Так же он, должно быть, выглядел, когда впервые осознал безнадежность своей любви к королеве Артура, Гвиневере.
Сердце Розалин заболело от раскаяния, когда она вспомнила, что была не единственной пострадавшей от этой свадьбы. Однажды Ланселот уже был вынужден стоять в стороне и наблюдать, как женщину, которую он любит, отдают другому. И Розалин даже не могла взять его за руку, чтобы утешить.
Все, что она могла сделать, лишь протянуть свои пальцы поближе к призрачной руке рыцаря, чувствуя не его прикосновение, а его боль и разочарование, его сожаление и любовь, ставшие ее собственными.
Когда ветер сорвал с нее капюшон, разметав пряди волос, Ланселот настоял, чтобы они перешли в место, которое было хоть немного более защищенным. Он увлек ее на укромную скамейку за деревьями, куда едва пробивался лунный свет.
Розалин с трудом различала черты сэра Ланслота, когда тот сел рядом с ней. Но, возможно, это было и к лучшему. Он слишком походил на ее мужа. И сегодня она находила это сходство очень волнующим.
Некоторое время они сидели в тишине, впав в уныние от собственных грустных мыслей и навязчивого шепота моря вдалеке. Наконец сэр Ланселот произнес голосом человека, решившего казаться веселым:
— Итак, вы теперь стали мадам Сент-Леджер.
— Да, — мрачно согласилась Розалин, но попыталась описать свою свадьбу сэру Ланселоту так положительно, как только могла.
— …и это была очень красивая маленькая церковь. В конечном счете, эта свадьба прошла намного лучше, чем моя первая.
— Правда? — казалось, призрак был очень доволен, услышав это.
— О, да. Моя первая свадьба также сопровождалась большой спешкой. Артур был так занят грядущими выборами в парламент, что стал очень рассеян. Он сказал всем своим родственникам явиться не в ту церковь и забыл кольцо, — хотя Розалин и засмеялась от этого воспоминания, она была не в силах сдержать тоскливые нотки, появившиеся в ее голосе. — Я всегда надеялась, что если выйду замуж во второй раз, все будет иначе. Я надеялась…
— Надеялись на что, миледи? — поторопил ее сэр Ланселот, когда она заколебалась, чувствуя себя смущенной и глупой.
— О, на… на солнце и свадебные ленты, подружек невесты и лепестки цветов. На все эти нелепые вещи, о которых мечтают женщины в день их свадьбы. О прекрасной одежде и церкви, полной друзей и родственников.
— Почему ты не сказала мне? — выпалил Ланселот. — Я… я имею в виду, Лансу. Я уверен, он бы дал вам все, что бы вы ни пожелали.
— Я знаю, — вздохнула Розалин. Несмотря на все его недостатки, Ланс был невероятно щедр. — Но это не имело бы значения. Не важно, как прекрасно была бы организована свадьба, она все равно не была бы настоящей и истинной. И так было достаточно плохо, когда Вэл, Мариус и Эффи проявили такую доброту ко мне. Я принимала их пожелания долгого и счастливого супружества, когда на самом деле все это сплошной обман. Я чувствовала себя ужасно виноватой.
— Отчего вы чувствовали себя виноватой, миледи?
Розалин с изумлением посмотрела на находящееся в тени лицо сэра Ланселота, удивляясь, что именно он спрашивает ее об этом.
— Потому что они все считают меня избранной невестой Ланса, считают, что он и я — две половинки какой-то великой истории любви. И вот я здесь, уже предаю его, — Розалин сжала руки под плащом. — Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о мучительных грехах, заставляющих вас скитаться по земле. Осмелюсь сказать, что со мной случится то же самое, когда я умру.
— Моя дражайшая забавная маленькая Розалин! — голос Ланселота задрожал от нежного веселья. — Вы все еще не имеете никакого понятия о грехе, миледи. И вам не из-за чего чувствовать себя виноватой. Оставьте это для вашего мужа. Ланс достаточно хорошо понимал ситуацию, когда женился на вас.
Розалин хотела бы быть такой же уверенной в этом. Она, казалось, не могла перестать вспоминать то, как Ланс вышел из спальни, чувствовать оскорбленную гордость, обманутое желание в его прощальных словах.
«Если когда-нибудь ты захочешь меня по другой причине, ты знаешь, где меня найти».
Розалин внезапно встала, больше не считая скрывающую их темноту такой уж успокаивающей, потому что временами голос сэра Ланселота слишком напоминал голос ее мужа.
Она сделала несколько шагов по дорожке, сэр Ланселот двинулся за ней.
— Миледи, я никогда не хотел, чтобы вы испытывали такие страдания. Я лишь желал вам счастья. Если вы когда-нибудь почувствуете потребность прекратить нашу связь, — Розалин услышала, как он запнулся, произнося эти слова, как будто они давались ему с большим трудом, — если придет день, и вы предпочтете вашего мужа мне, я пойму и…
— Нет, нет! Этого никогда не случится, — поспешно воскликнула девушка. Даже слишком поспешно, осознала она с отвращением. Розалин повернулась лицом к Ланселоту, чтобы заверить его.
— Я люблю вас. Только вас. На веки вечные.
Ее заявление вызвало вымученную улыбку на его губах, но даже в этой темноте девушка видела, что в этой улыбке было больше боли, чем радости.
Розалин почувствовала себя еще более виноватой, чем прежде. Это была полностью ее ошибка, что ее бедный Ланселот почувствовал себя вынужденным предложить такую героическую жертву. Все эти глупые разговоры о грехах и угрызениях совести… На это было потрачено слишком много драгоценных секунд, которые имелись у них, чтобы побыть вместе.
