- Какие будут приказания, милорд?
- Мы покидаем замок. Пусть в этом проклятом доме селится кто пожелает. Только заприте двери, чтобы здесь не прижились волки.
Раймонд нагнулся и сорвал с пояса сэра Джозефа ключи.
- Ну давай же, расстегни меня, - сказал он Джулиане.
Кольцо с ключами было тяжелым и громоздким. Здесь были и ключи от замка Лофтс, и ключи от замка Бартонхейл. Сэр Джозеф предпочитал иметь отмычки ко всем замкам. Какой же из ключей подойдет к кандалам? Джулиана отобрала самый маленький из них и вставила в скважину на тяжелом браслете, стягивавшем руку Раймонда. Ключ вроде бы подошел, но повернуть его было непросто.
- Прости, что совершила глупость, - сказала Джулиана. - Но мне так хотелось поскорей тебя освободить.
- Скажи, неужели ты поверила моим словам?
В его голосе звучала неподдельная горечь. Джулиана молча повернула ключ, и браслет с лязгом упал на пол. Раймонд потер запястье и сказал:
- Да, ты поверила, что я тебя предал, что я позволю ему убить тебя, а сам женюсь на твоей дочери.
- Я... - Она взяла его другую руку, с которой свисал окровавленный обрывок цепи.
- Тебе больно?
- Да, ты сделала мне больно.
- На какой-то миг я действительно поверила... - Она виновато смотрела ему в глаза. - Это было какое-то затмение.
- Открывай.
Его холодный голос испугал ее, и Джулиана поспешила выполнить приказ. Когда она увидела стертую до мяса кожу, ей стало дурно. Терзаясь чувством вины, Джулиана погладила его истерзанную Плоть.
- Раймонд...
Он уже не был похож ни на медведя, ни на волка, ни на орла, а просто выглядел усталым и грустным.
- Знай, что ни один настоящий мужчина тебя не предал бы. И помни об этом, когда будешь вспоминать меня.
- Вспоминать тебя? - встревоженно переспросила она.
- Ты хотела, чтобы я оставил тебя в покое. И я это сделаю. Защищать тебя будет Кейр.
Выражение его лица испугало ее еще больше.
- А куда же отправишься ты?
- Надо будет добиться расторжения брака. Ведь мои родители собирались этим заняться.
Он потер лоб ладонью. Потрясенная, она спросила:
- Ты хочешь расторгнуть наш брак?
- Не нужно прикидываться, что ты сама этого не хочешь. Наш брак настоящая катастрофа.
- Почему? Только потому, что я на миг усомнилась в тебе? Но ведь это было затмение, уверяю тебя.
- Какое еще затмение? Разве ты забыла, как я выл зверем, посаженный на цепь? Я утратил тогда и рассудок, и... - Он хотел сказать "любовь", но вместо этого сказал "доброту".
- Это сэр Джозеф лишил тебя рассудка.
- Нет, просто во мне проснулся зверь. Он и сейчас живет в моей душе. Разве это тебя не пугает? Теперь ты будешь жить в постоянном страхе - вдруг зверь снова проснется?
Она хотела возразить, но он не слушал.
- Ты не веришь мне и правильно делаешь. Поэтому я тебя покидаю.
- Ради Бога, не делай этого.
Он горестно махнул рукой:
- Тебе нужен настоящий защитник. Я же показал, что я ни на что не годен.
- Неужели ты считаешь меня такой бессердечной? Если бы мне просто был нужен защитник, я бы ... я бы вышла замуж за Леймона.
О, как искусно она притворяется, подумал Раймонд. Любой актер ей позавидует.
- Ты не могла бы выйти замуж за Леймона. Он не лорд и даже не рыцарь. А я... Я - тебе ровня. По званию, но не по духу. Я не смог обеспечить тебя ничем. Во всяком случае, я не дал тебе ничего такого, что имеет цену.
- Имеет цену? В каком смысле?
Джулиана никак не могла взять в толк, чего он хочет. Этот человек спас жизнь ее дочери, и она была бесконечно ему благодарна.
- Я не дал тебе ничего вещественного, - сказал он.
- Разве ты не защищал меня? Разве ты не превратил мое ложе в обитель наслаждения? Разве ты не научил меня мужеству? Разве ты не помог мне обрести себя?
Раймонд потер шею, натертую ошейником. Множество мелких ран и усталость подорвали его силы, он чувствовал себя старым и изможденным.
- Сегодняшний день открыл слишком многое. Теперь ты видишь - я не тот, кем ты меня считала.
- Нет, тот!
Эти слова показались ему страшным оскорблением, и Раймонд взревел от ярости. Джулиана втянула голову в плечи, но взгляда не отвела.
- Ты хоть знаешь, из-за чего я впал в безумие, когда меня приковали к дереву?
- Из-за ошейника. Ты же говорил, что не любишь, когда тебе сдавливают шею.
Тогда тихим голосом, полным страдания, он объяснил: