— А почему не на коврике в прихожей? — подивилась Машка. — Это не твой дом, Юр, твой у мамы.
— Маша! — осознав, что она всерьез собралась его выставить, прибег к разъяснениям Юрий. — Тебя не было полгода, и то, что ты застала здесь девушку, неудивительно, я все это только что объяснял. Ты сама виновата, надо было предупредить о приезде! Я понимаю, как тебе это неприятно, к тому же ты устала после длительного перелета и не совсем адекватна. Обещаю, что больше таких инцидентов никогда не произойдет и я ничем не оскорблю твоей нравственности и чувств жены!
— Со своей нравственностью и чувствами, обещаю тебе, я как-нибудь разберусь сама. А тебе пора.
В самый подходящий момент раздался дверной звонок.
— Кто это? — резко спросил Юрик, не удовлетворенный прерыванием своей речи.
— Это Саша, сосед, я попросила его зайти, помочь тебе перенести в машину вещи.
— Ты втянула в семейный конфликт постороннего человека?! — возроптала чиновничья душа.
— Ну какой же он посторонний? — подивилась Машка, вставая. — Он сосед, а соседи — это почти родственники. Посторонний здесь ты, Юра.
И пошла открывать. Она продумала и это, зная, что не расхлебается до утра, точно в омут затягиваемая Юриными обвинительно-поучительными монологами. При зрителях он выяснять отношения не станет.
— Сейчас, Саш!! — крикнула она в дверь и повернулась к Юре: — Завтра я не могу, занята, а послезавтра подам на развод. — Она взяла с тумбочки в прихожей ключи от машины, положенные Юрой на привычное место. — Привет, Саш! — радостно поздоровалась с соседом. — Я пойду подгоню машину к подъезду и открою багажник, а вы несите вещи.
— В один заход не получится, — оглядев чемоданы и пакеты, констатировал Саша. — Привет, Юр! — поздоровался с выходящим из кухни Юрой. Барин поморщился, он терпеть не мог панибратства от людей ниже его по социальному статусу.
Машка активно руководила загрузкой барахла в джип, когда перенесли последние пакеты, кинула ключи Юрику.
— Маша, подожди! — потребовал он, поймав ключи.
— Все, пока! — махнула она рукой и зашла в подъезд.
Убрала все на кухне, приняла душ и со счастливой улыбкой рухнула на постель.
Так и проспала всю ночь — улыбаясь.
Само собой, отделаться от Юры, просто выставив его за дверь, не удалось.
Кто же добровольно откажется от раба? Раб — это дорогостоящая собственность, которая не имеет права на недовольство и проявления чувств. Вон стол, например, или стул, или кухонный комбайн не возмущаются же, что они чья-то собственность!
И она права не имеет! Да еще так оскорбив его!
Всякая «феминистская ересь» и попытка бунта должны быть истреблены в зародыше!
Немедленно и беспощадно!
И вполне вероятно, что попытка истребить немедленно и беспощадно увенчалась бы успехом, если бы Машка бунтовала. Но это не был бунт.
Не-а!
Просто в один прекрасный день Мария Владимировна проснулась под добрым калифорнийским солнышком и вернулась к самой себе.
Пять лет была одинокой, брошенной всеми девочкой, упакованной в оболочку Марии Владимировны Ковальской, а от длительной транспортировки на другой континент и предшествующей ей пятилетней «кантовки» упаковка лопнула, и из образовавшейся щели стало выскакивать содержимое, оказавшееся мыльными пузырями, а не пудовыми гирями, как ей все время казалось.
Пузыри полетели ввысь, весело лопаясь в полете, упаковка сдулась, распалась за ненадобностью, и из ее остатков вышла настоящая Машка.
И подивилась — как хорошо-то!
А это кто? Что эти незнакомые, неприятные люди делают в ее квартире, в мыслях, почему закрепились в жизни синим штампом в паспорте, определяющим семейное положение?
Конечно, — а как же! — он позвонил на следующее утро, успев опомниться, придумать нужные слова, манеру и тон разговора и достойное наказание.
— Надеюсь, ты выспалась и пришла в себя!
Без ненужных приветствий, .недовольным, грозным тоном прокурора, только что подписавшим ордер на ее арест.
— Да, спасибо, — ответствовала Машка и с удовольствием потянулась всем телом на кровати.
Юру насторожил тон жены, не убоявшейся ни ордера, ни ареста, ни самого прокурора.
— В обед, в два часа, встретимся в нашем ресторане. Поговорим! — распорядился прокурор.
— О чем? — поинтересовалась вышедшая изпод контроля Машка.
«Сейчас скажет: «О твоем вчерашнем поведении!» — как школьная директриса притащенному за ухо к ней в кабинет набедокурившему ученику».
Ученику положено было проникнуться ужасом масштаба сотворенного им деяния, трепетать до дрожи в ожидании неминуемого сурового наказания и вызова родителей в школу.
Но видимо, такой сценарий укорота Машки-ной свободы не разрабатывался, и Юрик остался приверженцем прокурорской линии поведения.
— В два. В ресторане! — прогремел приказом и бросил трубку.
Ну, он может быть в два в ресторане или в восемь в Папуа — Новой Гвинее, а у Марии Владимировны есть свои насущные дела.
Когда она попивала кофе в кабинете своего академического начальства, рассказывая веселые истории из американской жизни, предварительно оговорив и решив все деловые, отчетно-бумажные и рабочие вопросы, «нетерпеливый муж» напомнил о себе звонком сотового телефона.
Извинившись перед академическим начальником, Машка нажала на мобильнике, разливающемся требовательными перезвонами, кнопочку с изображением зелененькой трубочки.
—Да.
— Ты опаздываешь, на полчаса! — огласил начало приговора заделавшийся на сегодня прокурором Юра.
— Я? — необычайно подивилась Машка. — Куда?
— В ресторан!! — громыхнул грозный муж.
Он никогда не позволял себе повышать голос — зачем? Интонаций недовольства и их вариаций в голосе вполне хватало для управления женой.
— А я должна быть в ресторане? — продолжала удивляться Машка, быстро зыркнув на академика Янсона.
Он смотрел на нее и внимательно слушал.