Долорес побледнела, колени ее мелко задрожали, и она едва не растянулась у ног блюстителей закона. Хорошенький был бы у нее вид… Она предпочла сесть.
Полицейские многозначительно переглянулись.
— Миссис Стрит, вы здоровы? — нахмурившись, спросил один из них.
Она поглубже вздохнула и дрожащим голосом произнесла:
— Да, благодарю вас.
— Он сейчас здесь? — потребовал ответа второй.
— Кто? — Кажется, она еще не сказала, что видела этого человека.
У нее голова шла кругом. Эдвин Оливер — преступник, разыскиваемый полицией. Она чувствовала это нутром, с самого начала! Поняла с первого взгляда. Не следовало пускать этого человека в ее драгоценную гостиницу. Ее репутация безнадежно подмочена. Теперь его схватят, налетят репортеры, и газеты раструбят на весь свет, что она дала приют преступнику и кормила его копченой форелью и кроликом в коньячном соусе…
— Миссис Стрит, — терпеливо повторил старший, — к вам в гостиницу приходил кто-нибудь подозрительный?
Она проглотила комок в горле и опустила веки. Перед внутренним взором предстало лицо Эдвина, дьявольский блеск в его глазах, мыльная пена на волосатой груди… Долорес вспыхнула. Это было ужасно! В кои-то веки она почувствовала себя женщиной, а человек, который пробудил в ней это чувство, оказался преступником. Убийцей-рецидивистом, насильником, разбойником, ограбившим банк. Боже, помоги ей…
— Да, — сказала она. — Кажется, да…
А потом она, как и подобает примерной гражданке, залпом выпалила двум восхищенным полицейским всю прискорбную историю, рассказав о грязной одежде Эдвина Оливера, его длинных волосах, небритом подбородке и пластиковой сумке, набитой деньгами.
Естественно, после этого она предъявила им журнал регистрации постояльцев, и полицейские записали имя постояльца и его адрес, несомненно, фальшивый. Затем стражи порядка поблагодарили за помощь и отбыли, оставив ее одну. Долорес рухнула в кресло, как куль с мукой.
В четыре часа дня зазвонил телефон.
— Долорес?
У женщины перехватило дыхание. Она узнала этот низкий голос.
— Да… — О Боже, почему он звонит ей?
— Вы натравили на меня копов… — тихо и медленно произнес он, а затем последовала красноречивая пауза. — Это не очень красиво, Долорес…
Женщина на мгновение замерла, а затем бросила трубку, словно та жгла ей руки.
Через мгновение телефон зазвонил снова. Долорес в ужасе смотрела на аппарат, не в силах пошевелиться. Она совершила ужасную ошибку. Не следовало пускать его в гостиницу, но если уж так случилось, не надо было говорить об этом полиции. Вот до чего доводит честность! Теперь ее будет преследовать и терроризировать уголовник!
После четвертого звонка телефон умолк. Видимо, трубку снял кто-то другой. Наверно, возившийся на кухню Эндрю.
Минуту спустя в вестибюль вышла присматривавшая за хозяйством Альбина. Можно было залюбоваться ее деловым видом, строгим лицом и подтянутой фигурой. Из прически Альбины не выбивалось ни одного седого волоса.
— У меня для вас сообщение, — сказала она, хмуро глядя на хозяйку.
Долорес проглотила комок в горле и постаралась взять себя в руки.
— О чем сообщение?
— Звонил мужчина, назвавшийся Эдвином, и просил передать, что он не хотел пугать вас и что он… не в тюрьме.
Неужели Оливер всерьез думал, что это ее успокоит? Долорес тут же представилось, что он возвращается, крадется к ее уютной гостинице, прячется в кустах, а затем забирается в окно флигеля и наносит ей тяжкие телесные повреждения…
Нет, это невозможно! Придется перестать смотреть по телевизору дурацкие триллеры…
Альбина с неодобрительным видом протянула ей листок бумаги.
— Он оставил номер своего телефона и просил позвонить. Ради вашего же спокойствия.
Ага… Держи карман шире.
— Спасибо, Альбина, — ответила Долорес, надеясь, что говорит спокойно.
