137022.fb2
– Ну, что нового? – спросил меня дядя самым сердечным тоном. Он полюбил меня в десять раз сильнее после того, как я чуть было снова если не запятнал, то по крайней мере почти скомпрометировал свою фамилию.
– Что нового? Да вот, я собираюсь жениться.
– Невозможно! Ты знаком с женщиной?
– Естественно, – ответил я, обидевшись.
– Ты ее любишь?
– Естественно.
Я скрывал от него истинный замысел; этот брак нужен для того, чтобы освободить Одиль, но он не свяжет нас никакими другими обязательствами: я нашел способ оказать ей услугу и доказать свою дружбу, только свою дружбу, ничего, кроме дружбы. Это решение показалось мне необыкновенно благородным и столь удачным, что я даже не смутился от того, что потратил на его поиски столько времени.
– И как же зовут твою невесту? – спросил дядя.
– Мадемуазель Кларьон.
– Из хорошей семьи?
– Из отличной.
Он поморщился: тут уж не до шуток, раз я нашел хорошую партию. Я приблизительно описал жизнь Одиль. Ему это понравилось больше.
– Вижу, вижу, вы подойдете друг другу, потому что походите друг на друга.
– Если тебе так нравится выражаться. Я поеду за ней туда.
– И похитишь ее.
– А после мы поженимся.
– Ее семья будет против.
– Обойдемся без семьи.
– Ты думаешь, это возможно?
Я ничего не знал об этом. Тогда он объяснил мне, что такое брак и какие формальности должны быть соблюдены. Мне особенно понравилось тройное оглашение, а моему дяде еще больше, он уже заранее радовался, представляя выражение лиц моих родственников.
– Хорошо, вот ты женился (какой методичный ум!), как вы будете жить?
Здесь-то я его и поджидал.
– Ты нам поможешь, – ответил я. Он засмеялся.
– Ты так думаешь?
– Конечно. Тебе нужно только удвоить сумму, которую ты мне обычно даешь.
– Не будь таким скромным.
– И потом, я буду работать, например, буду давать уроки.
– Я тебя не узнаю. Это любовь тебя так преобразила?
Я предпочел не отвечать на такой глупый вопрос.
Мой дядя был очаровательным человеком и готовым на все, лишь бы сыграть хорошую шутку с моей семьей. Я вышел от него с тысячефранковыми банкнотами в кармане. Я счел себя великим пройдохой, а также подумал о том, что можно прекрасно себя чувствовать на декабрьском холоде, даже когда на тебе всего лишь жалкое пальтецо с обтрепанными рукавами и замусоленным воротником. Я подумал: а не подарить ли себе хорошее пальто, ведь у меня несколько тысяч франков, но с возмущением отверг мысль о таком глупом растранжиривании денег, предназначенных для других целей. Тем не менее мне нужно было посмотреть расписание поездов.
Несмотря на обтрепанные рукава и замусоленный воротник, я зашел в шикарный бар и, подражая Сакселю, заказал порто-флип. В расписании нашелся поезд в двадцать два сорок восемь – поезд Одиль. Пораньше никакого другого не было, а даже если бы и был, я успел бы только на этот. Двадцать два сорок восемь; итак, я проведу одну двадцатую этого дня в поезде. Довольный этим замечанием, я проглотил свой портвейн с желтком и на такси доехал до гостиницы.
Я собрал чемодан и спустился вниз.
– Вы уезжаете, месье Трави? – спросила хозяйка.
– Только на два или три дня.
– Комнату сохранить за вами?
– Я там оставил все свои вещи, мадам.
Я чувствовал, что мне по плечу ответить хозяйкам всех гостиниц мира, даже любезным. Такси довезло меня до Лионского вокзала; я сдал чемодан в камеру хранения. Теперь в запасе было еще около четырех часов. Конечно, я не пойду на площадь Республики: нет настроения. Позвонил Венсану: его не было дома. Тогда я поужинал, потом терпеливо ждал, но когда подошел поезд, я не утратил ни капли от моей радости и спал так хорошо, что проехал остановку, на которой должен был выходить. Мне пришлось очень долго дожидаться, пока мы повернем назад. Что-то похожее на автобус довезло меня до цели. Это местечко с большой натяжкой можно было назвать маленьким городком. У меня не было никакой причины приезжать в этот маленький город в такой холодный декабрь. Первый встречный сказал бы мне об этом, если б я его спросил. Я решил оставить чемодан в гостинице. Мое появление вызвало там интерес, но я не заготовил никакого ответа. Поскольку я молчал, этот интерес усилился, и меня определенно расценили как подозрительную личность. Мне же все это было безразлично; я не спеша пообедал. Потом вышел на улицу. Отойдя немного от гостиницы, спросил дорогу. Семья Кларьон владела на выезде из городка большим домом самой обыкновенной постройки с большим садом, дом окружали высокие стены. Находился он на тракте. Я остановился перед воротами, в саду завыла собака. Проходившие мимо местные жители придирчиво осматривали меня. Я отошел от ворот. Пошел по тропинке, которая вела вдоль одной из стен, правда, не менее высокой, чем другие; тропинка же кончилась тупиком. Я пошел обратно и очутился на тракте нос к носу с любопытными аборигенами. Тогда все мне показалось необычайно сложным, может быть, даже выше моих возможностей. Я хотел, чтобы все шло легко и без всяких романтических деталей, но как это сделать? Я упал духом.
Недалеко отсюда, на противоположной стороне дороги, росло несколько деревьев на краю поля. Я пошел и сел под ними, укрываясь от ветра и не отводя глаз от калитки, надеясь на то, что, может быть, она выйдет, – пустая надежда и безосновательный оптимизм. Я просидел там около часа, безразличный к любопытству местных, с замерзшими ногами и окоченевшими руками. Подул очень колючий ветер, я упорно вел наблюдение, но уже начал чихать. Наверное, чихая в очередной раз, я поднял глаза и заметил там, между двух деревьев, как кто-то закрывал окно. Теперь я был уверен, что она сейчас выйдет; я встал и спустился со склона.
– Холодновато сегодня гулять, – сказал проходивший мимо крестьянин.
– Не думаю, – бодро ответил я и зашагал в сторону деревни.
Пройдя метров двести—триста и чихнув раз двенадцать, я решил, что пора вернуться назад. И действительно, я увидел Одиль, она шла в мою сторону. Я не стал ускорять шаг и подумал, следует ли мне заговорить с ней здесь, на этой дороге, около этого дома. Но когда я поравнялся с ней, она протянула мне руку.
– Ролан! Что вы здесь делаете? – воскликнула она, очень обрадовавшись.
Я не понимал, почему она смутилась.
– Приехал повидать вас, – ответил я серьезным тоном.
Она сразу же перестала смеяться и взяла меня за руку.
– Вы думали обо мне?
– Конечно, – ответил я.
Мы стояли посреди дороги, и я чувствовал, что ветер продул мне все уши. Я трижды сильно чихнул. Проезжавшая мимо машина заставила нас сойти на обочину.
– Бедняга, – сказала Одиль, – вы схватили солидный насморк. Что вам взбрело в голову торчать тут?