиночество драгоценно, уединение превыше всего. И никаких колокольчиков. У дверей ее квартиры висел молоток, не колокольчик. Она ненавидела звон...
Вдруг она поняла, что и в самом деле слышит звон.
Харри прервал работу, подняв голову, с кисточкой в руке прислушался:
- Слышишь, да? Это звонят в Темпест-Кей. Там всегда звонят в колокол, если кто-то из членов семьи умрет. И Не перестают звонить до самого конца похорон.
Он снова принялся за работу, спросив только:
- С тобой все в порядке, детка?
Элизабет побледнела, ее светлая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Харри заметил дрожь, пробежавшую по ее телу.
- Я ненавижу колокола... Особенно погребальный звон. У меня от него мурашки.
Харри удивился. Он уже давно считал, что она не способна на что-либо реагировать. Всегда слишком хорошо контролирует себя. Но сейчас с ней явно было что-то неладно.
- Что же, - сказал он с сочувствием, но вполне прозаично. - Придется тебе потерпеть. Большой Человек умер.., и его люди оплакивают его. Знаешь, его ведь называли "королем".., вряд ли они прекратят бить в колокол из-за тебя.
Он усердно трудился над ее лицом.
- Ты, наверное, потеряла кого-то из близких?
Это оказалось бы еще одним сюрпризом. Харри готов был поклясться, что ей наплевать на всех на свете.
Она помолчала, затем произнесла:
- Мне некого терять.
- Как! Ты совсем одна на свете?
- Совсем.
- А нас целых восемь человек, - ответил он весело. - Так что иногда хочется, чтобы было поменьше!
Он остановился.
- Я положил три слоя тона. Конечно, считается, что хватит и одного слоя чудо-грима, но нам-то с тобой лучше знать, правда, детка? К тому же Пит, как всегда, будет во что бы то ни стало добиваться совершенства.
И тебе придется то и дело нырять в воду, как чертику на веревочке.
Он взял увеличивающее зеркало и подал ей, чтобы она могла взглянуть на себя. Она бесстрастно изучала его, как всегда превосходную, работу. Она золотилась и сияла. Тушь удлинила ее и без того длинные ресницы, и осененные ими удивительные глаза, зеленые и бездонные, таинственно мерцали. Черты ее были искусно подчеркнуты тенями, широкие, изящно очерченные губы манили соблазном.
Она коротко кивнула.
- Замечательно.
Все-таки она странная, подумал Харри. Он ни разу не видел в ее взгляде восхищения собственной красотой. Как будто это механизм, который нужно наладить и за которым требуется уход, чтобы хорошо действовал.
- А вот и Бесс идет причесать тебя.
Вошла Бесс, как всегда, бурча себе под нос.
- Боже, как я ненавижу этот колокольный звон...
- Будь благодарна жизни за маленькие радости.
Здесь в любом случае гораздо приятнее, чем в какой-нибудь промозглой лондонской студии.
Элизабет вымыла голову накануне вечером. Она вытащила шпильки, и тяжелая сверкающая масса волос закрыла ей спину почти до талии.
Бесс расчесала их, разделила на три части, затем свернула пучком, а за ухом вколола огромный яркий цветок гибискуса.
- Хорошо, - сказала она, закончив, - теперь займемся телом. - Харри понял, что пора идти. Другие фотомодели, нисколько не стесняясь, показывались обнаженными и перед ним, и перед другими. Но не Элизабет Шеридан.
- Ну, увидимся на берегу.., пока-пока.
Элизабет встала, спустила купальник до талии, а Бесс принялась втирать ей в кожу переливающуюся золотистую жидкость, которая, высыхая, создавала впечатление великолепного загара.
- Вот и все.., прекрасно...
Бесс отправилась мыть руки.
- Вот и положись на этого Пита, - ворчала она. - Ни водопровода, ни электричества, вообще ничего. Что ему взбрело в голову ехать в такую даль?
- Очевидно, агентство заключило договор...
- Необитаемый остров, дай только! Никого, кроме нескольких дурацких туземцев, да ко всему прочему этот проклятый звон!
По телу Элизабет прошла дрожь, но она овладела собой, а Бесс уже потихоньку, чтобы не испортить своей работы, возвращала на место бретельки купальника.
Купальник был синий, щедро открывавший ее тело.
Бесс еще раз внимательно, придирчиво оглядела Элизабет.
- Да, думаю, даже Пит ни к чему не придерется...
Пошли, разделаемся со всем этим поскорее...
***