Когда экономка ушла, Долорес, проверив журнал, убедилась, что номер, оставленный Оливером, не совпадает с тем, который он назвал при регистрации. Наверно, следовало позвонить полицейским, оставившим визитную карточку на случай, если она захочет сообщить что-нибудь новенькое. Что ж, новенькое у нее было: еще один номер телефона преступника.
Эдвин звонил не из тюрьмы. Что это значит? Что он ничего не совершил? Что все это колоссальный розыгрыш?
Розыгрыш… Можно было набрать номер, поговорить с Эдвином и все выяснить. Но звонить ему она не собиралась.
Долорес вышла из-за письменного стола и отправилась в кухню. Пора было приниматься за приготовление обеда. Сегодня у нее обедали и ночевали три пары. Все в возрасте. Одна пара праздновала сорокалетие свадьбы. Супруги были счастливы и чудесно выглядели. Поразительно. Как это им удалось?..
Она поглядела в меню и вздохнула. Взаимная любовь, только и всего. Они дружат, уважают и заботятся друг о друге. Если бы здесь была Кора, она бы непременно добавила, что эти люди каждый день занимаются сексом.
Ничего подобного, увы, в ее собственной семейной жизни не было. Ее брак оказался ошибкой. Он не принес того, чего она искренне хотела и в чем нуждалась. В ней все еще жило затаенное желание любить и быть любимой.
Опомнись, одернула она себя. Ишь, размечталась! Лучше берись за ступку…
Долорес уже резала репчатый лук, когда в кухню вошла совершенно неотразимая Кора, облаченная в длинную просторную юбку и черную шелковую блузку. Ее светлые волосы были собраны узлом на макушке. Такую сексуальную прическу могут позволить себе только молодые…
— Чудесно выглядишь, — улыбнулась Долорес.
Кора улыбнулась в ответ и закружилась перед матерью.
— Неплохо, да? И всего за пятьдесят долларов. Правда, недорого?
— Да уж… — Кора была смелая, веселая и обладала даром заключать выгодные сделки.
Девушка остановилась перед Долорес и внимательно оглядела ее.
— Знаешь, ма, тебя нужно немного распушить!
— Распушить? — невольно засмеялась Долорес. — Откуда ты взяла это выражение?
— Мое собственное изобретение. Понимаешь, ма, ты действительно неплохо выглядишь, у тебя хороший вкус, и одеваешься ты со вкусом, но… — Кора остановилась и нахмурилась. — Не знаю… Чего-то тебе не хватает.
— Не хватает? Чего же?
— Жизни.
— Жизни? Что ты хочешь этим сказать? Что я живой труп?
— Нет, не труп. Но, знаешь… тебе нужно немножко побольше… темперамента. Побольше… трепета. — Она ликующе улыбнулась. — Вот оно! Именно трепета!
Конечно, самой Коре трепета было не занимать… Долорес пришлось улыбнуться. И вдруг она ощутила странное, неведомо откуда взявшееся желание стать именно такой. Темпераментной. Трепетной. Испытывающей возбуждение.
— Ладно, — услышала она собственный голос. — И что же, по твоему мнению, мне следует сделать?..
Они обсудили этот вопрос и решили съездить за покупками в Сан-Франциско. Долорес смотрела на дочь, чувствуя прилив материнского чувства. Господи, как ей повезло, что они с дочерью любят, понимают друг друга и могут посмеяться вместе. Многие ли матери рискнут похвастаться тем же?
Да, брак Долорес сложился не слишком удачно, но она не жалела об этом. Не будь его, не было бы и Коры.
На следующее утро, во вторник, к гостинице подъехал фургончик из цветочного магазина, и посыльный вручил ей огромный букет. Долорес смотрела на цветы с изумлением. Это был самый большой букет, который она когда-нибудь видела. Он был составлен из экзотических тропических цветов и, должно быть, стоил бешеных денег. Женщина вынула лежавшую внутри карточку и прочитала следующее:
«Честное слово, я не хотел пугать вас. Можете быть уверены: полиция разыскивала не меня. Пожалуйста, примите мои извинения.