Призвав на помощь свою самую яркую улыбку, она заставила сэра Ланселота говорить о чем-нибудь другом, а не о ее несчастливом браке. Они провели следующую четверть часа, бродя по садовым тропинкам вместе, пока ее благородный рыцарь изливал на нее слова любви и обожания, которые могли покорить любую леди.
Но, возможно, дело было в мрачности ночи, несущихся по небу облаках, беспокойном зове моря… Все это будоражило ее кровь, вызывая в Розалин странное неудовлетворение. Жажду чего-то большего, чем простые слова.
Даже когда она подошла ближе к Ланселоту, ее взгляд устремился к тени старой тюремной темницы, неясно видневшейся вдалеке, к самой высокой ее башне, где в узком окне все еще мерцал одинокий огонек.
Сердце Розалин забилось сильнее. Означало ли это, что Ланс тоже все еще бодрствовал? Возможно, уныло запирая меч Сент-Леджеров в свой сундук? Или шагая из стороны в сторону, также беспокойно, как она, преследуемый слишком многими невысказанными желаниями и неутоленной жаждой?
Розалин задрожала в темноте, пытаясь сосредоточить внимание на своем любимом сэре Ланселоте. Но впервые с тех пор, как благородный призрак появился в ее жизни, ей было трудно удержать свои мысли, уносящиеся прочь от него. К далекой спальне в башне. К слишком часто раздражающему и слишком соблазнительному мужчине, укрывшемуся там. И к тому, какой могла бы быть их первая брачная ночь.
Розалин тихо шла по коридорам Замка Леджер, зажав в руке маленькую деревянную шкатулку. Полы светло-серого платья шелестели вокруг ее лодыжек. Дженни тщательно удалила с одежды своей хозяйки всю черную отделку, заменив ее снежно-белыми кружевами.
«Больше не вдова, но все еще и не жена в полной мере», — мрачно подумала Розалин. Пытаясь найти дорогу в старую часть замка, она ощущала себя незваной гостьей в этом поместье.
Девушка полагала, что двигается в правильном направлении, поскольку деревянные балки и каменная кладка в этом проходе казались намного более древними, чем остальной дом. Тонкие лучи послеполуденного солнца, пробивающиеся сквозь узкие окна, освещали ее путь, и Разалин осторожно ступала по неровному полу, крепко прижимая к себе шкатулку.
В ней находилось кое-что из вещей Ланса, забытых лакеем, который забрал остальные принадлежности Сент-Леджера из спальни. Розалин все утро внимательно прислушивалась, пытаясь уловить звук голоса мужа. Но когда тот не появился даже за завтраком, она сложила его вещи, решив, что сама передаст их ему.
Возможно, она разыскивала мужа просто потому, что не могла сосредоточиться ни на каком занятии, даже на чтении обожаемых ею книг об Артуре. Но Розалин полагала, что это естественные последствия той нелегкой ночи, которую она провела.
Девушка недолго оставалась в саду с сэром Ланселотом, потому что ее благородный рыцарь настоял, чтобы его возлюбленная вернулась в дом, прежде чем замерзнет до смерти от ночной сырости. К своему большому неудовольствию, она вынуждена была смиренно подчиниться.
Когда-то Розалин считала, что готова умереть ради любви, но когда мечты стали реальностью, оказалось, что она даже не хочет подвергать себя риску схватить простуду.
Розалин поморщилась, зная, что это не так. Настоящей причиной того, что она согласилась уйти, оказались ее своенравные мысли, которые то и дело возвращались к Лансу. Он начал занимать слишком много места в ее голове, подобно волнующей головоломке, требующей решения. Порой он, казалось, был просто пустым повесой, не думающим ни о чем, кроме собственного удовольствия.
Но иногда Розалин замечала намек на какое-то более глубокое чувство в темных глазах Ланса, на то, что скрывалось за его насмешливыми, чарующими улыбками. Едва уловимый образ мужчины, которым он мог бы быть: нежным и сострадательным, даже заботливым, если захочет. Или же она просто начинала наделять мужа чертами своего любимого сэра Ланселота, потому что так отчаянно хотела, чтобы он был им?
Чем дольше Розалин шла по узкому коридору, тем больше понимала, какой глупой была. Она даже не была уверена, что найдет Ланса. А если и найдет, он, вероятно, не очень обрадуется, увидев женщину, которая отвергла его меч и не захотела разделить с ним брачное ложе.
Ее шаги замедлились, а мужество почти испарилось, когда она приблизилась к внушающей опасения двери, преградившей ее путь. Старинную дверь из прочного английского дуба, несущего на себе отпечаток времени, окружала каменная арка, украшенная какими-то геральдическими символами.
Охваченная дрожью восхищения, Розалин посмотрела вверх. Фреска над дверью изображала свирепого дракона, вытянувшего когтистые лапы. Расправив алые крылья, мистический зверь с золотыми глазами наблюдал за Розалин, как свирепый страж у входа в какое-то волшебное королевство.
Фреску украшала надпись на латыни, которую Розалин не смогла перевести. Предупреждение держаться подальше? Или слова, зовущие в какое-то удивительное и неожиданное приключение?
Девушку охватило странное чувство, что если она не откроет эту дверь, то никогда не узнает этого. Розалин заколебалась на секунду, прежде чем взялась за железную ручку и повернула ее.
Тяжелая на вид дверь поддалась достаточно легко, и девушка вошла. Солнечные свет, струящийся сквозь арочные окна, рассеивался на тонкие лучи, которые придавали старинной зале ауру волшебства, окутывали ее дымкой давно ушедших лет.
Высокие стены из грубого камня, окружавшие Розалин, были украшены выцветшими гобеленами, как будто вытканными из сотен легенд и сказок о минувших временах: историях о храбрых рыцарях и их оруженосцах, прекрасных дамах и трубадурах, отважных королях и шутах.