- Непоправимого увечья как будто нет.
Она села, потянувшись к ночному столику, зажгла свечу и повернулась к Робину.
К своему ужасу, она увидела, что матрас под ним ходит ходуном - так его трясло. Желая успокоить, она обняла его обеими руками.
В ответ он сжал ее с таким отчаянием, что у нее хрустнули ребра. Макси прижала его голову к груди, словно это был испуганный ребенок. Она подумала, что, возможно, он во время своих странствий подхватил малярию, и она спросила:
- Отчего вас так трясет? Лихорадка?
- Нет, - ответил он голосом, в котором, как он ни сдерживался, прорывалась дрожь. - Это был просто кошмар.
Макси погладила его по голове.
- "Просто кошмар"? Такого не бывает. Ирокезы считают, что сны и кошмары идут из глубины человеческой души. Что тревожит вашу душу?
Последовала такая долгая пауза, что Макси уже отчаялась получить ответ, но потом Робин едва слышно сказал:
- То же, что и всегда: предательство, кровь, убийство людей, которые при иных обстоятельствах Могли бы стать моими друзьями.
В голосе Робина слышалось холодное отчаяние. Макси вспомнила фермера, который сердился, когда обнаружил их у себя в сарае. Робин со знанием дела говорил с ним о войне, хотя ни разу не сказал, что служил в армии. Но Макси вдруг вспомнила, что он этого и не отрицал.
- Вы действительно служили в армии? - спросила она.
- Нет, солдатом я никогда не был. Ратный труд гораздо чище, - с горьким юмором ответил Робин.
- Кем же вы тогда были?
- Я был шпионом. - Робин откинулся на подушку и трясущимися руками вытер пот со лба. - Целых двенадцать лет. Мне было всего двадцать, когда я начал. Я лгал, воровал, иногда выступал в качестве наемного убийцы. И это у меня очень хорошо получалось.
Его признание потрясло Макси, но не удивило. Оно было неожиданным, но все объясняло.
- Тогда мне многое становится понятным. А я-то думала, что вы обыкновенный вор или мошенник.
- Я бы предпочел быть обыкновенным вором. Я принес бы гораздо меньше вреда.
Перед мысленным взором Робина возникли искаженные лица тех, кого ом знал, и безликие толпы неизвестных ему людей, которые погибли в результате его донесений. Он задрожал еще сильнее. "Как было бы хорошо, - подумал он, - если бы эта дрожь разнесла меня на куски".
Это был самый тяжелый приступ из всех, что он перенес. Ему было неприятно, что Макси видит его в таком жалком состоянии, но он все равно цеплялся за нее, как за спасательный канат, который, может быть, вытащит его из беснующихся волн душевного шторма.
Но тут Макси заговорила снова:
- Вором движет только корысть. Я не верю, что вы стали шпионом из корыстных соображений.
- Нет, конечно. Шпионством не разбогатеешь. Я согласился этим заняться, потому что считал, что борьба с Наполеоном - правое дело, и что этим я принесу пользу своей стране. Но с течением времени кровь, которой я обагрял руки, ложилась все более тяжким бременем на мою совесть...
Макси подняла голову, и ее шелковистые волосы коснулись его щеки. От них исходил горьковато-сладкий запах лаванды.
- Расскажите мне, как это началось. Не изучали же вы шпионское дело в Оксфорде!
- Вообще-то я учился в Кембридже. - Робин слегка усмехнулся при мысли, что Макси точно определила, какое он получил образование. - Когда я окончил второй курс, в Европе впервые за десять лет заключили перемирие. Я решил съездить на каникулы во Францию. Там я скоро понял, что военные действия вот-вот возобновятся. Случайно я узнал нечто такое, что должно было заинтересовать министерство иностранных дел, и я послал сообщение моему троюродному брату, который там служил. Люсьен немедленно приехал в Париж, чтобы со мной поговорить. Мои сведения оказались очень важными, и он предложил мне остаться во Франции, когда окончится перемирие. Кроме того, что я по природе склонен к авантюризму, моя мать была шотландкой, и это давало мне доступ в шотландскую колонию, которая обосновалась в Париже после поражения восстания в тысяча семьсот сорок пятом году. Они презирали Наполеона и, охотно мне помогали.