Долорес поставила цветы в вестибюле, где они прекрасно смотрелись. Не было смысла злиться и выбрасывать их; она честно заслужила этот букет.
В записке говорилось, что полиция гналась не за ним. Конечно, он мог соврать и купить цветы на краденые деньги. Долорес порвала послание и выкинула его. Ей не хотелось, чтобы записку увидела Кора или кто-нибудь другой.
Она не находила себе места от беспокойства. Нужно было непременно узнать, что происходит. Поэтому Долорес набрала номер, оставленный ей полицейскими, и рассказала о вчерашнем телефонном звонке Эдвина Оливера. Сначала ей сделали выговор за то, что она не сообщила об этом немедленно, но потом смягчились и сообщили, что ей не о чем беспокоиться, поскольку мистер Эдвин Оливер — уважаемый член общества, а вовсе не тот человек, за которым они гнались. Однако мистер Оливер сообщил им ценные сведения о человеке, которого действительно разыскивала полиция.
Даже повесив трубку, она не могла успокоиться. Эдвин мог оказаться тертым калачом и направить полицию по ложному следу.
Прекрати немедленно, прикрикнула на себя Долорес. Нельзя было давать волю воображению. Она принялась составлять меню, заставляя себя думать о еде, а не об Эдвине Оливере. Однако думать о нем оказалось трудновато, поскольку не прошло и часа, как он сам появился в гостинице.
Долорес от неожиданности лишилась дара речи. Ее бывший постоялец выглядел просто неотразимо. Щеки и подбородок были чисто выбриты, а волосы коротко подстрижены по последней моде, что не мешало им оставаться пышными и слегка вьющимися. На Оливере были тщательно отутюженные, хорошо сшитые брюки из дорогой ткани и темно-синяя шелковая рубашка с замысловатым орнаментом. Над столом витал легкий аромат одеколона, чистый и мужественный. У Долорес сильно забилось сердце. Такой метаморфозы от Эдвина Оливера она не ожидала.
Ее охватили разноречивые чувства. Тут были страх, изумление и еще что-то, чему она пока не могла найти названия.
— Привет, Долорес, — услышала она его низкий, чуть хрипловатый голос.
— Что вы здесь делаете? — Вопрос прозвучал не слишком любезно.
— Хотел увидеть вас и попросить прощения лично… — Он бросил взгляд на вазу, в которой пламенели роскошные тропические цветы. — Я вижу, букет вам уже доставили.
— Как видите! — хмуро бросила она, борясь с хорошими манерами, которые требовали совсем другого ответа.
Он оперся о край стола, слегка наклонился и непринужденно констатировал:
— Вы сердитесь.
Долорес бросила на Оливера грозный взгляд.
— Очень сердитесь, — поправился Эдвин. — Точнее говоря, просто вне себя от ярости.
— Да! — гневно воскликнула она. — Я не знаю вас, мистер Оливер, но за каким дьяволом вы позвонили и напугали меня? Я не спала всю ночь! Боялась, что вы вернетесь и убьете меня в постели!
Улыбка исчезла с лица Оливера. Он действительно побледнел, или ей только так показалось?
— Мне в самом деле очень жаль, — тоном, полным раскаяния, произнес Эдвин. — А позвонить вам меня заставило чувство юмора и совершенно неуместное желание подразнить вас.
— Подразнить?!
Он кивнул.
— Мне показалось забавным, что вы пустили по моему следу полицию. Было ясно как Божий день, что вы приняли меня за подозрительного типа и…
— Вы и были подозрительным типом! Вернее, внешность у вас была подозрительная…
— Потому что я был грязный и несколько дней не брился?
— Да, именно поэтому.
— А вы не поторопились с выводами?
— Я не собираюсь обсуждать с вами мои впечатления, мистер Оливер, — холодно ответила она.
— Когда я позвонил вам, мне и в голову не пришло, что вы примете это так близко к сердцу. И только когда вы бросили трубку, я понял, что переборщил. До меня тут же дошло, что я совершил серьезную ошибку. Вы ведь плохо меня знаете. Точнее, не знаете вообще…
— И не имею желания узнавать, — оборвала она его.
— Значит, вы не принимаете мои извинения? Я специально приехал за этим, а вы сомневаетесь в моей искренности? — Было видно, что он обиделся.
— Я принимаю ваши извинения, но это отнюдь не значит, что теперь мы должны стать закадычными друзьями, мистер Оливер.
В его глазах заплясали озорные искорки.
— Не значит. Но мысль соблазнительная.
— И думать об этом не смейте! — отрезала она. — А теперь прошу прощения, мне надо идти, меня ждет работа.
Он наклонил голову.
— Конечно.
Долорес посмотрела ему вслед. Нет, что ни говори, чертовски привлекательный тип! Он сел в сверкающую кобальтово-синюю спортивную машину, закрыл дверь, включил двигатель и был таков.
— Скатертью дорога, — угрюмо пробормотала она вслед ему.
— Ма! Ты его видела? — Кора шла по лужайке, прижимая к груди пачку книг.
Наступила вторая половина дня, и Долорес в одиночестве сидела на пристроенной к ее комнате террасе, наслаждаясь заслуженным отдыхом, потягивая чай и готовясь к возвращению на кухню: пора было готовить обед. Стоял чудесный теплый день, и она любовалась деревьями, с которых медленно опадали желтые листья.
— Кого? — спросила она, когда Кора поднялась на террасу.
— Эдвина. Эдвина Оливера.
— Да, видела. Он приезжал утром, но давно уехал.
Кора положила книги на деревянную скамью и плюхнулась в шезлонг.
— Так вот, он вернулся и сказал, что останется на ночь. Мы говорили с ним чуть ли не целый час. Он ужасно милый.
— Кажется, он не делал предварительного заказа, — сказала Долорес, чувствуя, как внутри у нее закипает раздражение.
Кора только беспечно пожала плечами.
— Пусть об этом заботятся другие… Ага, чай. Какой сорт?
— «Липтон», — механически ответила Долорес. — А где он сейчас?
Кора махнула рукой в сторону пруда.
— Где-то там… Я сидела под деревом и занималась. Он подошел, сказал «привет», и мы поговорили, вот и все. Он немножко разбирается в археологии. Его семья владеет какой-то экспортно-импортной компанией. Должно быть, он ужасно богатый, хотя и не сказал этого. Он изъездил весь мир… Да, а еще он вдовец с двумя детьми. Мальчику шестнадцать лет, а девочке четырнадцать.
— Ну что ж, спасибо тебе за информацию, радость моя, — сухо сказала Долорес. — Мне он отрекомендовался старьевщиком.
— Кем?
— Старьевщиком.
Надо было видеть лицо Коры.
— Интересно, что это значит? Придется спросить. — Она поднялась. — Сейчас выпью чаю и пойду назад.
Долорес закрыла глаза. Эдвин Оливер останется в гостинице на ночь. Непонятные чувства охватили ее. Что это было: гнев или возбуждение? Она стиснула зубы и приказала себе успокоиться.
Кора налила чашку чая из большого чайника и села на место.
— Он подстригся и побрился. Жаль. Мне так нравился его разбойничий вид, но могу представить, что тебе больше по душе его нынешний облик.
— Я об этом вообще не думала, — солгала Долорес.
Кора бросила на нее сердитый взгляд.
— Не ври, — сказала она. — Еще как думала! Ты ведь видела его, верно? И ты вовсе не труп. Он дьявольски сексуальный мужчина. Можешь не говорить, что ты этого не заметила!
Конечно, таиться от собственной дочери было глупо. Но не бывает правил без исключений.
— Кора, — начала Долорес, пытаясь сохранить терпение. — Я знаю, о чем ты думаешь. Но поверь, мне вовсе не нужен мужчина.
Кора пытливо поглядела на нее поверх чашки.
— Ma, я знаю, что ты не нуждаешься в том, чтобы тебя содержали или поддерживали материально, но неужели ты не испытываешь вполне естественное желание?..
Долорес покачала головой.
— Нет, Кора, не испытываю, — спокойно сказала она. — У меня уже был один мужчина, твой отец. Этого достаточно.
Кора закусила губу. Ее голубые глаза стали печальными.