Робин по-мальчишески преклонялся перед троюродным братом, который был старше его, и похвала Люсьена много для него значила. Его редко хвалили. Так что ему не составило труда убедить себя, что предложение Люсьена даст ему возможность делать опасное и полезное для Англии дело.
- Поначалу это было похоже на игру. Я был слишком молод и беззаботен, чтобы понять, что.., что по кусочкам продаю свою душу. - Робин почувствовал, что на него опять накатывается волна ужаса и ему становится трудно дышать. - К тому времени, когда я понял, что с собой делаю, от моей души уже ничего не осталось.
- Интересная метафора, - тихо сказала Макси, - но она не соответствует действительности. Может быть, вы и забыли путь к своей душе, но душу нельзя потерять, продать или подарить.
Робин мрачно усмехнулся.
- Вы в этом уверены?
- Убеждена. - Макси взяла его за руку, и ужас немного отступил. - Если бы у вас не было души, вы не испытывали бы таких душевных страданий, такого чувства вины. Насколько мне известно, закоренелые негодяи спокойно спят по ночам.
- В таком случае я святой, - устало проговорил Робин.
- Вы как-то сказали, что Мэгги была вашей сообщницей. Тогда я вас не поняла. Она что, тоже занималась шпионажем?
- Да. Ее отца растерзала толпа французов. Я помог ей спастись. В Англию ей возвращаться не было смысла, и мы стали партнерами. Я много путешествовал по Европе, но дом был там, где была Мэгги. Чаще всего в Париже.
- Соратники и любовники, - тихо сказала Макси. - Все, очевидно, держалось на ней. Когда она от вас ушла, вы почувствовали, что больше не можете Робин кивнул.
- Да, пока мы были вместе, я справлялся со своими демонами. После ее ухода они начали меня одолевать. Как вы об этом догадались?
- Женская интуиция, - сухо отозвалась Макси. - Надо полагать, что вы нанимались дворецким или лакеем для того, чтобы собирать нужные сведения?
- Совершенно верно. Слуг обычно не замечают. Лакей или конюх знает обо всем, что происходит в доме.
Макси натянула на них обоих одеяло. Робин этому обрадовался - только сейчас он почувствовал, что страшно озяб. Но тепло шло не столько от одеяла, сколько от Макси. И не только тепло, а нежность и здравомыслие. Прикосновение ее мягкой груди, едва прикрытой тонкой рубашкой, ласковое поглаживание ее рук - все действовало на него успокаивающе.
- До меня только сейчас дошло, что большинство невероятных историй, которые вы мне рассказывали, вовсе не были выдумками. Вы действительно сидели в тюрьме в Константинополе и спаслись оттуда вместе с китайским моряком?
- Святая истина, - с еле заметной улыбкой ответил Робин. - Ли Кван научил меня замечательным приемам рукопашного боя, которые неоднократно спасали мне жизнь. Совместными усилиями мы сумели сбежать из этого проклятого места.
- А то, что вы рассказывали про отступление Наполеона из Москвы?
Робин словно подавился и опять стал трястись, как будто на него дохнул морозный зимний ветер. Макси крепче обняла его.
- Я могу понять, почему эти воспоминания причиняют вам такую боль. Но ведь ваш труд наверняка помог Англии, может быть, даже способствовал спасению многих жизней - хотя бы тем, что привел войну к быстрейшему завершению.
- Может быть, но в общем-то ничего особенного я не совершил. Пиком моей сомнительной карьеры было открытие, что Наполеон собирается напасть на Россию. А сделал я это нехитрое умозаключение на основании того, что обнаружил у него в библиотеке множество книг по географии России.
Макси беззвучно присвистнула.
- Умозаключение это, может быть, и нехитрое, но как вы попали в библиотеку императора?
- Лучше вам этого не знать.