— Это папина вина, — сказала она. — Он заставил тебя думать, что все мужчины одинаковы. Но это не так, ма!
Долорес вздохнула.
— Знаю, радость моя. Честное слово. Я не проклинаю весь мужской род из-за того, что мне не повезло с одним из его представителей. Поверь мне, ладно? Просто дело в том, что… Я довольна тем, как складывается моя жизнь.
Она действительно любила свободу и независимость. Ей нравилось ни перед кем не отчитываться за свои поступки и никому не угождать.
Было заметно, что Кора огорчилась.
— Но ты все время одна, ма. Я переживаю за тебя! Понимаешь, я бы хотела, чтобы у тебя кто-то появился. Какой-нибудь хороший человек, который сходил бы по тебе с ума.
Долорес засмеялась.
— Ох, Кора! Ты молода и переносишь свои мечты на меня. Но я вполне довольна тем, что у меня есть.
Кора удивленно смотрела на нее.
— Ма, я не верю этому. Ты живешь так, как будто поставила на себе крест.
— О, ты ошибаешься. У меня множество планов.
— Каких планов? Поехать на Майами и завести там роман с каким-нибудь пенсионером, из которого песок сыплется?
— Кора!
— Ладно, ладно, молчу… — Дочь поднялась и взяла книги. — Чувствую, что мне пора собирать вещички и возвращаться в этот ужасный город… Завтра утром экзамен. Пожелай мне ни пуха ни пера.
— Почему вы здесь? — тихо спросила Долорес, ставя перед Оливером тарелку с закуской.
Эдвин сидел за маленьким столиком в углу, одетый в безупречно сидевшие на нем серые брюки и тонкий свитер, неброский, но явно дорогой.
Он насмешливо посмотрел на нее.
— Потому же, почему и все остальные. Потому что это чудесное место. Я люблю тишину и покой. — Он опустил глаза и посмотрел на суфле из сыра «рокфор», обильно политое винным соусом. — И еда у вас замечательная. Выглядит очень заманчиво.
— Надеюсь, вам понравится, — сказала она, не зная, что еще сказать, и вернулась на кухню, где доваривался суп.
У Долорес было достаточно времени, чтобы оценить происходящее. Эдвин Оливер заставлял ее нервничать, и она ничего не могла с собой поделать. Но почему он доставлял ей беспокойство? — уже который раз спрашивала она себя. Потому что явно не был безразличен к ней, вот почему. Потому что смотрел на нее не просто с любопытством. Потому что специально приехал в гостиницу, чтобы увидеть ее. Она была не столь наивна, чтобы не понимать этого. И потому, что она не отрицала того факта, что на нее с первой встречи подействовали мужские чары Эдвина. С того самого момента, когда этот грязный и небритый тип ввалился в вестибюль ее гостиницы.
Оливер вернул ей те чувства, которые она не испытывала уже целую вечность, заставил ощутить себя вновь женщиной и тем самым напугал ее. Она не знала, что делать с этими чувствами…
— Почему на этот раз вы никого не взяли с собой? — спросила она, ставя перед Оливером тарелку с супом. — Ведь сегодня вы не просто проезжали мимо…
— Вы имеете в виду женщину? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
— Конечно, — ответила Долорес. — Должно быть, списку желающих совершить с вами романтическую вылазку на лоно природы нет конца.
Он усмехнулся.
— Нет конца? С чего вы взяли?
— Не притворяйтесь смущенным.
Этот мужчина был красив, богат, элегантен и обаятелен. Наверняка по нему страдало множество дам.
— В моей жизни нет женщины. По крайней мере такой, с которой я хотел бы совершить «романтическую вылазку на лоно природы».
Их взгляды встретились, и Долорес потупилась, почувствовав странную неловкость.
— Ешьте суп, — сказала она и ушла в кухню.
Она раскладывала по тарелкам итальянскую пасту, не зная, что и думать. Почему в жизни такого человека, как Эдвин Оливер, нет женщины? Может быть, он тиран и деспот? Может, он привык играть с женщинами в ту же игру, в которую однажды сыграли с ней? Притворяется одним, а на самом деле совсем другой? Она хмурилась, нарезая сыр. Оливер представился ей старьевщиком. А сегодня сказал Коре совсем другое.
Этот малый был тот еще гусь. Она не доверяла ему. Возможно, в эту минуту он играет с ней в какую-то новую игру. Увидел одинокую увядающую простушку, у которой нет никакой личной жизни, и решил немного позабавиться с ней. Просто ради любопытства.
Ее взгляд упал на банку с кайенским перцем. Так и подмывало бросить щедрую горсть перца в его пасту. Это отбило бы у блюда всякий вкус и изрядно обожгло бы Оливеру язык.
Тяжело вздохнув, она вернулась в столовую и разнесла тарелки, оставив Эдвина напоследок и ощутив, что чувство неловкости сменяется глухим раздражением против него.
— Вид у вас сердитый и подозрительный, — заявил он, не успела Долорес поставить перед ним тарелку с пастой.
— Зачем вы солгали мне, что работаете старьевщиком? — вполголоса спросила она.
— Я не лгал.
— Дочь сказала мне, что вы владеете какой-то компанией. По крайней мере, так вы сказали ей…
Оливер кивнул.
— Так оно и есть.
— Тогда при чем тут старьевщик?
Он потянулся к креслу.
— Садитесь, я вам все объясню.
Во-первых, у Долорес не было времени выслушивать его, а во-вторых, ее это совершенно не интересовало.
— Я на работе, — резко бросила она в ответ и ушла.
Оливер пытался завязать беседу каждый раз, когда Долорес приносила новое блюдо или разливала вино. Она же предпочитала отмалчиваться, но его это ничуть не смущало.
— У вас очаровательная дочь, — сказал Эдвин, когда она принесла десерт. Долорес инстинктивно напряглась, и он это заметил. Эдвин посмотрел ей в лицо; в его глазах зажегся гневный огонек. — Пожалуйста, не подозревайте меня в грязных помыслах. Мне сорок пять, и я не собираюсь ухлестывать за двадцатилетними студентками!
— Приятно слышать, — буркнула она, тревожась, что посетители за другими столиками услышат, о чем они говорят.
— Она чем-то похожа на мою дочь, — продолжал он. — Лине четырнадцать лет, но она такая же прямая и открытая, как ваша Кора. Мне это нравится.
Это был комплимент. Следовало что-то сказать. Она поблагодарила и спросила, не хочет ли Оливер еще вина.
Долорес разнесла десерт другим постояльцам, а затем совершила еще один круг с кофейником и подносом, на котором стояли рюмки с ликером.
— Что вы делаете после обеда? — спросил Оливер, когда она наливала ему кофе. — Вам ведь не нужно мыть посуду, верно?
— Нет, — честно ответила она. — Собираюсь лечь спать. Я очень устала. — О Боже, что она говорит? — Просто падаю с ног от усталости, — призналась Долорес.
— Ноги отдохнут, если вы посидите в кресле. Давайте вместе выпьем и поговорим. Мне бы хотелось кое-что прояснить.
— Нам нечего выяснять, — отрезала она. — Вы посетитель. Единственное, чего я хочу, это чтобы вы заплатили по счету и оставили меня одну.
— В самом деле? — тихо спросил Эдвин, глядя ей прямо в глаза.
У нее сжалось сердце.
— Да, в самом деле, — холодно ответила она, застыв на месте, как дура, держа в руке кофейник. Почему она не могла сдвинуться с места? Почему не уходила к соседнему столику и не наливала кофе другим постояльцам?
Ее держали в плену темные, гипнотизирующие глаза Эдвина. Невидимые токи, возникшие между ними, были такие сильные, что, казалось, вокруг летали искры. У нее не было сил сдвинуться с места.
— Вот что, — медленно сказал он. — Я хочу вас кое о чем попросить.
— Еще кофе? — негромко спросила она.
— Нет. Уделите мне хотя бы десять минут вашего времени. — Эдвин подарил ей чарующую улыбку. — Пожалуйста. Я хочу вам кое в чем признаться.
— Ладно, — неожиданно услышала Долорес собственный ответ. — Десять минут, не больше. Встретимся в библиотеке.